Коршунова И.А.

Рассказ, присланный автором в ЛЭМБ. Размещено на сайте ЛЭМБ www.hydrola.ru

Ирина Анатольевна Коршунова, выпускник лаборатории гидробиологии, руководитель экспедиций, педагог Лаборатории. В настоящее время научный сотрудник Institute of Molecular Pathology (Копенгаген).

Вступление. Есть ли закономерность в случайностях или дорога к Белому морю.

Когда я училась в седьмом классе моя мама, очень сильно переживавшая мою "асоциальность", решила, что нефиг мне сидеть дома, книжки читать, пора бы и с людьми начать общаться. Поскольку было очевидно, что биология мне очень нравится, решение поместить меня в окружение юных натуралистов пришло само собой. И на ноябрьских каникулах мамин сотрудник (не знаю его имени, а надо бы... - случайные лица иногда играют решающую роль в немаловажных событиях) повел нас во Дворец Пионеров им. Жданова. Вел он нас в кружок ботаники, где когда-то занимался сам. На тот момент я пребывала в непоколебимом убеждении, что во Дворце занимаются Боги, какие-то особые дети и что, мол, простым смертным, вроде меня, туда дорога заказана. Так или иначе, но по приходу в кружок ботаники мне подробно описали, что такое Дворец вообще и отдел биологии в частности, назначив встречу на ближайшее занятие через пару дней. На занятие-то я пришла, но преподавательнице явно было не до меня: "У нас сейчас открытый урок, а ты, девочка, зайди вооон в тот кабинет - там Клуб биологов - м.б. тебе там понравится". Зашла, но, как выяснилось, не вышла возрастом, и мне предложили пойти в кружок гидробиологии. Услышав такое мудреное слово, я мрачно (в душе уже поставив крест на всем Дворце пионеров) уточнила, мол, че это такое? "Ну, там рыбки аквариумные, водоросли всякие, водные животные и все такое". Водоросли были смутно знакомы из курса ботаники, о рыбках много читано. Ну, что ж, почему бы и нет? Благо это было в соседнем кабинете. И там уже шло занятие... на которое меня не взяли, а попросили подождать в библиотеке еще часик - до старшей группы. Откуда у меня (барышни, мягко говоря, робкой, необщительной и домашней) было такое упорство - мне удивительно до сих пор.

Я подождала. Ха!!! О чем никогда потом не жалела!!! И до сих пор считаю это самой удачной случайностью в моей жизни!!!

            Так я попала в кружок Гидробиологии, руководителем которого была Наталья Михайловна Наумова. И, как принято писать в биографических опусах, это стало переломным моментом моей жизни. С Дворца у меня началось Белое море - а это очень собирательное понятие - не только удивительно красивое море, это, прежде всего, друзья, замечательные Учителя, экспедиции, это стиль жизни, отношение к людям и работе, это первые Ученики, это 15 лет "беломорской" жизни. Моя нынешняя профессия никак не связана с морем, уже несколько лет, как я не езжу в наши дворцовские экспедиции и не знаю, когда мне удастся там побывать снова, но при упоминании о Белом море что-то удивительно нежное заползает внутрь и греет, тешит и... слегка грустит там.

Лувеньга. 1985 год.

Лувеньга - мне очень нравится сочетание звуков в этом слове - оно мягкое и мелодичное... Вообще же, когда мы впервые приехали в Лувеньгу, это был мощный процветающий поселок городского типа на берегу Белого моря. И процветал он благодаря... коровам. Да-да, как ни странно это звучит для заполярья. Коровий корм привозили из Молдавии. Был 1985 год. Мы же начали обживание лесничъего кордона - рыбацкая изба, перевезенная сюда целиком откуда-то издалека, нуждалась в серъезной доработке, сам кордон был лыс как коленка, но - как важен эффект первого впечатления - мы приехали туда в самый что ни на есть сизигийный прилив. Море плескалось под самыми окнами нашей избы, солнышко бликовало от моря на стены и окна, яркая зелень, снежные плешки на ближайших сопках, крик чаек и верещание куликов-сорок - вот он мой беломорский импритинг. Если и бывает любовь с первого взгляда, то это была она.

            Руководители - Наталья Михайловна Наумова и Нина Яковлевна Машарская - быстро сообразили что к чему, и началась строительно-облагораживающая деятельность. Впрочем, с этого начинается любая экспедиция, только в тот год было сложнее тем, что изба действительно была с нуля. Домик лесника, находящийся по соседству, был обитаем - там жили студентка кафедры орнитологии Ленинградского университета Катя Розова, орнитолог из заповедника Александр Сергеевич Корякин и лесник со своими свиньями (коих - свиней - мы впоследствии не раз отлавливали на литорали, чтобы возвернуть на положенное им свиноместо).

            Ближе к вечеру орнитологи пришли с просьбой - выдать им в помощь две человеко-души. Я вызвалась в самых первых рядах (чего уж греха таить - к гидробиологии я особой любви не питала). На следующий день мы с Ленкой Безкаравайной явились, как было велено, к отходящему катеру... Надо было видеть лицо Корякина... По всей видимости, он рассчитывал увидеть пару крепких молодцов (коих в экспедиции было в избытке), перед ним же стояли две барышни-семикалссницы - одна субтильнее другой. Позже он изменил мнение о нас - то ли смирился со своей тяжкой судьбой, то ли мы такие хорошие оказались, но момент знакомства ничего светлого нам не предвещал. Впрочем, все это оказалось ерундой, ибо через десять минут, плотно утрамбовавшись в "Прогрессе", мы шли в сторону островов. И это было здорово. Благодаря нашим орнитологам, мы увидели очень много разных островов, избороздили район Лувеньгских шхер вдоль и поперек, пару раз нас брали на длительные обходы (остров Олений, Власов Бережной; маршбросок вдоль берега от Кандалакши до Лувеньги). Мы искали гагачьи, чаячьи и прочие другие гнезда, ловили чаяьих птенцов, доросших до размера бройлерных цыплят, но так еще и не научившихся летать, помогали кольцевать всякую морскую птичность, вобщем, это было здорово. В глубине души я от души сочувствовала своим соэкспедиционникам, которые днями копались на литорали, выискивая там всяких червей и прочих гадов. Были, конечно, и свои птичьи "радости", когда крачки, защищая своих чад, кричали прямо в ухо и воинственно нападали, норовя куда-нибудь клюнуть, обкакивающие свои гнезда гаги, гадящие птенцы, выбалтывание брошенных и уже тухлых яиц, сбор гагачьего пуха - впрочем, все это не шло ни в какое сравнение с первичной очисткой этого самого собранного пуха. Когда вся экспедиция в течение нескольких дней проводила на полянке по уши в пуху, отделяя от оного еловые иголки, жухлую листву, яичные скорлупки и прочие не пушистые ингредиенты... Для полноты представления об этом "удовольствии" не могу не упомянуть, что птичьи гнезда всегда полны паразитов. Нельзя сказать, что эти дни были моим звездным часом, ибо соэкспедиционники, покорно разбирая пух, отзывались о птицах и иже с этими птицами связанным весьма нелестно. Тем не менее, позже, поступая в Университет, я даже всерьез подумывала о том, чтобы стать орнитологом.

1986 год

В 86-ом году мы ездили в Лувеньгу на весенние (в марте) и летние (в июле) каникулы. С нами впервые поехал ДШ - Дмитрий Шлемович Дворжинский. Какой это был преподавательский альянс - Наталья Михайловна и ДШ!!! Мне даже не представить более гармоничного сочетания преподавателей. Я бы сложила им песню. Мы действительно были влюблены в наших преподавателей - нет, не безоглядно, конечно - как и все дети - мы были злы, а, как дети неглупые, мы были еще и ироничны. Больше доставалось Шлемовичу - он отвечал нам тем же - мягко, интеллигентно, но с перцем. Классическое шлемовское послеобеденно-ленивое под гитару:

            Шура дует в саксофо-о-он, Ну, разве не дурак ли он - ...

(Шурик обиженно смотрит на ДШ, копя слова возмущения, чтобы немедля выплеснуть). ДШ выдержав нужную паузу (должный эффект достигнут), заканчивает:

 - саксофон?"

            Если Шлемовича мы считали за своего - веселого интересного, но способного на всякие глупости парня, то Наталья Михайловна являлась неприкасаемым авторитетом - воплощением мудрости. Они были такие разные, но оба такие удивительно яркие и интеллигентные. Их отношение к нам, как к равным, мы чувствовали и ценили; ценили вдвойне - слишком силен был контраст со школьными учителями. Вообще, они здорово друг друга дополняли и здорово друг друга поддерживали. Я лично оценила этот дар много позже, когда сама стала преподавателем.

            В том же 86-м году часть времени мы провели на острове Телячий - в палатках, с костром вместо печки и разбиранием проб под открытым небом. Было непривычно, но весело.

Выпускниками этого года были Аннушка Стром, Надя Карпова, Андрей Воронков, Борька Степанов и Андрей Фоминых.

1987 год

Экспедиция 87-го года была для нас последней: мы - Машка Костикова, Надя Кузнецова, Танька Гаранина и я - четыре девицы с весьма разными характерами, но за три года успевшими крепко подружиться. В последнюю прощальную белую ночь ДШ устроил нам торжественный круиз вокруг Телячьего со встречанием солнца. Тогда же мы вчетвером зафиксировали наш общий плач в бортжурнале - получилось трогательно и красиво, аж на целых четыре страницы.

            Впрочем, не все было безнадежно. Опыт выпускников прошлого года - Борьки Степанова и Каштана показал, что экспедиция ждет своих птенчиков в любое время и встречает с распростертыми объятиями. Когда эти двое явились на острове Телячий, таща за собой резиновую лодку, восторгам не было конца. Не знаю, что подумало на тот момент наше начальство, но сейчас, спустя немалое время, я бы назвала их безбашенными людьми - по заливу, на резиновой лодке, два здоровых мужика с рюкзаками... Им очень повезло.

Каштан теперь заправляет бизнесом - серьезный такой, солидный стал. А Борька в свободное время ездит на "Ниве" по пересеченной местности, иногда вместе с Гараниной, которая стала его женой и родила ему двоих детей (Генку - шумного и скандального... всего в мамашу и Ксюшку - любимицу семьи). Танька закончила кафедру геоботаники, теперь работает медсестрой, а в качестве хобби выводит новые сорта гладиолусов (какая-никая, а ботаника), Машка Костикова после химфака и защиты дисертации родила двоих мальчишек и сейчас работает по специальности, к тому же читает лекции геологам. Кузнецова, как и мечтала, стала частным практикующим (вполне успешно) врачом. Ну, а я занимаюсь клеточной и молекулярной биологией (что мне весьма и весьма нравится).

1988 год

1988 год для экспедиции был нелегким. Наталья Михайловна по здоровью ехать в экспедицию не могла. Вместо нее поехала Галина Ростиславовна Балашова - бывшая одноклассница ДШ с кратковременным биологическим прошлым (она когда-то работала лаборантом на кафедре у Полянского). Я тоже умудрилась поехать вместе с ними - на дневное отделение биофака мне путь был заказан (не берут туда сильно рукоблизких, зато на вечерний берут не только слепых, но и глухих, немых и даже хромых), до поступления на вечернее отделение оставалось море времени - грех не поехать. Экспедиция немного не клеилась - ДШ одному с непривычки было тяжело, кроме того, заповедник не пускал на Телячий. Ожидая решения заповедника, мы просидели в Кандалакше около недели. Вах, ну и денечки это были. Жили мы - не много не мало - в молельном доме. Молельным он стал за год до описываемых событий, а раньше это было здание музея Кандалакшского заповедника, где мы не раз бывали. Теперь же, одна половина здания была благополучна заселена отцом Никодимом - лицом представляющим в Кандалакше всю русскую церковь, другая половина пока пустовала в ожидании лучших времен. Туда-то нас и поселили. Мда. Чучела и прочие музейные экспонаты (к тому времени благополучно перемещенные в новое здание заповедника) скрывали стены пыльные, ободранные и для жилья, мягко говоря, недоступные. Это было ужасное помещение. Ежедневные мокрые уборки от пыли и грязи не спасали, готовили мы в каком-то странном закутке, ДШ ходил в заповедник как на работу, а мы маялись безделием. Как-то нам пришла в голову мысль - а не пригласить ли отца Никодима на чай. Сказано - сделано. Добровольцы сели составлять письмо-приглашение в стиле достойном почетному сану отца Никодима. Помню, что мы долго ломали головы, выбирая правильное обращение - "достопочтенный служитель церкви поп Никодим, преподобный батюшка, уважаемый отец Никодим и проч." Самое удивительное, что отец Никодим принял наше приглашение и явился. Оказался очень неглупым, если не сказать, очень хитрым мужичком. ДШ был несколько озадачен нашим интересом к церкви, но препятствовать не стал, похоже, ему самому было любопытно. Однако позже он не мог удержаться от слов: "Я даже себе представить себе не могу, что бы было, случись подобное парой-тройкой годами раньше. Меня уволили бы сразу - без суда и следствия."

            В конце концов, мы поехали обратно в Лувеньгу. Вскорости после этого приехала Кузнецова.

            С этого года наша экспедиция располагала списанным четырехвесельным ялом. К сожалению, я не помню, какими путями Шлемовичу удалось этот ял раздобыть, но в том виде, в коем мы его впервые увидели, ничего романтичного и дееспособного не представлялось. Старая посудина серого дерева, местами с облупишейся зеленой краской. Мы угрохали на ее восстановление половину экспедиции. Когда конец реставрации был близок, всерьез встал вопрос, как назвать и в какой цвет покрасить. Лучшие умы ломали голову над этой проблемой. Вариантов было множество. Кто-то вспомнил фильм под названием "Нечто", у кого-то это сассоциировалось с той посудиной, которую мы получили и судьба нашего "Нечто" была решена!!! А потом мы покрасили наше "Нечто" в белый цвет по верху бортов, а киль - в черный. Получилось очень красиво!!! С полным правом нашу экспедицию с ДШ во главе можно было считать бригадой пластических хирургов. Я до сих пор очень горжусь тем, что нам с Кузнецовой доверили написать на "Нечто" ее название и номера (мы сделали трафарет и под неусыпным оком Корякина опробовали, как будет выглядеть надпись на торце старого туалета). "Нечто" стала частью, неким символом экспедиции, без чего экспедиция уже не могла обойтись.

            В тот год экспедиция выпускала очень сильных ребят - Наташка Ленцман, Андрюля Пржиборо, Петька Лезин, Петька Стрелков, Коля Магер, Олежка Смирнов, Володя Вишневский.

1989 год

Ура-Ура! Лето 89-го года и Наталья Михайловна снова с нами! А вместе с ней целый взвод новичков. И каких новичков (это мы оценили в первые же дни экспедиции)!!! Оленька Коренева, Иришка Калесник, Катька Александрова и бригада "амбалов" (как они себя называли) - Вовчик Должиков, Сережка Жирихин, Коля Булкина и Леха Синтоцкий, а также Вичка Перовская, Даша Максумова и Яша Гирбасов. Кроме того, приехали Машка Костикова и я. Вот уж компания была! Первые две недели мы жили в Канда губе - напротив острова Телячий. Шли дожди, было сыро, по выходным выбирались в Кандалакшу, в баню - погреться и заодно помыться. Мне посчастливилось дежурить с Лехой и Иришкой Колесник. Леха - с лицом отличника, очень напоминал Шурика из известной комедии Гайдая, был очень задумчивым, настолько задумчивым, что отправив его отмывать на море сковородку, можно было через пару часов застать его там, на море, крепко сжимающим сковородку, но при этом очень внимательно наблюдающим за динмаикой (аэро- и гидро-) волн... Нужно ли говорить о том, что сковородка была в том же, немытом, состоянии. Отношения Лехи с бытом обещали ему будущее настоящего Ученого. Иришка же - на тот момент вертлявая маленькая девчушка, все делала быстро, но... не очень хорошо. По неопытности. Очень скоро она превратилась в весьма язвительную барышню - умницу, болтушку и... раздолбайку. Пела она здорово, душевно и как-то по-своему. Как-то раз она примчалась из леса с круглыми от ужаса глазами крича: "Дмитрий Шлемович, ТАМ! В лесу! Бродит!! НЕЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ТУША!!!". То, что медведи в тех местах не редкость нам было известно. ДШ согнал нас всех на скалу, выходящую в море, а сам, встал перед этой скалой с дубиной наперевес в самой что ни на есть воинственной позе. И вправду, через пару минут все мы услышали треск ломаемых сучьев и шум, совершенно очевидно производимый тушой нечеловеческих пропорций. Момент был напряженнейший - ДШ подобрался, мы застыли в позе персонажей картины "Не ждали", жадно вглядываясь в дебри близлежащего леса. И оно явилось - это чудовище. Явилось и застыло, в великом недоумении глядя на нас (а представьте, что бы вы почувствовали, наткнувшись на двадцать человек, стоящих на скале и внимательно - нездорово внимательно, враждебно внимательно - смотрящих в вашу сторону). Это был Женька Чернышев с охапкой сухостоя.

            Эта экспедиция была богата на приключения. Так, в летописи можно найти описание эпохального похода "Гребабки идут на Ряжков". Начальством было решено посетить с дружественным визитом экспедицию Евгения Александровича Нинбурга на Ряжкове. Во второй половине дня мы двинулись по полному штилю в сторону Ряжкова. Команда состояла из девяти человек, семь из которых являли собой женскую половину, вернее семь девятых: ДШ, Сергей Дегтярев, Наталья Михайловна, Риммочка, Ольга Артемьева, Вичка Перовская, Даша Максумова, Лена Немирко и я. Все было замечательно - мы дошли частично на веслах, частично под парусом до Ряжкова, нас там угостили манной кашей (и чего мне эта каша запала в память?), сходили на совместную драгировку на "Сигме" - царство ей небесное (истеричного характера лодка была) - и тронулись в сторону дома... Тут-то за Ряжковым нас ветер и встретил. Встретил он нас встречным образом. ДШ решил идти галсами - сначала в сторону Канадалакши, а потом к Лувеньге. Как мы быстро шли! Время перевалило далеко за белоночную полночь, а мы все шли и никак не могли повернуть. Спускали парус, пытались грести... Поднимали парус. Снова гребли. Устали. Было решено высадиться на остров Березовый Большой (а это скорее ближе к Кандалакше, чем к Лувеньге). Так или иначе, но к восьми утра мы домой добрались - кто пешком, высаженный по слабосильности и служащий лишним балластом, а кто на веслах. Тогда ни раций, ни тем более мобильных телефонов у нас не было, поэтому мы ужасно переживали, что наши волнуются... Все было в порядке - мы вошли в тихую спящую избу.

            Выпускники 89/90-го года - Риммочка Белоцерковская, Ольга Артемьева, Лена Немирко, Шурик Ковалев, Сергей Дегтярев, Даша Максумова.

            Если я не ошибаюсь, в этом году мы переехали из 130-го кабинета в 317-ый, получив его в свое полное владение. Это было большое событие!

1990 год

Экспедиция 90-го года в моей голове не зацепилась. Помню только, что это была моя премьера в качестве представителя власти: по бумагам я числилась вторым руководителям (мне как раз исполнилось 18 - что в отделе кадров считалось достаточным для руководства детьми), а по сути - была неплохим (очень на то надеюсь) помощником ДШ. Правда, у меня был один весомый недостаток - меня совсем не интересовали беспозвоночные. Из новичков с нами поехали будущий боцман Петька Сахно и Сергей Бондаренко. Помню, что приезжали Танька Гаранина (продолжала свою курсовую по геоботанике), Степанов, Риммочка, Ольга Артемьева и Шурик.

            Выпускники 90/91 года - Вичка Перовская, Женька Чернышев, Яша Гирбасов, Сергей Бондаренко.

1991 год

Август 1991-ого год помнят все... Мы с ДШ особливо...

            По приезду в Лувеньгу мы поняли, что у нас будут трудности с продуктами. Карточная система не миновала Заполярье, поэтому обычного набора продуктов, вывозимого из Питера с расчетом на то, что в Лувеньге можно будет подзатариться, явно не хватало. Мы решили пойти ва-банк. Делигацией состоящей из четырех человек - Таньки Гараниной (которая приехала в заповедник делать диплом), Борьки Степанова (который приехал к Гараниной в качестве мужа), Шурика Ковалева (просто сочувствующего лица) и меня (как представителя начальства) мы отправились - ни много ни мало - как прямо в кандалакшский горсовет. В горсовете царило запустение, но мы таки нашли представителей власти, объяснили им ситуацию - мол, сами мы не местные, жрать нечего, двадцать человек детей по лавкам, помогите, чем можете... и, о чудо, нам пошли на встречу! То ли мы были такие обаятельные (дикие, небритые и только что из леса), то ли кто-то из нас родился не счастливым, а нахальным (не буду упоминать всуе имя Гараниной... хотя... неспроста же в свое время ее с любовью прозвали Танчиком), то ли просто люди там хорошие оказались, но нам выдали 25 книжечек с талонами (ровно по количеству человек указанных в списках), которых по идее (по нормам, рассчитанным в горсовете) должно было хватить на месяц. Будущее показало, что на экспедицию из 25 ртов этих талонов хватило на неделю.

            Через две недели случился путч. Возникло предложение организовать независимое государство на острове Телячий... Вообще, версий, что нам делать дальше было предостаточно... было только непонятно - сможем ли мы без происшествий вернуться домой. Наши товарищи по несчастью - Евгений Саныч и Хайтов - которые в этот момент находились с отрядом в Лувеньге, заскакивали к нам послушать новости по радио и обсудить наше текущее положение вещей. Вечерами (а в конце августа темнеет рано), мы сидели в полумраке и внимали вражеским голосам... прямо как в кино про подпольщиков.

            Очередная поездка в Кандалакшу за продуктами показала, что дела и впрямь неважнецкие - над горсоветом (нашим матушкой-кормильцем, нашей надеждой и опорой) не было флага. Никакого.

            Так или иначе, проблемы разрешились, и мы благополучно вернулись в Питер.

            Из новичков с нами в этот год ездили Кся Лисовик, Аня Волкова, Саня Петров, Богдан Дмитриенко и Фил Шушаров. А Оленька Коренева была единственным выпускником.

            Это был тяжелый год не только в масштабах страны. Этот год стал переломным и для нашего кружка Гидробиологии. Осенью ДШ объявил, что он собирается в Штаты. "На два года". То есть навсегда. Наталья Михайловна теперь работала заместителем директора по учебной части. Что касается меня, то, здраво оценив свои силы и возможности, и имея более чем достаточное представление о том, каким КАКИМ должен быть руководитель, лидер такого кружка я от этой должности отказалась. Начались поиски на замещение ДШ. Понятно, что никто не хотел, чтобы пришел незнакомый человек со стороны, кроме того, специфика предмета кружка и работа экспедиции в заповеднике требовала специального образования и опыта работы в экспедициях подобного рода. И - после долгих раздумий, рассмотрения возможных кандидатур, полученных отказов и проч. и проч. - такой человек нашелся!!! Что называется воля случая (о, опять вышел на сцену его величество случай!) сыграла и здесь свою решающую роль. Так вот, по воле случая, как раз на момент активных поисков нового руководителя, из армии демобилизовывался мой бывший одноклассник. По возвращении, поскольку он восстанавливался на вечернем отделении биологического факультета, ему надо было устраиваться на работу. Но, ясное дело, не это было определяющим фактором. Гораздо важнее было то, что он знал, что такое экспедиция (поскольку был выпускником ЛЭМБа), знал, кто такие беспозвоночные и прочие морские гады и - самое главное - был увлечен всем этим делом до мозга костей. Тем не менее, приять решение было нелегко для всех. Оно и понятно - Наталья Михайловна и ДШ по сути знали этого человека только с моих слов и, вероятно, со слов Евгения Александровича, к тому же их несколько смущал возраст: вверить кружок, более того - экспедицию - 20-летнему парню... Их можно было понять. С другой стороны, сомнения примерно такого же характера только в зеркальном отображении терзали самого рассматриваемого кандидата (если это не так - пусть он мне даст знать, и я заберу свои слова обратно)...

            Вопреки всем страхам вопрос был решен положительно! Так, Алексей Валерьевич Полоскин начал работать во Дворце Пионеров. Для кружка началась другая, "новая", эра. Но это уже совсем другая история.

Ирина Коршунова

 Копенгаген

 Февраль, 2005