Фокин С.И. Дерюгин. Страницы жизни.2005

К. М. Дерюгин. Страницы жизни1

С. И. Фокин

Биологический научно-исследовательский институт СПбГУ,

198504, Cт. Петергоф, Ст.-Петербург

Константин Михайлович Дерюгин – выдающийся отечественный зоолог, гидробиолог и океанолог, приобретший своими научными трудами всемирную известность. Замечательный и неутомимый организатор, и путешественник, талантливый педагог. Создатель нескольких биологических станций на Белом и Баренцевом морях и на Тихом океане, организатор двух научных институтов. Примерно так охарактеризовал Константина Михайловича в своей брошюре о Дерюгине Иван Федорович Правдин2, почти единственный, попытавшийся более подробно, чем это принято в некрологах и юбилейных статьях3, рассказать о жизни и творчестве Константина Михайловича. Тоненькая книжка – всего 52 страницы, конечно, далеко не исчерпывает предмета. Изданная тиражом 2000 экземпляров почти 50 лет назад она давно стала библиографической редкостью. За порогом любого биологического научного учреждения вряд ли кто знает, – кто такой Дерюгин. Боюсь, что и многим студентам-биологам эта фамилия уже мало что говорит…

Конечно, большинство людей, связанных с морской биологией знают научные труды этого человека. Константина Михайловича чтят и помнят в родном ему Ст.-Петербургском университете. Подтверждением этому служит организация на кафедре ихтиологии и гидробиологии СПбГУ ежегодных Дерюгинских чтений, с успехом проходящих уже 7 лет. Тем не менее, многое в его, особенно ранней биографии, прочно забыто. Как правило, с Дерюгиным в “обыденном” биологическом сознании связаны внушительный том “Фауна Кольского залива и условия ее существования”4 и факт организации в 1920 году Биологического института в Старом Петергофе, а, затем, в 1929 году, кафедры гидробиологии  в Ленинградском университете5. Напомнить некоторые малоизвестные страницы биографии К. М. Дерюгина и попытаться обрисовать его фигуру как человека, в меньшей степени касаясь его научных достижений, – задача моей публикации. Таким образом, в начале нам придется обратиться к событиям позапрошлого, XIX века.

Там, 127 лет тому назад (1878), 27  января по старому стилю, близь Изборска, у владельцев имения “Колосовка” коллежского советника, дворянина Михаила Дмитриевича Дерюгина и его жены Людмилы Степановны родился мальчик, крещенный в Петропавловском соборе г. Пскова Константином6. В этом уютном уголке псковской земли по большей части Костя и провел первые 9 лет жизни, а когда пришла пора учиться, поступил в Псковскую губернскую гимназию. Общее гимназическое образование тогда включало 7 классов. Для поступления в университет, необходимо было учиться на год дольше. Таким образом, с учетом подготовительного класса, Константин Дерюгин провел за партой 9 лет и окончил гимназию весной 1896 года.

Как сказано в его аттестате, прилежания он был усердного и любознательности достаточной. К слову сказать, естествознания как такового в Псковской гимназии тогда не было, и любознательность Костя проявлял, в основном, к истории, географии и французскому языку, по которым имел отличные оценки. По остальным предметам его усердие было оценено на четверки или тройки7.

Очевидно, основные интересы его были вне гимназии: уже с третьего класса Константин Дерюгин становится главным помощником известного орнитолога Н. А. Зарудного. Со своим наставником, товарищами по гимназии, прежде всего с Константином Давыдовым (1878-1960) – будущим известным эмбриологом и сравнительным анатомом, Дерюгин постоянно совершал экскурсии в окрестностях Пскова. Охота и наблюдения за жизнью обитателей леса – вот чем была заполнена жизнь подростков. Однажды страсть к охоте едва не стоила мальчикам гимназических билетов – они столкнулись за городом с кем-то из начальства, а иметь ружья гимназистам было строго запрещено. По воспоминаниям К. Н. Давыдова, в 14 лет они с Дерюгиным даже предприняли попытку убежать в Америку, но были с позором возвращены с ближайшей железнодорожной станции8.

В дальнейшем дороги Дерюгина и Давыдова разошлись, хотя оба они одновременно закончили естественное отделение физико-математического факультета Ст.- Петербургского университета и оба стали известными учеными. Тем не менее, два Константина начали свой путь в науку с увлечения именно орнитологией.

Первая опубликованная работа студента второго курса Дерюгина (он поступил в университет осенью 1896 года) была “Орнитологические исследования в Псковской губернии”9. В ней, по результатам 4-х летних наблюдений и сборов Константином Михайловичем было отмечено 260 видов птиц. Любопытно, что уже в этой первой своей работе он пытается акцентировать внимание на биологических и экологических особенностях орнитофауны, разбивая ее на озерную, таежную и луговую.

Живая природа в годы обучения в университете по-прежнему манила Дерюгина: во время летних каникул 1897 года он едет в Тобольскую губернию, где исследует животный мир среднего и нижнего течения реки Обь, а также путешествует по Северному Уралу10. На следующий год он совершает более чем двухмесячное путешествие по юго-западному Закавказью и окрестностям Трапезунда (Турция). Результаты этой поездки были опубликованы в 1899 году в объемной статье под заглавием “О путешествии и зоологических исследованиях в Чорохском крае и окрестностях Трапезунда”11.

Серьезность зоологического и естественнонаучного образования и богатство полевых навыков молодого исследователя продемонстрированных в статье буквально бросаются в глаза. Дерюгин дает в этой работе подробный географический и геологический очерк увиденных мест. Он делает наблюдения и сборы по пресмыкающимся, рыбам, амфибиям, беспозвоночным, не забывая, конечно, своих любимых птиц. Поездка в Трапезунд, однако, не приносит удовлетворения. Как писал Дерюгин: “благодаря дикому воображению и неуместной подозрительности турецких чиновников я лишен был возможности совершить весьма много обещающие в научном отношении поездки”11. Говоря проще, при сходе с парохода Константин Михайлович был арестован как подозрительный иностранец, и только вмешательство русского консула помогло ему освободиться и вернуть часть вещей, реквизированных у него при аресте. Тем не менее, Дерюгин привез из Азии значительные коллекции, подаренные им в Зоологический музей Императорской Академии наук и в университет.

Было бы преувеличением сказать, что наука поглощала К. М. Дерюгина в университете без остатка. Общительный, “веселый малый” – по определению одного из студенческих коллег Дерюгина, Бориса Евгеньевича Райкова12, он живо интересовался общественной жизнью университета и, по-видимому, активно в ней участвовал. Так, он был в рядах демонстрантов перед Казанским собором 4 марта 1897 года и “за нарушения порядка на улицах столицы и неповиновение распоряжениям полиции просидел в участке 3 дня”13. За участие в студенческих волнениях во время годичного акта 8 февраля 1899 года Дерюгин как и многие студенты, распоряжением ректора Сергеевича был исключен из университета, правда всего на две недели14.

Несомненно, Константин Михайлович был в рядах демократически настроенной части студенчества, однако политической деятельностью, как, например, его младший коллега Б. Е. Райков, будущий известный историк науки, во время обучения в университете Дерюгин не занимался. Наука всегда была для него на первом месте. Позднее он напишет: ”Прогресс всякой науки безграничен, и каждый ученый по мере своих сил и способностей должен содействовать этому прогрессу"15.

На естественном отделении физико-математическом факультета университета тогда были собраны первоклассные преподаватели: зоологию читали В. М. Шимкевич и В. Т. Шевяков, физиологию – Н. Е. Введенский, гистологию – А. С. Догель, анатомию – П. Ф. Лесгафт, химию – Коновалов и Мешуткин, геологию – А. А. Иностранцев, метеорологию – Воейков16. Дерюгин стремился получить как можно больше от своих учителей – в его университетском дипломе практически одни пятерки.

Орнитологические интересы естественно привели Дерюгина в зоологический кабинет, где он начал специализироваться со второго курса под руководством известного зоолога и эволюциониста Владимира Михайловича Шимкевича. Разделение между зоологами позвоночных и беспозвоночных тогда не было столь определенно и, часто студенты брали темы в обоих кабинетах. Достаточно сказать, что глава зоологического кабинета Шимкевич как специалист всю жизнь занимался беспозвоночными. Таким образом, фауна беспозвоночных была знакома Дерюгину столь же хорошо, как и птицы.

В 1899 году еще студентом Дерюгин впервые едет на север – на Соловецкую биологическую станцию и принимает участие в переносе ее на Мурман. Так в один сезон Дерюгин познакомился и с Белым и с Баренцевым морями, местами, где в дальнейшем ему пришлось столь плодотворно работать. Позднее Константин Михайлович вспоминал: “В первых числах июня… прибыли на Соловки, где в течение 10 дней укладывали имущество станции. Последнее оказалось не особенно многочисленным – оно состояло из одного шкапа, посуды, книг, реактивов, небольшой коллекции беломорских животных и нескольких снарядов для ловли морских животных. Из Соловков станционеры вместе с имуществом Станции вернулись в г. Архангельск… 19 июня означенные лица выехали из г. Архангельска на Мурман и прибыли в Екатерининскую гавань 22-го утром, как раз накануне открытия г. Александровска…”17. Собственно научная деятельность в этот первый год на Мурмане ограничилась 1 месяцем и протекала при неблагоприятных погодных условиях, но даже в непогоду Север – есть Север. Всякому бывавшему там знакомо очарование неброской, а за Полярным кругом временами и суровой природы. Она, несомненно, притягивает к себе. Так случилось и с К. М. Дерюгиным – в последующие 25 лет (исключая время войны и революции) он постоянно работал на Мурмане. Тем не менее, до гидробиологического поворота в его научных интересах оставалось еще пара лет. Пока же, после окончания полевого сезона, из Александровска Дерюгин проходит пешком до Кандалакши через Лапландию и по пути собирает коллекцию лапландских птиц – такие путешествия были молодому ученому уже не в новинку18.

Помимо специальных работ, необходимых для получения диплома I степени, все студенты тогда сдавали и экзамены. В результате Дерюгин получил в 1900 году диплом I степени и по представлению факультета был оставлен при зоологическом кабинете для приготовления к профессорскому званию. В представлении факультету, в этой связи, профессор Шимкевич писал: “Будучи студентом, Дерюгин напечатал 5 работ по орнитологии. Во время прохождения курса он помогал при ведении практических занятий и составил каталог зоологических коллекций кабинета, причем исполнял эту работу безвозмездно”. На черновике представления есть приписка и профессора В. Т. Шевякова, руководителя зоотомического кабинета: “ Со своей стороны могу добавить, что считаю К. М. Дерюгина серьезным работником и весьма полезным для зоологического кабинета”19.

Наступает пора работы над магистерской диссертацией. В качестве темы диссертации Дерюгин выбирает развитие костистых рыб. Тема эта была начата им еще на последнем курсе университета, когда он впервые поехал за границу с научной целью. В лаборатории Вилгельма Ру в Галле летом 1900 года он провел 2 месяца, занимаясь под руководством профессора Менетта.

Несмотря на наличие собственного имения, семья Дерюгиных не была богатой (у Дерюгина было еще две сестры и брат). На последнем курсе он даже был освобожден от платы за обучение, а сразу по окончании университета поступил преподавателем естествознания в знаменитое реальное училище Мая. Среди его учеников там был будущий академик, известный гистолог А. А. Заварзин, который позже с теплом вспоминал своего первого учителя биологии20.

Зиму Константин Михайлович проводил в Петербурге, а летом продолжал свои исследования за границей: в 1901 году это был Вюртцбург, где Дерюгин работал у проф. Соботта в знаменитой лаборатории Келликера. В мае 1902 года он едет на Неаполитанскую зоологическую станцию Антона Дорна, где ставит опыты по развитию рыб в искусственных условиях. В этом же году Дерюгин утверждается хранителем зоологического кабинета и получает гражданский чин коллежского секретаря. Его работа над диссертацией продвигается успешно, однако на два сезона 1903 и 1904 годов Дерюгина полностью захватывают работы на Мурмане21. В этом смысле важно отметить, что перед организационными работами на Мурмане Дерюгин имел возможность в деталях познакомиться с такой первоклассной морской зоологической станцией как Неаполитанская, где он проработал 2 месяца. Опыт ее организации и функционирования был, безусловно, полезен и частично использован на Мурманской биологической станции.

Там впервые всего лишь 25-летний молодой человек, проявляет себя как умелый и удачливый организатор и администратор. Большинство работ, позволившие за два сезона почти полностью оборудовать станцию, были организованы либо лично Дерюгиным, который числился на ней и лаборантом, либо проводились при его непосредственном участии и наблюдении. Постройка полупалубного бота “Орка”, устройство водопровода для пресной и морской воды, станционная мебель, устройство аквариальной, устройство пристани и отделка главного дома – вот неполный перечень сделанного за два летних сезона при содействии трех сотрудников университета - Д. К. Глазунова, Д. И. Дейнеки и С. М. Розанова и трех студентов – Н. А. Бирули, С. Н. Савельева и В. А. Догеля. В качестве рабочего и повара экспедицию оба сезона сопровождал служитель Зоологического кабинета СПбУ И. Прокофьев. Бригада строителей, занимавшихся станционным домом: плотники, каменщик и чернорабочие набиралась в Архангельске лично Дерюгиным 22.

В. А. Догель, тогда студент 3-го курса, так описал начало поездки на Мурман в письме к родителям. “Ехали весело… Дерюгин предоставил в общее распоряжение чемоданчик с дюжиною яиц, ветчиной из собственных имений (из своих собственных окороков, как мы смеялись над ним), солониной и прочей снедью…. Все время мы только и делали, что болтали, хохотали, закусывали и распивали чай, за что К. М. прозвал всю компанию “мамонтами-ненасытными”... Кондуктор относился к нам с большим уважением, называя нас постоянно “господами охотниками”22. Добираться тогда до Мурмана была непросто – это было целое путешествие. Сначала ехали до Ярославля (в последствии использовался путь на Вологду), потом до Архангельска и далее пароходом вокруг Кольского полуострова, что, в общей сложности, занимало около 5 дней.

Дружная работа под руководством Дерюгина позволила в кратчайшие сроки подготовить станцию к работе. Официальная церемония открытия Мурманской биологической станции Ст.-Петербургского Императорского Общества Естествоиспытателей состоялось 29 июня 1904 года и вскоре Дерюгин передал “бразды правления” назначенному комиссией общества заведующему станцией С. В. Аверинцеву. Через пол месяца В. А. Догель, работавший в тот год на Мурмане, писал родителям: “…Во всяком случае, я страшно доволен тем, что был здесь во время заведования станцией Дерюгиным, по тому, что без его энергии, предприимчивости и жизнерадостности жизнь на станции была бы в 10 раз хуже. Стоит сравнить с ним Аверинцева. Этот последний так тяжел, так кисел и неподвижен, что я не завидую будущим обитателям станции…”23.

Грянувший 1905 год также внес коррективы в научные планы Константина Михайловича, – университет закрыли на неопределенное время, и вся активность Дерюгина была направлена на общественную деятельность (прежде всего на работу в образованной ассоциации профессоров и ассистентов). Профессор А. С. Догель писал сыну, находившемуся тогда на Неаполитанской станции: “Дерюгин страшно увлекается, постоянно присутствует на всяких собраниях, совещаниях и пр. и абсолютно ничего не делает и не бывает в лаборатории”24.

Впрочем, так продолжалось лишь до весны, когда Дерюгин отправился в Лейпциг, где в спокойной обстановке он продолжил исследования по развитию парных плавников костистых рыб. Два следующие сезона Дерюгин продолжал работать в Лейпцигской лаборатории Рабля, а в конце лета 1907 года участвовал в международном зоологическом конгрессе в Бостоне. Там он сделал свой первый доклад по фауне Кольского залива и ее изучению на Мурманской биологической станции – это направление станет для Дерюгина главным на следующее десятилетие и завершится защитой докторской диссертации в 1915 году.

Пока же он был снова занят Мурманской станцией, а точнее постройкой для нее исследовательского судна “Александр Ковалевский”, что потребовало почти два года. Торжественное освящение 40-тонной шхуны произошло 14 мая 1908 года, а 12 июня судно вышло в плаванье из Ст.-Петербурга на Мурман вокруг Северной Европы. Команда шхуны состояла из 7 человек. Кроме того, в переходе участвовало 3-е сотрудников и двое студентов университета. К. М. Дерюгин хотел непременно совершить этот переход лично, но тиф не позволил ему осуществить эту мечту полностью: выписавшись из больницы, он догнал судно только на середине пути - в Тронтхейме. Вторую половину путешествия Константин Михайлович - руководитель перехода, успешно завершил 1 августа в Екатерининской гавани города Александровска на Мурмане. За 25 ходовых суток шхуна прошла 2360 миль, четырежды попадала в серьезные шторма и показала очень хорошие мореходные качества. Через два дня “Александр Ковалевский” под начальством Дерюгина уже вышел в первый научный рейс. Позднее в статье, посвященной этому переходу, ученый писал: “Я и мои спутники навсегда сохранили самые светлые воспоминания об этом исключительном путешествии. Поразительные по красоте картины природы в норвежских фиордах развертывались перед нами одна за другой по мере движения на север. Душевные переживания различных моментов плаванья на такой небольшой яхте запечатлелись на всю жизнь”25.

За труды по организации станции и постройке исследовательского судна “Александр Ковалевский” в конце декабря 1908 года К. М. Дерюгин был награжден золотой медалью почетного председателя Императорского общества естествоиспытателей Великого Князя Александра Михайловича, а в январе 1909 года орденом Св. Станислава III степени.

Небольшого роста, плотного телосложения Дерюгин был чрезвычайно подвижен, энергичен и, я бы сказал, пассианарен. Некоторые знавшие Дерюгина люди говорили, что характер у него был мягкий, но видимо это было не так. Когда дело касалось работы, он часто бывал строгим и даже жестким и по оценке хорошо его знавшего А. А. Любищева имел “исключительно властный характер”26. Достаточно упомянуть, что и с первым заведующим станции С. В. Аверинцевым и со сменившим его Г. А. Клюге у Дерюгина, как у члена Ученого Совета станции, были конфликты. Они были связанны, очевидно, с собственным видением путей развития станции, в которую он вложил столько труда и любви.

Разобраться теперь в истинных причинах возникших конфликтов невозможно. Не исключено, что в случае с Аверинцевым отчасти он мог быть инспирирован и личной антипатией или скрытым соперничеством. Аверинцев и Дерюгин были однокурсниками, но первый (находясь в определенном подчинении у Дерюгина) уже в 1906 г. был магистром зоологии, Дерюгин же защитил магистерскую диссертацию лишь в 1909 г.

Наиболее острую форму противостояние с Г. А. Клюге приняло во время III съезда зоологов, гистологов и анатомов (Ленинград, 1927). Речь шла о статусе Мурманской станции, которая с начала 1925 года получила ранг независимого учреждения и подчинялась тогда напрямую Главнауке. Вот как вспоминал об этом эпизоде участник событий А. А. Любищев: “…Должен отметить, что он (съезд С.Ф.) закончился большим скандалом и, в сущности, закрытие его было сорвано при моем участии… Дело шло о конфликте между заведующим Мурманской биологической станцией, моим другом Г. А. Клюге, и профессором К. М. Дерюгиным. МБС в то время была подчинена Главнауке, а Дерюгин и поддержавшие его большинство членов Общества естествоиспытателей (ленинградского, но поддержали и москвичи) хотели, чтобы она снова перешла к Обществу… Но переход к обществу означал полное подчинение весьма энергичному, но и весьма деспотичному Дерюгину, что будет во вред Мурманской станции, с действительно самостоятельным директором, которым был Клюге….Была принята резолюция (предложенная кажется Б. М. Завадовским) о том, что следует избрать комиссию для разбора дела. Принятие резолюции вызвало такое негодование президиума, что он покинул зал, и формального закрытия съезда не было. Но вся эта история дошла до Главнауки, и вопрос о переходе станции в ведение Общества естествоиспытателей был снят…”27

К сожалению, мне почти не удалось найти частной переписки К. М. Дерюгина, а именно в письмах человек раскрывается обычно в полной мере. Полевые же дневники Константина Михайловича, сохранившиеся в семье его внука, в значительной степени носят деловой, специальный характер.

Любовь Константина Михайловича к живой природе, которая, несомненно, была страстью Дерюгина, определила его фантастическую активность – за свою сравнительно короткую жизнь он провел более 50 экспедиций. Этот романтический налет путешествий, сохранившийся, видимо, еще с мальчишеских лет, при всей взрослой прагматичности жизни профессора Дерюгина, был ее существенным стержнем.

Как уже упоминалось, Дерюгин не был компромиссной фигурой, и его отношения с коллегами складывались неодинаково ровно и как в любой жизни были подвержены эволюции. Натура цельная, Дерюгин вряд ли вел себя принципиально по-разному с разными людьми. Среди его ближайших и постоянных друзей был, например, “милейший и добрейший” В. А. Догель, который в университете слыл эталоном порядочности и неконфликтности28. С некоторыми другими отношения Дерюгина претерпели охлаждение, теперь трудно сказать по чьей вине. Позволю себе привести отрывок из письма, написанного Константином Михайловичем В. Т. Шевякову, одному из его учителей по университету в январе 1911 года. Причина разлада в отношениях между ними, упоминаемая в письме, неизвестна. Формальным поводом для этого послания был переход Шевякова на работу в Министерство народного просвещения в качестве товарища министра. В этой связи Дерюгин, только что вышедший из больницы, писал: ”Так как в университете Вы не бываете, а на квартиру к Вам заходить в виду отношения ко мне со стороны Вас и вашей семьи за последние годы считаю для себя невозможным… Хотелось бы лично побеседовать с Вами и попрощаться на долгие годы, может быть и навсегда. Пути наши разошлись, и вряд ли мы будем где-либо встречаться. Теперь, на прощание, хотелось бы сказать Вам, что отношение это меня и удивляло и глубоко огорчало. Никогда не забуду я и оставление при Университете, и Неаполь, и поездку в Америку и многое, многое другое.

P.S. Я может быть еще повидаю Вас в воскресенье, если буду чувствовать себя не очень слабым. Но торжественность официального прощания не подходит для выражения того, что изложено в этом письме”29.

Как уже упоминалось, Константин Михайлович был человеком жизнерадостным с активной жизненной позицией, может быть, отчасти, воспринятой им от его прямого учителя В. М. Шимкевича. Тот часто говаривал: “Нытьем да жалобами не поможешь. Прежде всего, надо работать и бороться – тогда забудешь все невзгоды…”30. По крайней мере, Дерюгин всю жизнь следовал этому девизу! Он был музыкален – прекрасно играл на фортепьяно; хорошо владел немецким и французским языками и весьма слабо знал английский; несколько картавил; увлекался спортом и, конечно, охотой, которую любил с детства.

В ноябре 1909 года Дерюгин наконец защищает магистерскую диссертацию “Строение и развитие плечевого пояса и грудных плавников у костистых рыб”. Оппонентами на защите выступили оба его учителя по зоологии: профессора В. М. Шимкевич и В. Т. Шевяков. Чуть раньше (в октябре) Константин Михайлович женится на дочери полковника (в последствии Ташкентского генерал-губернатора) Надежде Михайловне Синельниковой, студентке Смольного института благородных девиц. Возможно, он читал там лекции, хотя штатным лектором в это время Дерюгин состоял на Высших женских естественнонаучных курсах Лоховицкой-Скалон.

Весьма любопытно, что согласие на брак сотрудника университета должно было в то время исходить и от ректора. В деле Дерюгина сохранилось прошение: “Обращаюсь к Вашему Превосходительству с покорной просьбой разрешить мне вступить в брак. 28 октября 1909 года К. Дерюгин” и ответ на него из канцелярии университета: “…что со стороны Санкт Петербургского университета препятствий к вступлению Дерюгина в брак с дочерью полковника девицей Надеждой Михайловной Синельниковой не встречается…”31. В 1911 году у четы Дерюгиных родился единственный сын Константин, в будущем известный океанолог.

Свой первый приват-доцентский курс “Жизнь моря” – по сути, курс гидробиологии, Дерюгин начал читать в университете весной 1910 года. В том же году он совершает специальную поездку в зоологические музеи Берлина и Вены, с целью более полной обработки коллекций, собранных в Кольском заливе.

Надо отметить, что, часть коллекций зоологического кабинета тогда уже находились не в главном здании университета на Стрелке Васильевского Острова, а на его 16 линии в доме 29. Именно там, в 1929 году была основана Дерюгиным кафедра гидробиологии Ленинградского университета, до сих пор занимающая часть этого здания.

В последние мирные годы К. М. Дерюгин продолжает активную преподавательскую деятельность: в 1912 году он избирается профессором в Психоневрологическом институте, а вскоре и на Высших женских естественнонаучных курсах. Читал он лекции также на “Бестужевских” курсах, в Горном институте, в Лесотехнической академии. Странно, что в университете профессиональный рост Дерюгина протекал не так гладко: до осени 1917 года он оставался приват-доцентом и лишь в сентябре был утвержден в штатной должности доцента, а профессором стал уже при новой власти только в 1918 году. Между тем 3 мая 1915 года в стенах родного университета он блестяще защищает свою докторскую диссертацию “Фауна Кольского залива и условия ее существования” оппонентами которой были В. М. Шимкевич, М. Н. Римский-Корсаков и В. А. Догель, к тому времени уже ставший профессором.

Впереди были годы активной экспедиционной работы на Севере и Дальнем востоке; организация Гидрологического (1919) и Биологического (1920) институтов; участие в организации и развитии Северной научно-промысловой экспедиции (1920), которая со временем превратилась в институт Арктики и Антарктики и многое другое. Но сначала была революция 1917 года, разрушившая может быть и не лучший, но привычный уклад жизни, расколовшая жизнь россиян на “до” и “после”.

Человеку сегодняшнего дня трудно себе представить то время. Начало XX века, распространение чудес коммуникации: радио и телефонной связи, автомобиля и самолета. Это было время кинематографа – “великого немого”. Это был, наконец, расцвет “серебряного века” русской культуры. Все это нам известно, но нами не пережито…. Для поколения же К. М. Дерюгина это были признаки реальной жизни, жизни, происходившей на их глазах, жизни в которой они участвовали. Перед тем была Русско-японская война, результаты которой потрясли все мыслящее русское общество, и итогом которой стала революция 1905 года. Потом – война мировая, без остановки обернувшаяся для России новой революцией, страшной Гражданской войной и террором “народной власти” – жизненный опыт, который несравним ни с чем бывшим до или после.

В 1900 году Дерюгину – 22, в 1917 – 39 лет – расцвет жизни. Штатный доцент Петроградского университета, профессор Высших женских курсов и Психоневрологического института К. М. Дерюгин смело смотрел вперед. Он знал, чего хотел достигнуть в науке, и был уверен, что сможет это сделать.

При Временном правительстве (1917) исследования Дерюгин на Баренцевом море удостаиваются большой Макарьевской премии Российской Академии наук. Захват власти большевиками в октябре того же года резко изменил российскую действительность. Ломка всего государственного устройства, начатая новой властью, не обошла стороной и высшую школу. В начале 1917-го года Петроградский университет, в лице своего Совета, поддержал Временное правительство. 3 марта в резолюции экстренного заседания Совета университета было записано: “Совет выражает твердую уверенность в том, что свободная Россия во главе с новым правительством приложит все усилия к победоносному окончанию грозной мировой войны и тем обеспечит торжество нового порядка”. Однако уже 26 ноября другое экстренное заседание Совета записывает следующие решения: “По предложению ректора почтена вставанием память погибших при обстреле Павловского и Владимирского юнкерских училищ юнкеров, часть коих была студентами Петроградского университета; великое бедствие постигло Россию: под гнетом насильников, захвативших власть, русский народ теряет сознание своей личности и своего достоинства…Служители науки и просвещения готовы всеми своими знаниями и всеми своими силами содействовать той великой творческой работе, которую Россия возлагает на Учредительное собрание…”32. Эти упования, как известно не оправдались, – учредительное собрание так и не начало своей работы.

Видимо, однако, перспективы обновления России вначале были столь заманчивы, а любимое дело так притягивало к себе, что К. М. Дерюгин не решился покинуть родину, как сделало большинство его ближайших родственников.

Литература и документы о революционном Петрограде (1917-1918) дают представление о жизни в столице того времени. Жили трудно, голодно, часто не зная точно, что происходит не только в стране, но и в соседнем районе. Видимо по этому весною 1918 года Дерюгин с семьей: матерью, женой и 6-летним сыном уезжает из дома на 16-й линии Васильевского Острова, где у него при зоологическом музее, положившим начало будущей кафедре гидробиологии, была квартира, под Псков, в свое бывшее имение, которое мало пострадало в революцию. Впереди было лето, до осени занятий в Университете не предполагалось, – можно было немножко отдохнуть и подкормиться. Однако эта поездка вылилась в изрядное приключение.

Вот что писал Дерюгин из Колосовки в сентябре 1918 года ректору университета, тогда одного из трех, образовавшихся в Петрограде, А. А. Иванову: “Весеннее немецкое наступление застало меня на даче под Псковом. Выехать не удалось, тем более, что через нашу местность прошли все три отступающие армии, разоряя все на своем пути. Нас причислили к немецкой Лифляндии, граница которой проходит теперь по краю нашего фамильного поместья…. Еще в июле я подал коменданту Изборска прошение о пропуске в Петроград для чтения лекций, но до сих пор не получил ответа…. С апреля не получено ниоткуда жалования и нахожусь с семьей в бедственном положении… Можно было бы пробраться с контрабандистами, но тогда на мою семью падет тяжелая кара, так как я у всех немцев на виду. Доходят до нас слухи о страшном терроре в Петрограде. Если благодаря ему и голоду занятий в Университете не будет, то может быть я мог бы пока и не ехать в Петроград…”33. Только в декабре через комиссариаты Народного просвещения и Иностранных дел Союза Коммун Северной области, как тогда официально именовалась советская власть в Петрограде, удалось вытребовать Дерюгина “из-за границы”. Тем временем 2 ноября декретом Совета Народных Комиссаров ему было присвоено, наконец, звание профессора.

Большая часть кипучей энергии Дерюгина после возвращения в Петроград была направлена на создание новых естественно-научных институтов. Основы этого начинания ученые успели заложить еще при старом режиме. В 1915 году была создана Комиссия по изучению естественных производительных сил России (КЕПС) при Российской Академии наук, в которой сотрудничал цвет петроградской профессуры и вскоре основана А. М. Горьким “Свободная ассоциация для развития и распространения положительных наук”.

В 1919 году К. М. Дерюгин участвует в создании Гидрологического института и начинает, совместно с рядом своих университетских коллег, думать о создании биологического института в природе. В качестве опыта он создает Ораниенбаумско-Петергофскую экскурсионную станцию, располагавшуюся близь Ораниенбаумского спуска между Новым и Старым Петергофом в постройках дворца принца Ольденбургского. Это начинание, кстати, позволило Константину Михайловичу воссоединиться с семьей. Его домочадцы после отступления немецких войск из Пскова оказались в Риге, для выезда откуда, Дерюгину удалось выхлопотать им пропуска только в 1919 году, так как Надежда Михайловна была назначена заведующей хозяйственной частью станции. Эта гидробиологическая станция просуществовала лишь один сезон, но явилась хорошей репетицией для создания на следующий год Естественно-научной станции в Старом Петергофе.

“Давно мечтая о создании гидробиологической станции в окрестностях Петрограда, - писал в 1921 году Дерюгин, - я думал, что экскурсионная станция могла бы сослужить рекогносцировочную службу. Мои надежды до некоторой степени оправдались; я говорю “до некоторой степени” потому, что неожиданный арест мой 5 сентября 1919 года прервал начатые исследования. После освобождения из тюрьмы 21 сентября начались холода, и экскурсии уже не давали того богатого материала, который мы имели летом” 3⁴. Несмотря на тревожную обстановку вокруг Петрограда и в самом городе, идея создания института для изучения природы в природе все более обретала реальные черты.

С 1919 года, согласно новой учебной программе, Дерюгин начинает читать на факультете курс “Гидробиология”, а параллельно занимается еще и созданием Географического музея. Направление этой работы, активно развернувшейся также весной 1920 года, полностью совпадало с идеей изучения природы в природе. Было принято решение об устройстве географического музея-парка, для чего выбрано одно из царских поместий по Петергофской дороге – Михайловка, недалеко от Стрельны. Там были развернуты коллекции Константина Михайловича, собранные на Белом и Баренцевом морях и крупные панорамы-макеты, а в подвалах предполагалось устроить морской и пресноводный аквариумы, которые бы служили прекрасным дополнением к географическому парку. К сожалению в 1922 году ситуация переменилась и музей был выселен в город, где, однако, просуществовал еще до середины 30-х годов. Большая заслуга в появлении и активной работе этого уникального учреждения принадлежала Дерюгину. Он не только снабдил музей собственным коллекционным материалом, но и возглавил его Морской отдел, организовав прекрасные диорамы “Птичьи базары Мурмана и Новой Земли, Дно Кольского залива, Коралловый риф, Побережье залива Де-Кастри в Татарском проливе, Дно пресного водоема”3⁵.

Значительно более удачное и долговечное начинание Дерюгина – основанная весной 1920 года Естественнонаучная Петергофская станция, вскоре превратившаяся в Естественнонаучный институт (ПЕНИ) и доныне существующая, как Биологический институт СПбГУ в Старом Петергофе (БиНИИ). Юбилеи последних лет: 80-летие БиНИИ, 200-летие архитектора и строителя дворца, где расположен БиНИИ – А. И. Штакеншнейдера, 275-летие СПбГУ дали повод неоднократно говорить и писать о Сергиевке: ее изначальном художественном убранстве и о ее прежних и нынешних обитателях. Здесь я только хочу еще раз подчеркнуть время создания – весна 1920 года – голодное, военное время. Чтобы попасть в Петергоф был нужен специальный пропуск властей и часто Дерюгин проделывал путь из Петрограда на станцию в военном штабном вагоне. В деле Константина Михайловича сохранилось любопытное прошение, направленное весною 1920 года в управление Петергофского уезда: “…Как председателю хозяйственного комитета станции мне необходимо иметь при себе велосипед для разъездов"33. Дерюгин, занимавшийся разнообразными видами спорта, видимо, освоил и велосипед, который был ему выделен петергофскими властями.

С 1 июня 1920 года 8 лабораторий станции начали деятельность и в течение первого лета там поработало, включая студентов, уже свыше 150 человек. Дерюгин был сначала заместителем директора, а вскоре стал директором института и оставался на этом посту до 1930 года, когда ПЕНИ организационно полностью вошел в систему университета. С институтом связана и еще одна славная глава научных исследований Дерюгина – изучение гидрологии и гидробиологии Невской губы и Финского залива. Эти работы проводились совместно с Гидрологическим институтом, где Константин Михайлович был в том же 1920 году ученым специалистом, старшим гидрологом и, позже, заместителем директора, руководителем гидробиологического и морского отделов.

Поистине удивительно как этого человека хватало на все! Как только заканчивается Гражданская война, Дерюгин возобновляет экспедиции на Север. В июне 1921 года на Мурман Г. А. Кюге, заведующему Мурманской станцией, отправляется телеграмма: ”Готовьте помещения и плавсредства для работы. Выезжаем двадцать человек. Дерюгин”3⁶. Любопытно, что в нищей России 1921 года железная дорога бесплатно предоставляет Дерюгину с сотрудниками и студентами вагон, правда, не классный, как запрашивал начальник экспедиции, а теплушку. На Мурмане возобновляются знаменитые разрезы (гидробиологические и гидрологические исследования) по Кольскому меридиану. Далее следует несколько сезонов работ на Белом море, итог которой - книга 1928 года “Фауна Белого моря и условия ее существования” была удостоена премии Наркомпроса. Созданный Дерюгиным в 1931 году стационар Государственного Гидрографического института близь Умбы на Терском берегу много способствовал планомерному изучению Кандалакшского залива и Белого моря в целом. В это же время под руководством Константина Михайловича идет изучение прибрежных районов и реликтовых озер Новой Земли (экспедиции 1923, 1924 года). В 1925 году, по приглашению Дальревкома Дерюгин едет на Дальний Восток, где организует Тихоокеанскую Научно-промысловую станцию Дальрыбы, впоследствии превратившуюся в ТИНРО. Высланные с Востока для поездки деньги запаздывали, и Дерюгин с тремя сотрудниками едет на свои, забрав из дома все и заняв для домашних 60 рублей у В. А. Догеля3⁷.

С этого года его захватывает изучение Дальневосточных морей, хотя в 1927 году он успевает еще поработать и на Черном море. Японское море – заливы Посьет, Ольга, Владимир, Советская гавань, Де-Кастри, Амурский лиман – становятся на несколько лет полем деятельности исследователя. Далее следуют Охотское, Берингово и Чукотское моря.

В 1925 году за свои морские исследования Дерюгин был награжден Русским географическим обществом медалью Литке. Невиданным в истории морских исследований был сезон 1932 года, когда под руководством Дерюгина в Дальневосточном регионе одновременно работало 6 крупных исследовательских судов! “Фауна Дальневосточных морей и условия ее существования” осталась недописанной, но гигантский сравнительный материал по гидробиологии и гидрологии этого региона был собран и обработан по программе и под руководством К. М. Дерюгина.

В начале 50-х годов XX века на Биолого-почвенном факультете ЛГУ профессором В. А. Догелем, близким другом Константина Михайловича, читался курс “История биологии”. Валентин Александрович так охарактеризовал Дерюгина в своих лекциях: ”Мы замечаем одну особенность Дерюгина, которая впервые проявилась на устройстве Петергофского института, это то, что Дерюгин был прирожденным организатором. Это был организатор, который брался без страха за любое трудное дело в области своей науки и безустанно работал над ним, до тех пор пока не достигал успеха. Его не пугали многочисленные осечки… он продолжал быть оптимистом и продолжал организовывать одно учреждение за другим…”3⁸.

Эти свойства Константина Михайловича знали и ценили его коллеги и ученики. Недаром в 1927 году он был выдвинут на должность ректора университета. Можно быть более чем уверенным, что в лице Дерюгина университет приобрел бы замечательного руководителя, но вторая половина 20-х годов – время начала советизации науки и высшей школы оказалось не лучшим для “старой профессуры”. В университетском деле профессора сохранился протокол заседания Физико-математического факультета по выборам кандидата на ректорскую должность К. М. Дерюгина. К нему приложена характеристика Константина Михайловича, составленная c характерными для того времени оборотами речи и подписанная рядом профессоров, в том числе Филипченко и Ферсманом: “Профессор К. М. Дерюгин является одним из наиболее крупных научных зоологов и хорошо известен своими научными трудами не только в СССР, но и за границей. Что касается до его общественной физиономии, то она хорошо знакома всем работающим за последние 25 лет в Университете, так как К. М. Дерюгин еще со студенческих времен принимал самое горячее и активное участие в реформах Университета. Он был одним из самых энергичных сторонников переустройства старого дореволюционного Университета на новых началах в смысле расширения прав младших преподавателей и студенчества в академической жизни…. Соединяя в себе с организаторским и административным талантом чрезвычайный такт и широкое общественное отношение к делу проф. К. М. Дерюгин, как нельзя более подходит в настоящее время к занятию поста Ректора Университета. Справедливость последнего ясно видна из того, что 70% голосов профессорской и преподавательской курии было подано именно за этого кандидата"39.

К сожалению, дело тогда уже часто решали не профессора, а партийные студенты-выдвиженцы. Под их нажимом и, несмотря на надуманность упреков выдвинутых против Дерюгина, Совет голосует 10-ю голосами против его кандидатуры при 9 голосах “за” и 2-х воздержавшихся.

Такому результату, конечно, способствовал открытый и твердый характер Константина Михайловича, который никогда не скрывал своего отношения к происходившей ломке высшей школы. Он отрицательно отзывался о навязанных сверху попытках внедрить постоянную производственную практику студентов, которая якобы приближала науку к реальной жизни, а на самом деле лишь ухудшала уровень подготовки студентов университета. При выборе председателем зоологической предметной комиссии Физико-математического факультета на вопрос о партии кадетов, к которой Дерюгин был близок до революции он в том же 27-м году твердо и решительно ответил: “Да, хорошая была партия…” Таких высказываний новая власть конечно не прощала…. В 1929 году, очевидно в связи с “делом Академии наук” в высшей школе также развернулась форменная травля старой профессуры, которая открыто называлась буржуазной и контрреволюционной. В ее ряды среди биологов попали, прежде всего Дерюгин, Догель и Филипченко.

В университетской газете “Студенческая правда” был опубликован целый ряд явно заказных статей с показательными заголовками: “Ревнители старых устоев и традиций” (о К. М. Дерюгине, П. П. Калашникове, В. А. Догеле, А. В. Швейере, М. Н. Римском-Корсакове); “Хранители традиций царской интеллигенции“ (о Ю. П. Шмидте, М. Н. Римском-Корсакове и К. М. Дерюгине); “На поводу у реакционной профессуры” (о В. Д. Зеленском); “Лекции господина Филипченко” (о Ю. А. Филипченко)40. С этим же политическим нажимом было связано и отстранение Дерюгина от руководства Петергофским институтом по результатам проверочной комиссии 1930 года, сразу после празднования 10-летия института, вся программа которого осуществлялась той самой реакционной профессурой. До этого, в 1927 году, институт хотели вообще закрыть, чего, к счастью, не случилось. Однако в 1929 году заведование кафедрой зоологии было передано А. А. Гавриленко, и Дерюгин остался лишь заведующим музеем. Видимо, создание Дерюгиным кафедры гидробиологии в 1929 году было продиктовано не только научными потребностями, которые были очевидны, но и административной ситуацией, возникшей вокруг Константина Михайловича.

Научный и общественный вес Дерюгина был столь значителен, что как руководитель кафедры и двух лабораторий в Петергофском институте он сохранил, к счастью, все возможности для продолжения педагогической и научной работы. К этому времени у него уже появилась плеяда учеников: Ушаков, Гурьянова, Киселев, Правдин, Тимонов, Ширшов и многие другие стали позднее известными учеными. Только выдающиеся качества Дерюгина как ученого и человека позволили ему сделать так много за свою преждевременно оборвавшуюся жизнь. Размах и итоги его работ на морях поистине исключительны. Под его общим, а во многом и личным руководством, были организованы свыше 50 экспедиций, позволивших собрать гигантский материал по 12 морям Союза. Недаром период 1920-1937 годов в отечественной морской гидробиологии часто называют дерюгинским. В настоящей статье я сознательно не касаюсь основных научных концепций Константина Михайловича, – они прекрасно сформулированы в его работах и хорошо известны. Меня (и надеюсь хотя бы часть читателей) более занимает история его жизни и феномен его человеческой личности.

До последних дней жизни К. М. Дерюгин не снижал исключительно высокого накала своей научной и общественной деятельности. На здоровье он не жаловался: летом в Петергофе с удовольствием играл с молодежью в волейбол, зимой катался на лыжах и коньках, не забывал свою любимую охоту. Хотя с начала 30-х годов стал ездить и в санатории, обычно в Кисловодск. В 1935 году заведующий кафедрой гидробиологии и заведующий лабораторией и кабинетом гидробиологии и ихтиологии К. М. Дерюгин был без защиты диссертации утвержден в ученой степени доктора наук, вновь введенной в СССР. Очевидно, что ему суждено было бы вскоре стать членом или членом-корреспондентом Академии наук. Однако выборов в академию в 1936-1938 годах не было и существующая легенда, что накануне смерти Константин Михайлович был избран, к сожалению, не соответствует действительности. Выборы в АН СССР состоялись в январе 1939 года, когда Дерюгина уже не было в живых, хотя по некоторым данным он выдвигался в действительные члены Академии41.

Он поехал в Москву по делам в начале последней недели декабря 1938 года. Вполне возможно, что поездка, в том числе была связана и с возможностью его избрания в Академию на следующий год, но документальных подтверждений этому пока не найдено. По дороге на Ленинградский вокзал 27-го декабря ему, видимо, стало плохо. Он вышел из трамвая, сел на скамейку и умер. Портфель с документами и рукописью очередной книги, бывший с ним, пропал, а самого Константина Михайловича приехавшие в Москву ученики в отдельном вагоне, прицепленном к ленинградскому поезду, привезли в Северную столицу.

Это были, вероятно, одни из последних “настоящих” похорон: от Московского вокзала процессия с гробом на катафалке, запряженным шестеркой белых лошадей с траурным плюмажем прошла по Невскому проспекту до Университета, где состоялось прощание с покойным. На следующий день та же процессия растянулась по Большому проспекту Васильевского острова. Сделали остановку у Гидрологического института и у родной Дерюгину кафедры гидробиологии. Путь на Смоленское кладбище оказался для него не последним. Так как кладбище предполагали закрыть, родственники перед Отечественной войной перезахоронили прах Дерюгина на Волковом кладбище. Там он лежит и поныне в компании Менделеева, Бехтерева, Бекетова, Насонова, Догеля и многих других замечательных деятелей отечественной науки и культуры. Нам остались научные труды Константина Михайловича, его идеи, до сих пор существует Дерюгинская научная школа - то, ради чего живет и работает каждый крупный ученый.

Я благодарен внуку Константина Михайловича, Георгию Константиновичу за интерес к моей работе и предоставленную возможность ознакомиться с семейным архивом и использовать ряд фотографий; Марии Михайловне Белопольской за рассказ о событиях конца 1938 года и Анатолию Петровичу Андрияшеву за устные воспоминания о К. М. Дерюгине.

ФОТОГРАФИИ

1. К. М. Дерюгин. Ленинград, 1925. Архив С. И. Фокина.		2. Ученики Псковской губернской гимназии с преподавателем. Стоят справа: третий – К. Н. Давыдов, пятый – К. М. Дерюгин. Псков, 1896. Фотография из архива Г. К. Дерюгина.
3. Группа участников XI съезда естествоиспытателей. Нижний ряд (слева): В. А. Вагнер, В. М. Шимкевич, В. Т. Шевяков, А. Н. Северцов; средний ряд: С. А. Зернов (?), П. П. Иванов, С. В. Аверинцев, ?, П. П. Сушкин, ?, К. М. Дерюгин; верхний ряд: ?, И. И. Полянский, К. Н. Давыдов, П. Ю. Шмидт. Петербург, декабрь 1901. Фотография из архива Г. К. Дерюгина.		4. К. М. Дерюгин за резкой на микротоме. Петербург, 1907 (?). Архив С. И. Фокина.

5. К. М. Дерюгин на охоте. Псков, 1916 (?). Архив Г. К. Дерюгина.		6. Мурманская биологическая станция. Александровск на Мурмане, 1909. Возле причала станционное судно “Александр Ковалевский”. Почтовая открытка. Архив С. И. Фокина.

7. К. М. Дерюгин и В. А. Догель (справа на переднем плане) во время работы комиссии по проверке Петергофского Естественнонаучного института. Старый Петергоф, 1929. Архив С. И. Фокина.		8. К. М. Дерюгин с сыном Константином и сотрудниками на Мурмане, 1928 (?). Архив Г. К. Дерюгина.