К 30-ЛЕТИЮ МУРМАНСКОЙ БИОЛОГИЧЕСКОЙ СТАНЦИИ

Н.П. Танасийчук

 

12 июля сего года исполнится 30 лет существования Мурманской биологической станции - самого северного научного учреждения нашего Союза. В течение последнего десятилетия научное и общественное значение станции настолько возросло, что вполне уместно подвести некоторые итоги ее работ, осветить современное ее положение и стоящие перед нею задачи.

На Мурман в Александровск (ранее административный центр всего Кольского полуострова, а теперь село) станция была перенесена с Соловецких островов, где она была основана в 1881 г. Ленинградским обществом естествоиспытателей. До 1915 г. станция обслуживала по преимуществу членов общества и тогдашний петербургский университет. Не имея возможности широко развернуть собственные научно-исследовательские работы, станция создавала благоприятствующие условия для научных исследований приезжавших ученых. К 1915 г. общее число работ, произведенных на станции, достигло уже сотни названий, — в том числе основательная монография К. Дерюгина «Фауна Кольского залива и условия ее существования».

В первые годы существования станции число лиц, которых она обслуживала, было очень незначительно и не превышало 10—12 человек. И лишь с 1913 г. на станцию съезжалось ежегодно уже до 30 человек. Научно-педагогическая деятельность станции в те годы заключалась главным образом в рассылке научных и учебных материалов. Если и приезжали студенты, то это были уже сложившиеся специалисты, дополнявшие на живом морском материале свое биологическое образование.

Таким образом до 1915 г. станция была по преимуществу учреждением научно-вспомогательным. К этому времени станция сильно разрослась. В1908 г. была построена исследовательская шхуна «Александр Ковалевский», в 1913 г. был выстроен двухэтажный дом для общежития и студенческой Лаборатории, бюджет станции вырос до 15 000 руб. в год.

Война положила предел дальнейшему росту станции. Здания ее были заняты морским ведомством. Лаборатории станции были обращены в лазарет, канцелярию, штаб и т. п. «Здания станции... представляли собой грустную картину: сплошь выпачканные и закопченные стены, поломанные печи, ручки и замки у дверей, водопроводные трубы, разбитые стекла и вдобавок ко всему невероятные кучи мусора... Руки опускались при взгляде на этот погром и разрушение...» —так описывает Г.А. Клюге результат этой «оккупации»[1]. На станции в это время никого кроме Г.А. Клюге и матроса Гвоздева не было и они вдвоем принялись за очистку станции от наследства морского ведомства. К тому времени, когда станционные здания были приведены в относительный порядок, край был оккупирован. С трудом удалось Г. А. Клюге отстоять станцию от посягательства англичан, итальянцев, французов, хотевших последовать примеру российского морского ведомства.

Средств у станции, конечно, никаких не было. Чтобы иметь возможность жить и охранять станцию, директор должен был чертежными работами зарабатывать свой паек... Ни о какой научной работе при таких условиях и думать было нечего.

Наконец, в 1920 г. край был освобожден от интервентов. Наладилась связь с центром. Быстро окрепла станция и проявила такую жизнеспособность и работоспособность, что уже к 1924 г. «по своему мощному оборудованию, по широкопоставленной исследовательской деятельности, по огромному количеству лиц, работающих на станции, по обширной литературе, созданной работами станции она может без преувеличения быть поставленной на одно из первых мест среди подобных учреждений других государств»[2].

В 1925 г. в соответствии с масштабом работ станция декретом Совнаркома была объявлена самостоятельным учреждением типа научно-исследовательских институтов.

Работа станции в настоящее время идет в двух направлениях: научно-исследовательском и научно-педагогическом.

Как было уже упомянуто выше, до войны станция обслуживала по преимуществу ученых и очень ограниченное число студентов. К 1928 г. число приезжающих достигло 40 человек — зоологов, ботаников, физиологов, химиков и др. Популярность станции, как места, где возможна разработка самых разнообразных вопросов биологии, настолько велика, что в ее лабораториях в последние годы стали появляться и иностранцы: шведы, немцы, американцы.

Кроме уже сложившихся специалистов, станция должна дать руководство и возможность работать студентам и аспирантам. В первые годы после оккупации эта задача не представляла особых затруднений, так как общее число студентов не превышало 20-30 человек. Они приезжали несколькими группами, часто со своими руководителями. Но с каждым годом число их все увеличивалось и имеет совершенно определенную тенденцию увеличиваться и дальше. Стало необходимым организовать особые летние курсы, — физиологические и зоологические — с достаточно квалифицированными руководителями, чтобы наиболее продуктивно вести работу со студентами, приехавшими из всех высших учебных заведений Союза.

Следующая таблица посещаемости станции может дать некоторое представление о колоссальной научно-вспомогательной и научно-педагогической работе станции. Следует иметь ввиду, что средняя продолжительность пребывания специалистов на станции колеблется от 2 до 2 1/2 месяцев, студентов — 1 1/2 — 2 месяца, экскурсантов до 7 дней.

 

Посещаемость станции	1925 г.	1926 г.	1927 г.	1928 г.
Самостоятельн. научн. работн.	-	33	30	36
Прорабатыв. студ. практикум	-	55	70	87
Всего	-	88	100	123
Экскурсии от 1 – 7 дней	1264	1324	1392	1484

 

Обеспечение приезжих необходимым материалом и руководством — лишь одна часть работ станции. Основные ее работы научно-исследовательского характера.

Крупнейшая работа станции — всестороннее изучение западного района Баренцева моря. По постановлению Международного совета по исследованию северных морей в 1899 и 1901 гг., — русскими исследователями должны были производиться регулярно, 4 раза в год, рейсы вдоль Кольского меридиана — до 75° с. ш., от 75° с. ш. на восток к Гусиному мысу Новой земли и оттуда — на юго-запад к Кольскому заливу. С 1900—1906 гг. эти рейсы производились Мурманской научно-промысловой экспедицией. Но с ликвидацией последней прекратились и рейсы. Мурманская биологическая станция возобновила их в 1921 г. — и с тех пор станцией осуществлено 21 рейс до 75° с. ш. Только 21 разрез удалось осуществить, а не 32, как следовало бы по программе Международного совета, — потому, что станция до августа этого года не имела судна, пригодного для океанографических работ. Работы во время рейсов ведутся по следующей программе: на 69°30° с. ш. и 33°30° в. д., еще в виду берегов, делается первая станция. И дальше отсюда к северу, через каждые 30 миль, судно останавливается на 3—5 часов для производства работ метеорологических, гидрологических и биологических (планктон и бентос). Обработка собранного материала лишь частично производится на борту судна, — главная же обработка происходит в лабораториях станции в Александровске.

По программе Международного совета целью каждого похода является достижение 75° с. ш. Но в дальнейшем станцией было признано более целесообразным ставить целью не 75°, а кромку льда. Помимо этого расширения задания, было признано желательным на обратном пути от кромки льда к югу, итти также с работой по одному из более восточных меридианов. Таким желательным параллельным разрезом был принят 38-й меридиан. При условии осуществления таких двух разрезов, — картина гидрологического режима Баренцева моря была бы гораздо более цельной.

Однако до мая 1928 г. все попытки проделать работы по 38-му меридиану кончались неудачей — главным образом вследствие неблагоприятных условий плавания в северных морях (бури, штормы, недостаток топлива и прочие). И лишь в последние три рейса — майский, сентябрьский и декабрьский — удалось полностью осуществить намеченную программу.

Этим рейсам в Баренцевом море придавалось и придается большое теоретическое и практическое значение, так как благодаря им только можно выяснить и изменения гидрологического режима Баренцева моря, вызываемые изменением напряжения ветвей Нордкапского течения, и влияние этих изменений на животный мир. Практическое значение этих разрезов чрезвычайно велико. Не говоря уже о влиянии на климат, эти изменения являются одним из основных факторов, от которого зависит миграция промысловых рыб в Баренцевом море, подход их к берегам или наоборот — удаление от них.

Я не имею возможности подробнее остановиться на научных результатах этих рейсов. Отмечу лишь наиболее существенное. Прежде всего — картина изменений гидрологического режима Баренцева моря становится все более и более ясной. Несомненно мы здесь имеем дело с периодическим усилением и ослаблением теплых ветвей Нордкапского течения. В годы усиления напряжения, как это было в период 1921—.1925 гг., наиболее южная ветвь, так называемая мурманская, приближается к берегам и лов промысловой рыбы в этом году был чрезвычайно обилен. С 1926 и 1927 гг. наступило обратное: напряжение как бы уменьшилось, мурманская ветвь отошла к северу, улов сократился. В 1928 г., судя по имеющимся уже данным, напряжение имеет тенденцию вновь, усилиться. Далее, на основании изучения февральских и майских разрезов, становится возможным предсказание картины улова на ближайший сезон. Зоологический материал, собранный во время рейсов, не только значительно дополняет наши познания о фауне Баренцева меря, но и дает возможность разрешить многие вопросы, имеющие общебиологическое значение, как-то: о миграциях, о влиянии на фауну ослабления и усиления Напряжения теплого течения, о происхождении фауны Баренцева моря и т. д.

Эти исследования производятся теперь уже в пределах двух меридианов, и отличаются одним чрезвычайно важным обстоятельством: они не носят экспедиционного характера. Это — исследования почти стационарного типа, ибо через определенные промежутки времени исследования производятся на ряде определенных точек. Только исследования подобного рода дают возможность подметить самые незначительные изменения, происходящие в режиме Баренцева моря.

Насколько важны даже экспедиционные исследования Баренцева моря для изучения вопросов, связанных с промыслами, доказывается работами ряда специальных, прекрасно оборудованных германских экспедиций. Они начались в 1913 г. экспедицией «Posseidon». В 1926 г. в наших водах работал «Zieten», в 1927 г. — снова «Posseidon» и большая экспедиция предполагается в 1929 г.

«Если бы станция вела только одни исследования Баренцева моря в пределах Кольского меридиана, то этой работой она вполне оправдала бы свое существование» — таково мнение о работах станции Фритьофа Нансена.

Кроме исследований самого Баренцева моря подобные же работы ведутся станцией в Кольском заливе, Мотовском и у острова Кильдина. Цель их - выяснение происходящих здесь гидробиологических изменений, как следствие изменения режима Баренцева моря. Так как перечисленные районы, особенно два последние, находятся в области промыслов, результаты ведущихся здесь работ имеют и большое практическое значение.

Для выяснения изменений в гидрологическом режиме Кольского залива ежемесячно производится рейс от самой северной части залива до Мурманска, с гидрологическими и планктонологическими работами. Факт громадной биологической важности установлен рейсами в Кольском заливе: в фауне его с каждым годом увеличивается число элементов бореального происхождения. Есть ли это следствие более систематического и детального исследования или мы имеем здесь дело с примером изменения фауны, зависящего от изменяющегося гидрологического режима Баренцева моря, — покажут дальнейшие исследования. Так или иначе в список фауны залива включен теперь ряд таких форм, присутствие которых казалось бы совершенно невероятным несколько лет тому назад.

Работы в Мотовском заливе, начатые станцией в 1926 г., преследуют несколько более широкую задачу, так как до сих пор о фауне его и гидрологическом режиме известно вообще очень немного.

Работы в области острова Кильдина имеют для станции большое значение не только потому что ими освещаются гидробиологические условия промыслового района, — но и в связи с исследованием реликтового озера «Могильное». Ежемесячно на остров Кильдин организуются специальные поездки для исследования изменений, происходящих в гидрологическом режиме этого своеобразного озера.

Следующая серия работ станции — изучение фауны и условий ее существования в приливо-отливной зоне. Эти исследования являются продолжением работ группы сотрудников станции, прерванных в 1925 г., которыми была выяснена общая картина литорали значительной части мурманского побережья. Однако значительное протяжение исследованного района и экскурсионный метод исследования исключали возможность более основательного, детального выяснения зависимости между организмом и средой. С 1926 г. новый научный персонал станции повел комбинированное детальное и длительное исследование некоторых участков Кольского залива. Один из этих участков, остров Шалим в Пала губе, исследуется уже второй год. Такое длительное исследование, выигрывает не только в точности, но и дает возможность ближе и полнее учесть влияние гидрологических и иных факторов на литоральные организмы, контролировать происходящие в них изменения на протяжении года и лет, миграции и т. п.

Отсутствие у станции судна, приспособленного для океанографических и промысловых работ, не позволило развернуть в достаточной и необходимой степени научно-промысловые работы. В 1925 г. станцией было приобретено небольшое старое судно, но к осени 1927 г. судно это вовсе отказалось работать. Научно-промысловое снаряжение было крайне недостаточно и ни в какой мере не могло равняться с оборудованием бывавших на станции норвежских и германских экспедиционных судов.

Летом 1927 г. на шхуне станции «Александр Ковалевский», 20 лет работавшей в заливе и за это время ни разу не ремонтированной, сломался мотор. Станция оказалась в критическом положении. Не только исключались все исследовательские работы в Кольском заливе и прибрежной полосе моря, но и обслуживание массы специалистов и студентов ставилось под угрозу срыва. С величайшим напряжением и большой затратой средств на наем частных судов удалось станции кое-как закончить этот год.

Авария «Ковалевского», однако, имела и благодетельные для станции результаты. Главнаука разрешила использовать суммы, отпущенные на ремонт, на покупку нового судна. За границей, куда был командирован директор станции, выяснилось, что подходящих готовых судов нет. Необходимо было заказывать новое. Но денег всего было около 22 000 руб., а судно со всем оборудованием стоило около 70 000 руб. Только благодаря помощи и самому внимательному отношению к станции местных правительственных учреждений и Сельхозбанка удалось получить необходимую сумму в виде ссуды, которая, вместе с суммами, полученными от Главнауки и коллегии Наркомпути, дала возможность заказать специальное судно.

В августе 1928 г. прекрасно оборудованное судно пришло в Мурманск. Это моторный 120-сильный бот типа норвежских зверобоев, с ледяной обшивкой, радио, радиопеленгатором, электрическими лебедками для гидрологических работ, снабженный всевозможными научно-промысловыми орудиями. В честь крупнейшего исследователя морей Союза, начавшего свою работу в Баренцевом море, оно было названо «Николай Книпович». Уже в сентябре оно вышло в свой первый пробный рейс. Несмотря на неблагоприятные условия плавания, судно показало себя вполне приспособленным для серьезных океанографических исследований. Этот рейс был исключительно удачен — удалось дойти до 78° с. ш., перерезав все ветки Нордкапского точения и спуститься обратно по 38-му меридиану.

«Николай Книпович» для станции — начало новой эры. Какие обширные перспективы раскрываются теперь перед станцией, трудно перечислить. Чтобы все же хоть несколько осветить значение этого судна для станции, остановлюсь немного на том, как производились рейсы до появления «Книповича».

Несмотря на желание местных органов власти помочь работе по исследованию Баренцева моря получить судно в нужное время удавалось не всегда. Поэтому рейсы проводились не в строго определенные сроки. Данные же, полученные в различные сроки уже трудно сравнимы. Но, кроме того, — вместо 31 было сделано всего лишь 21 рейс, — по тем или иным причинам судно не удавалось получить. Наконец, всегда время работы было ограничено определенным сроком, к которому во что бы то ни стало нужно было закончить работы. Поэтому нельзя было итти дальше 75°, нельзя было итти с работой обратно.

Для работы станция получала только судно и команду. Нужен был уголь — не менее 60 тонн в рейс, масло и пр. Суммы, отпускавшиеся на эти расходы Главнаукой, были ничтожно малы. Другое учреждение, заинтересованное в работах станции, пошло ей на помощь: правление Мурманской железной дороги. Только благодаря этой помощи могли осуществиться те 18 рейсов, которые были сделаны до «Н. Книповича».

Большинство этих неудобств теперь уже в прошлом. Судно сможет выходить в точно определенные сроки, получать сравнимые данные, работать столько, сколько будет нужно. Стоимость горючего для небольшого судна значительно меньше стоимости угля для крупного тральщика, на котором обычно производились рейсы. И, кроме того, станция имеет теперь возможность начать систематические научно-промысловые исследования и тем самым создать фундамент для рациональной постановки мурманских рыбных промыслов.

Всем вышесказанным не ограничивается, однако, научно-исследовательская работа станции. В минувшем году ею закончена еще одна большая работа: всестороннее исследование озера Имандра, произведенное на средства и по поручению колонизационного отдела Мурманской железной дороги. Большая половина II тома «Работ» станции посвящена статьям по этим исследованиям, и еще большее число работ ждет возможности быть опубликованным.

Кроме этих работ, в которых принимают участие все отделения станции, разрабатывается ряд тем более узких, более специальных, как, напр., монографические исследования отдельных групп животных, изучение фотосинтеза водорослей, газообмена у водных животных, способов засола рыбы и т. д.

Такова научно-исследовательская работа станции в настоящее время. Результат ее — за период 1922—1928 гг. — не менее 60 работ, напечатанных как в «Работах» станции, так и в различных других изданиях, и около 20 готовых к печати. Эти уже ведущиеся работы будут развиваться и дальше. «Николай Книпович» усилит их интенсивность. Научно-промысловые работы должны будут стать важнейшими в работах станции. Кроме исследования промысловых банок в период между рейсами ко льдам предполагаются регулярные исследования — не менее 6 раз в году — мурманской ветви Нордкапского течения (до 71° 30'— 72° с. ш.), — гидрологический режим которой для наших промысловых банок имеет значение первостепенной важности.

Таковы работы станции за последний период ее существования. Ее научные работы связаны с аналогичными работами, ведущимися в Европе и Америке.

Какова же материальная база биологической станции, в какой мере рост ее соответствует росту учреждения? Каковы объективные условия работы на станции сотен приезжающих и постоянных сотрудников? Несколько цифр дадут достаточно ясный ответ на первый вопрос. С1925—1927 гг. станции отпускалось Главнаукой приблизительно 70% сметы. В 1927—1928 гг. этот процент еще больше снизился. 1926 г. станция закончила с перерасходом в 600 руб., в 1927 г. перерасход достиг уже 3 800 руб., в только что минувший сметный год он увеличился по меньшей мере втрое. Помимо расходов по научной части наиболее значительны у станции расходы хозяйственные. Нормальная работа станции находится в чрезвычайной зависимости от четкой работы хозяйственного аппарата. В 1925 г. станция имела на эти расходы около 6 000 руб. (сюда включены расходы на топливо, достигающие 4 000 руб. в год), в 1927 г. около 8 500 руб., в 1928 г. — 7 610 руб. В 1929 г. с большим трудом Главнаука могла выделить 8 500 руб., которых, конечно, нехватит.

Не менее остро стоит вопрос с неотложным ремонтом станционных зданий. Все они не ремонтировались со времени своей постройки. Необходимы срочные меры, чтобы обезопасить станцию в пожарном отношении. В течение уже трех лет на территории станции стоит громадный барак — бывшая английская тюрьма, из 24 больших комнат. При полном ремонте возможно было бы перенести в него из других зданий библиотеку, музей, часть общежитий. На ремонт, однако, необходимо не менее 30 000 руб.— отпущено всего 5 500 руб.

Лаборатории станции рассчитаны на обслуживание довольно ограниченного числа лиц. В первые годы после освобождения края еще можно было кое-как справляться с задачей размещения всех приезжающих на станцию. Но в последние годы, когда число приезжающих неуклонно растет и, видимо, будет продолжать расти и дальше, теснота в станционных помещениях царит необычайная. Одна из лабораторий, рассчитанная на 6 человек, вмещает до 15, другая 4-местная — до 10. Устанавливаются вторые ряды столов, работать за которыми вследствие слабого освещения довольно трудно, устанавливаются рабочие столы в музее, — настолько тесном, что в нем выставлено лишь очень немногое из того, что станция могла бы выставить. В аквариальной — нагромождение в несколько этажей банок, аквариумов и т. д. Таково же положение и в студенческой лаборатории.

Но кроме места для работы станция силою обстоятельств вынуждена взять на себя заботы и о жилище, и о питании приезжающих. Комнат общежития далеко не хватает. Большинство этих комнат рассчитаны на одного человека. Но в каждую такую комнату приходится помещать иногда по 4 человека. Поэтому ежегодно арендуются все свободные помещения в Александровске. Летом и весною, когда круглые сутки светло, с таким удалением работников от станции еще можно мириться, но под осень, когда быстро темнеет, путешествие по горам в город не только утомительно, но и опасно.

Также неблагополучно обстоит дело и со штатами станции. Несмотря на все увеличивающийся масштаб работы общее число штатных сотрудников уже несколько лет застыло на 325 штатных единицах, из которых лишь 11 научных работников. Никакие представления о необходимости увеличения числа научных и технических работников не помогали. Для судна «Н. Книпович» необходима команда в 10 человек (по требованию союза водников), но удалось получить увеличение лишь на 6 человек.

Работа научных сотрудников не ограничивается да и не может быть ограничена никакими нормами. Нет ни 4-х, ни 12-часового рабочего дня. Летом нередки приезды экскурсий ночью, на короткий срок. Нет никаких праздников или свободных дней.

Во время рейсов и работ в заливе работа не ограничивается лишь взятием проб воды и грунта и т. д. Материал, в особенности зоологический, должен быть здесь же, на судне — разобран, рассортирован, записан. И нередко эти работы занимают время от одной «станции» до другой. Нередко без сна, почти без перерывов приходится вести исследования на протяжении 16-18 часов и потом иметь перерыв в лучшем случае на 2-3 часа. При этом работа происходит на палубе судна, в воде, захлестывающей за борта, при дожде и в шторме, часто при температурах — 5°. Такое напряжение длится 2 недели через каждые 4 месяца.

По возвращении из рейса — работа в заливе, в лабораториях по обработке материала, летом — со станционерами. Для руководства студентами-практикантами станцией приглашаются 3 квалифицированных работника, которые заняты со студентами и специалистами с утра до ночи. Средства на оплату этих лиц до этого года выделялись из и без того скудного бюджета станции. До этого года никаких средств на обеспечение студентов руководством, инструментарием, литературой не отпускалось.

Но так было до появления на станции «Н. Книповича». В дальнейшем с весны уже в дополнение к 4 рейсам ко льдам должны быть еще по крайней мере 6 рейсов к мурманской ветви и достаточно интенсивные научно-промысловые работы. И если даже предположить, что число специалистов и студентов, приезжающих на станцию на лето, не увеличится по сравнению с 1928 г., трудно представить себе, как сможет станция справиться со своими задачами при настоящих штатах.

Жизнь и работа на станции как научных, так и технических сотрудников очень нелегки. Лаборатории недостаточно оборудованы, библиотека недостаточно полна.

Александровск относится к так наз. отдаленным местностям. Работники в этих местностях пользуются рядом льгот, большим материальным обеспечением и т. п. Да иначе и быть не может. Сколько-нибудь дельный и полезный работник сможет переселиться в такую отдаленную местность лишь при условии достаточного обеспечения его и предоставлении ему сколько-нибудь сносных условий существования и работы.

Что касается научных сотрудников, то до последнего времени ставки их правда выше, чем ставки тех же категорий в центре. Так сотрудник 1 разряда получал 108 руб., сколько и матрос на «Н. Книповиче». Заведующий отделением — 120 руб., а моторист —180 руб. — ставку директора станции. Только в самое последнее время удалось несколько улучшить материальное положение сотрудников станции.

При таких условиях подбор работников крайне труден. Ведь для успешной работы станции нужен не совместитель, а человек, всего себя целиком отдающий станции. Если учесть отрезанность станции, даже от Мурманска, сообщение с которым зимой прерывается иногда на 2—3 недели, общие условия жизни на севере, низкие ставки, то нельзя не признать, что очень многое должно быть сделано для того, чтобы обеспечить и успех работы на станции и более или менее нормальные условия существования для работников самого северного учреждения Союза.

Таково положение дел на Мурманской биологической станции, ко дню ее 30-летия. Тяжелые времена уже пережиты ею. Вместк с нею переживал их и директор станции проф. Герман Августович Клюге, двадцатилетний юбилей которого ознаменовался приходом на станцию «II. Книповича». Отдавая всего себя станции, Г.А. Клюге сохранил ее для Союза. Для достижения намеченной цели немало трудов положено им и немало лишений перенесено. И цель эта достигнута. При содействии и поддержке общественных организаций и правительственных учреждений станция стала крупным научный институтом и в тоже время своеобразным всесоюзным вузом.

Для того, чтобы сохранить уже сохраненное, для того, чтобы работы станции могли успешно развиваться и далее, нужно относительно немногое. Нужно то, что было особенно подчеркнуто в свое время[3] проф. К. Дерюгиным: крайне бережное и внимательное отношение к ее нуждам.