Александра Горяшко

Тихий герой

(о научном невезении, педагогическом пыле,

 патриотизме и месте в истории)

Часто бывает, что добросовестность и энтузиазм ученого никак не влияют ни на его благополучие, ни на благосклонность к нему судьбы. Есть счастливчики, у которых получается все. Будто таинственный ангел-хранитель ковром расстилает перед ними выгодные условия. Даже мировые катастрофы обходят их стороной или идут им на пользу. Но есть Иовы науки. Они — прекрасные люди, фантастически работоспособные ученые. Они все делают правильно, их научная мысль опережает время. Тем не менее, напасти следуют за напастями, и кажется, что, как в известном анекдоте, в ответ на отчаянный вопль «За что?!» из разошедшихся на миг облаков вот-вот выглянет Господь и ответствует: «Ну не нравишься ты мне!»

Именно такие мысли приходят в голову при знакомстве с удивительной судьбой русского биолога и педагога Константина Карловича Сент-Илера — человека замечательного и замечательным же образом невезучего. Впрочем, мы не знаем, считал ли себя невезучим он сам. В том-то и дело, что мы очень мало о нем знаем. Немногие современные публикации о К.К.Сент-Илере пестрят фразами: «к сожалению, почти все материалы пропали», «только часть данных опубликована», «труд так и не увидел свет» и, наконец: «скромное, если не сказать незаметное место в нашей исторической памяти». Почему-то кажется, что «место в исторической памяти» его не волновало ничуть. Он был слишком занят вещами куда более интересными, и всю жизнь занимался ими в условиях, от которых другой давно пришел бы в отчаяние.

Ему фатально не везло с эпохой, многочисленные катаклизмы первой половины XX века то и дело оказывались на пути его начинаний. Изменяющиеся границы государств, революции и войны упорно мешали ему работать, пожирали результаты многолетних трудов, архивы, коллекции. И все-таки именно этот невезучий человек создал вторую (после Соловецкой) биологическую станцию на Белом море. Станцию, проработавшую более 30 лет, хотя все, казалось, было против этого. Первую в России биологическую станцию, главными целями работы которой были обучение и стажировка студентов.

Тайна зарождения идей

Константин Карлович родился в 1866 году в Петербурге. И зоологом, и педагогом он был потомственным: его отец — магистр зоологии, директор Учительского института[1]. Дед, по семейным воспоминаниям, был выходцем из Франции — военнопленным наполеоновской армии, однако никаких сведений о родстве русских Сент-Илеров со знаменитыми французскими естествоиспытателями Жоффруа и Изидором Сент-Илерами обнаружить не удается. История происхождения русского рода Сент-Илеров теряется в туманных дебрях истории.

Наш герой учился в Петербургском университете, который окончил с золотой медалью, после чего был оставлен в университете для подготовки к ученой степени магистра зоологии. Несколько лет он работал ассистентом у крупнейших ученых того времени — Н.Е.Введенского, А.С.Догеля, А.О.Ковалевского. Ему доводилось неоднократно посещать лучшие зарубежные лаборатории: побывать у И.И.Мечникова в Пастеровском институте, у немецкого гистолога В.Флемминга, на морских биологических станциях в Роскоффе, Виллафранке и Неаполе. Работал он и на Соловецкой биостанции.

После защиты в Петербурге докторской диссертации Сент-Илер получил профессуру в Юрьевском (бывшем Дерптском, ныне Тартуском) университете. Здесь молодой профессор заведовал сначала зоологическим музеем, а затем кафедрой зоологии. Сведений о жизни его в этот период (как, впрочем, и во все прочие периоды) у нас мало. Так уж повелось, что о жизненном пути ученого судят по его научным трудам. Личная жизнь остается за скобками, будто ее не существует вовсе. А о том, каким образом приходят к людям науки их замечательные идеи, как они выбирают свой путь, чаще всего не знают даже они сами. И тут неизбежно и безудержно разворачивается фантазия. Не исключено, что места влияют на людей так же сильно, как и люди на них. Кто знает, может быть именно работа в Юрьевском университете, богатом историей, знаменитыми выпускниками и педагогическими традициями, привела К.К.Сент-Илера к главной идее его жизни — идее создания морской биологической станции.

Вот как вдохновенно описывает этот университет исследователь истории биологии В.Борейко: «Академия Густавиана, как на заре своей именовался Юрьевский (ныне Тартуский) университет, была основана шведским королем Густавом Адольфом. Второе рождение университета, уже называемого Дерптским, пришлось на 1802 год. Ветер странствий, раздутый Лазаревым и Беллинсгаузеном, волновал сердца и умы…. И каждый год, после окончания учебного курса, лучшие студенты и преподаватели отправлялись в кругосветные плавания. Один из них, отважный барон Эдуард Толль, искал легендарную землю Санникова, а нашел свою смерть в ледяных торосах. Другому — Эмилю Ленцу, повезло более, он создал науку — океанографию и стал ректором Петербургского университета. Российский академик, биолог и географ Карл Бэр, дерзкий мечтатель, основатель Аскании-Нова, Фридрих Фальц-Фейн — их тоже напутствовала Академия Густавиана»

Достойное и надежное место работы, научная карьера выстраивается плавно и благополучно. Но вот странность: хотя основной специальностью Сент-Илера была гистология, при занятиях которой нет особой нужды покидать университетскую лабораторию, ветер странствий волновал и его.

Начало биостанции

Благополучный сорокалетний профессор не захотел довольствоваться тишью лаборатории. Мы не знаем, что руководило им в первую очередь — педагогический пыл, любовь к морю, детский восторг перед живой природой или все это вместе, но он затеял дело, во многом определившее его человеческую и научную судьбу на следующие три десятилетия. Осмелимся предположить, что затея эта во многом определила и судьбу биологических исследований на Белом море.

Одним из важнейших дел жизни Сент-Илера стало создание первой в России морской биостанции, основной целью которой, по его замыслу, было обеспечение студенческой практики. Насколько можно судить, именно под влиянием Константина Карловича в 1906-1907 учебном году студенты-естественники поставили вопрос «об устройстве постоянных систематических экскурсий под руководством преподавателей университета для ознакомления с природой в ней самой», ибо, как считал Сент-Илер: «Естествоиспытатель не может считать свое образование законченным, если он не знаком с жизнью моря».

После затяжных бюрократических процедур, вопрос был решен положительно, и в 1908 году в Ковду — небольшой залив Белого моря, отправилась первая экскурсия (теперь бы мы назвали ее экспедицией) под руководством Сент-Илера. Позже, вспоминая об этой поездке, он писал: «… первая экскурсия связала ее участников плотными узами дружбы; они получили название «беломорцев», и под таким именем были известны в нашем университете. Компания была работящая и интересующаяся; она задавала тон на нашем факультете, — тон здорового увлечения научными интересами. Эта связь сохранилась и теперь, когда наши «беломорцы» пооканчивали курс и судьба раскидала их по разным частям нашего отечества».

В том же году в статье «О необходимости устройства биологической станции на Белом море» Сент-Илер пишет: «Мне кажется, необходимо устроить станцию … специально педагогическую, приспособленную для проживания большого числа студентов и для практических занятий. Очень хорошо, если бы в этом начинании приняли участие все русские университеты или, по крайней мере, северные. В виде отдаленной мечты мне представляется целая сеть таких станций, рассеянных по всей России, и устраивающее экскурсии общество. Я призываю всех лиц заинтересованных откликнуться на мой призыв и начать хлопотать по исходатайствованию необходимых средств и устройству станции».

Необходимо сразу заметить, что при жизни Константина Карловича его призыв не был поддержан на практике другими учебными заведениями. Только сейчас мы можем за него (а это всегда горько) порадоваться и представить, как обрадовался бы он, узнав о том, что сегодня на беломорских берегах студенты разных университетов знакомятся с жизнью моря не менее, чем на шести биологических станциях! В какой-то мере существование этих биостанций — тоже его заслуга. Человек эмоциональный и увлекающийся, всю жизнь посвятивший реализации своей идеи, он не мог постепенно не заразить ею других. Идеи Сент-Илера несомненно витали в стенах университетов и обсуждались среди профессорско-преподавательского состава.

Но пока он одинок. Биостанция в Ковде не имеет официального статуса, деятельность ее практически не финансируется университетом, но несмотря на это, работа ведется добросовестная и интенсивная. Перечень всего, что было сделано за шесть лет, прошедших с первой экспедиции в Ковду, поражает воображение.

На станции побывали 53 человека из числа студентов и сотрудников Юрьевского университета. Кроме того, ее посетили экскурсии рижской женской латышской гимназии, студентов Харьковского университета и слушательниц Высших женских курсов, а также Московского Сельскохозяйственного Института. Общее число посетителей станции составило около 100 человек.

Учебная практика весьма успешно сочеталась с разнообразной научной деятельностью. Наряду с чисто зоологическими исследованиями, изучалась жизнь моря —  измерялись температура и соленость воды, велись наблюдения за скоростью течения, приливными изменениями уровня моря, метеонаблюдения. В окрестностях станции описано более 300 видов животных. Несколько видов впервые обнаружены в Белом море. Исследована растительность островов и побережья. Собраны гербарии водорослей и наземной флоры. Изучались ледниковые образования. Коллекция рыб передана в Зоологический музей Академии Наук. Собраны, опубликованы и представлены в качестве отчетов в Департамент Земледелия данные о рыболовстве в Кандалакшском заливе и о биологии рыб губы Ковды. Исследовались рыбный промысел и условия обитания рыб в Ковдозере. В большом количестве морские животные фиксировались для практических занятий в Юрьевском университете. Коллекции морской фауны были переданы нескольким музеям и педагогическим учреждениям.

И тут впервые громко заявляет о себе неблагосклонная к ученому судьба. Наступает 1914 год. Работа биостанции резко обрывается. Однако и в этих условиях 48-летний ученый, как дитя, не понимающее серьезности положения (хотя он-то все понимал!) занят в первую очередь своими наблюдениями: «…после объявления войны, вследствие прекращения срочных рейсов Мурманского пароходства, должны были бежать из Ковды через Финляндию. Этот путь, кроме того, что весьма живописен и интересен, дал нам весьма важные сведения, касающиеся географии и геологии пройденной местности, особенно же русской Карелии» (подробнее об этом см. статью А. Горяшко "Столетие неудавшейся экспедиции").

Смутное время

Страну лихорадит война, зреют внутренние конфликты, но летом 1915 года Сент-Илер снова отправляется в Ковду. В организации экспедиции возникло множество трудностей, но он все же не отказался от нее «руководствуясь главным образом желанием, чтобы наша временная биологическая станция в Ковде функционировала и в этом году».

Путь от Юрьева до Ковды занял целых 18 дней. Причем задержки, связанные с усилением бюрократических процедур в военное время, оказались не единственными неприятностями, с которыми пришлось столкнуться преподавателю и студентам. «Кроме того в канцелярии Губернатора (в Архангельске) нас снабдили весьма огорчительным для нас обязательным постановлением, запрещающим под страхом штрафа в 3000 р. делать по всему побережью Белого моря фотографические снимки и производить всякие съемки, промеры и пр. А между прочим как раз в этом году мы и предполагали заняться преимущественно общегеографическим исследованием, которое без съемок и фотографирования сводится собственно к нулю». Вечное его невезение!

По признанию Сент-Илера, в наступившей неразберихе, он и сам не знал, попадет ли когда-нибудь снова на беломорские берега. И все-таки замечательным образом игнорирует это обстоятельство, продолжая твердить: «Конечно, работа сильно бы облегчилась, если бы в Ковде устроилась постоянная биологическая станция. В будущем есть надежда на получение в аренду участка земли … и тогда надо будет позаботиться о постройке собственного здания для станции и о приобретении необходимых книг и инструментов. В настоящее время этот вопрос является особенно острым, так как путешествие за границу даже в случае окончания войны будет конечно сильно затруднено. Да и пора наконец русским отказаться от своего тяготения к чужому и озаботиться использованием своих природных богатств. Наше Белое море имеет совершенно достаточно материала для научных работ и для знакомства с морскими животными преподавателей и учащихся. В этом отношении мы имеем уже опыт».

Особой поддержки эти (без сомнения правильные) призывы по-прежнему не находят. Оно и понятно: немного найдется людей, для которых будущее науки важнее ужаса сегодняшней войны. По сути, станция держится лишь на энтузиазме своего основателя, использующего малейшую возможность для организации работ в каждом новом году. Лишь изредка слышен понимающий голос. «Известия Архангельского Общества изучения Русского Севера» за 1916 год помещают статью «Биологическая станция в с.Ковде, Кемск.у.»:

«Мы, русские, так небогаты подобными учреждениями и поэтому нельзя не пожелать скорейшего преобразования этой станции из временной в постоянную с определенным штатом служащих и бюджетом. Для создания в Ковде биологической станции, для закрепления дела, начатого проф. К.Сент-Илером, понадобится очень немногое. Казна, конечно, не откажется дать небольшой участок земли, не имеющей здесь почти никакой ценности, для устройства специального здания для станции. Затем для нужд станции необходимо завести хорошее моторное судно, которое могло бы ходить и под парусами. Потом для занятий на станции нужна библиотека. Наконец, на станции необходимо устроить водопровод для морской воды, так как иначе невозможно устроить аквариумы, и приобрести некоторые инструменты».

Сам же Сент-Илер думает не только о научном, но и о бытовом устройстве учащихся: «…желательно дать занимающимся несколько больший комфорт. Теперь нам приходится спать на досчатых кроватях с сенниками. Надо завести хоть и простые, но приличные кровати, несколько комодов и платяных шкафов, буфет для посуды, письменные, рабочие и лабораторные столы, умывальники, шкаф для библиотеки, для реактивов и пр.»

Забегая вперед, заметим, что для Ковденской биостанции практически все перечисленное так и осталось мечтой. Однако в 1938 году, за три года до смерти Сент-Илера, его станцию посетила группа московских студентов и аспирантов. Главной задачей приезжих был… - выбор места для создания новой биологической станции. И все, абсолютно все воплотилось на созданной вскоре Беломорской биостанции Московского университета. Дома для преподавателей и студентов с «простыми, но приличными кроватями» и прочей утварью, хорошо оборудованные научные лаборатории, столовая, баня, пилорама, собственный флот. Даже водопровод для морской воды и прекрасная библиотека, включающая 35000 единиц хранения. Все это — в каких-то 30 км от Ковды, где работал и мечтал Сент-Илер.

А ведь уже казалось, что голос профессора услышан! После многолетних трудов он наконец-то получил разрешение устроить в Ковде постоянную биологическую станцию. Но какая ирония судьбы! Разрешение получено в 1917 году! А уже 23 февраля 1918 года Юрьев оккупирован Германией. Русский Юрьевский университет преобразуется в немецкий Дерптский.

Реорганизация происходила болезненно. Оккупационные власти запретили вывоз из университета любого имущества, в том числе личного имущества преподавателей и служащих. Таким образом, значительная часть материала, собранного в Ковде, осталась в Тарту. Русский состав университета, после переписки с советским правительством, получил разрешение на переезд в Воронеж.

Так Сент-Илер стал профессором Воронежского университета. Что вовсе не стало окончанием трудностей, а лишь открыло новый их круг. Вот как описывает К.В. Скуфьин[2] условия, в которых жил Сент-Илер первые годы в Воронеже: «Дома… давно не ремонтировались, за военные годы были запущены, имели устарелое печное отопление (с дымом!)…. По анкете проф. Н.Н. Бурденко температура в его квартире держалась около +4º (возможно Реомюра). … Есть свидетельства, что Сент-Илер в зимние месяцы частенько, не выдержав понижения температуры в конце ночи, затемно вставал, шел к печи и растапливал ее сыроватыми дровами, поддерживая огонь долгими часами, смотря в горнило печки…». Тяжел был не только быт. Столь важная для Сент-Илера правильная постановка образования практически сметена новыми порядками. «Декрет Совнаркома от 2-го августа 1918 г. обязывал вузы принимать в качестве своих слушателей всех лиц независимо от гражданства и пола, достигших 16 лет без представления диплома, аттестата или свидетельства об окончании средней или какой либо школы, кроме удостоверения о их личности и возрасте и без взимания какой либо платы за учение, а также без вступительного экзамена и какого либо собеседования. Извечное название "студент", т.е. "изучающий" этим указом заменялось на название "слушатель", т.е. статут университета или института понижался до уровня курсов»[3].

Позволим себе еще одно предположение. Сент-Илер много работал в других странах, наверняка имел там научные и личные связи. Вряд ли отъезд за границу представлял для него проблему, а в условиях гражданской войны и голода в России был бы более, чем оправдан. Мы не знаем, стояла ли перед ним проблема выбора или его представления о долге не допускали даже возможности оставить своих студентов и свое дело. Так или иначе, но Сент-Илер остался в России. Не затем ли, чтобы быть ближе к Ковде?

В стране Советов

Невзирая на все трудности смутного времени, уже 55-летним человеком, все с тем же неугасимым пылом, он снова едет в Ковду. Очередная экспедиция (теперь уже Воронежского университета) под его руководством состоялась в 1921 году. У Константина Карловича так и не хватило времени заняться своими работами по физиологии и гистологии, начатыми в прежние годы, зато педагог в нем удовлетворен: «Материал привезенный нами настолько велик, что из него можно выбрать хорошую коллекцию для пополнения Зоологического музея и для демонстрации на лекциях».

Однако после 1921 года работы на биостанции прерываются на целых шесть лет. Это самый большой перерыв за все 30 лет исследования Сент-Илером Ковденского залива. В стране царит хаос. У власти — новые люди, которым, по большей части, вовсе не до научных и педагогических затей немолодого ученого. А он, между тем, считает совершенно необходимым вывезти со станции оборудование, чтобы было на чем заниматься со студентами в Воронеже.

Этот тихий человек умудряется пробиться к начальству, получить вагон и продукты, и пересечь в этом вагоне, перецепляя его от поезда к поезду, полстраны. Я почему-то ясно вижу, как он бегает со своим мандатом по станциям. Немолодой человек со странным нерусским именем и никому непонятными целями. Неизменно добиваясь своего, хотя времена и нравы таковы, что расстрелять могут за одно только имя, за «буржуйское» профессорское звание. Неукротимый и упорный, как муравей, он тащит свой вагон. И ради чего, Боже мой?! Ради того, чтобы какие-то студенты в Воронеже могли лучше учиться!

А воплощение мечты опять откладывается. Работы на биостанции прерваны и, кажется, навсегда. Но, невзирая на серьезную занятость (он назначен директором научно-исследовательского института при университете) и далеко не юный возраст (в 1926 году ему уже 60), Сент-Илер упорно продолжает заниматься своей ненаглядной Ковдой. Известно, что в 1926 году он «заканчивал труд по географии Ковды — результат многолетних экскурсий в эту местность», однако труд этот так и не был опубликован. Судьба, увы, достаточно типичная для его трудов.

Последующий рваный ритм работ в Ковде сам по себе говорит о том, как сложно было устраивать экспедиции. Сент-Илеру удается вырваться в Ковду в 1927, 1930, 1934 годах. В 1935 г. он публикует статью, обобщающую результаты работы биостанции за 26 лет ее существования. С 1936 по 1940 год работы на станции ведутся ежегодно.

По-прежнему студенческая практика весьма успешно сочетается с научными исследованиями. Как и в дореволюционный период, станцию, помимо студентов и сотрудников Воронежского университета, посещают экскурсии других учебных заведений

Продолжается работа по изучению заливов, озер и болот. Собрана коллекция образцов горных пород, гербарий цветковых растений, мхов, лишайников, орнитологическая коллекция. Основное внимание уделяется морю. Продолжается сбор проб бентоса и планктона. Описано несколько новых для науки, а так же для Белого моря видов. Изучается видовой состав рыб, их распределение, биология отдельных видов.

Кажется, начинается возрождение. Станция получает, наконец (и впервые!), статус официальной. Но не слишком ли поздно? Долгожданная официальность приобретена через 30 лет после начала реальной работы – в 37 году. А Сент-Илеру уже 71 год… Единственное снисхождение, которое позволила себе проявить столь неблагосклонная к ученому судьба состоит в том, что она не обрекла его на старости лет пережить ни сталинские лагеря, ни еще одну страшную войну. В 1941 году, в Воронеже, в возрасте 75 лет К.К.Сент-Илер умер. Ковденская биологическая станция прекратила свое существование вместе с ним.

А если бы жил еще? Была бы станция? Выжила? Это в пылу-то Второй мировой войны? А знаете, наверное, да. Все предыдущее существование Ковденской станции доказывает – она действительно зависела только от энергии породившего ее человека. Только благодаря ему невредимо проходила сквозь время.

После Сент-Илера

Невезение со временем и местом преследовало не только Сент-Илера, но саму память о нем.

Сумбурная судьба немецко-эстонского Дерпта-Юрьева-Тарту уничтожила или сделала недоступными многие архивы университета.

Война жестоко обошлась с Воронежем. Большая часть университетского имущества была уничтожена. Итог тридцатилетних экспедиционных работ Сент-Илера в Ковде — рукопись около 100 печатных листов с картами, схемами и таблицами — погибла под развалинами.

По непроверенным данным, личный архив К.К.Сент-Илера хранился у его невестки и ученицы В.И.Бухаловой, однако после ее смерти пропал и он.

Рукописи, как это ни печально, горят. Но остаются люди.

Сент-Илер, страстный педагог, воспитал целую плеяду учеников — восемь профессоров и докторов наук, 15 кандидатов наук, работавших потом в Воронеже, Горьком, Саратове и в других городах. С 1998 года в Воронежском университете проводят Международные экологические чтения памяти Сент-Илера, сейчас готовится к печати книга одного из старейших учеников Сени-Илера, К.В.Скуфьина, посвященная учителю.

С 1974 года в Ковде проводит летние практики биологический класс 520 московской школы под руководством Г.А.Соколовой. На основании данных Сент-Илера школьники провели работу по анализу изменений донного населения Ковденского залива за последние 80 лет.^[4] Биокласс собирает все доступные сведения о Ковденском прошлом замечательного ученого и педагога, его книги и фотографии. Свой первый карбас они назвали его именем

На островах рядом с Ковдой школьники нашли остатки лабораторной посуды. Невозможно утверждать, но многое говорит за то, что это оборудование Сент-Илера. А если так, то найденные и бережно хранимые в 520 школе осколки – единственное физическое свидетельство 30-летней работы Сент-Илера в Ковде.