Успенская А. В.

Беседа 15 апреля 2005 г.

Успенская Анна Всеволодовна, доктор биологических наук, ведущий научный сотрудник лаборатории цитологии одноклеточных организмов Института цитологии РАН.

Наш курс был первым послевоенным курсом. Учиться мы начали в 1944 году. Я на третьем курсе в 1947 году определилась на Кафедру зоологии беспозвоночных, где заведующим был Валентин Александрович Догель. У нас на кафедре была в то время аспирантка Рахиль Ефремовна Шульман, она занималась паразитами рыб. В соответствии с темой ее диссертационной кандидатской работы она должна была собирать материал по паразитофауне рыб Белого моря. Валентин Александрович разрешил ей взять в помощь студентов. Она предложила мне и моей однокурснице Геле (Г.К.Чубрик) поехать в паразитологическую экспедицию на Белое море, на Гридинскую биологическую станцию. Мы с радостью согласились. Гела туда должна была поехать пораньше, я несколько позже. А потом наоборот – она уехала пораньше, а я задержалась там до сентября. С этой поездки началась наша первая научная работа.

Почему мы поехали в Гридино? Биостанция в Дальних Зеленцах уже существовали до войны, но она еще не были открыта, там все было разгромлено во время войны. Когда мы в 48 году туда поехали на преддипломную практику, то уже что-то подрасчистили, уже можно было как-то жить. Тогда туда приезжали какие-то москвичи, из Прибалтики кто-то был, с нашей кафедры приезжали на практику однокурсники. В 48 году в августе как раз проходила знаменитая сессия ВАСХНИЛ. После нее в Зеленцы были вынуждены приехать на постоянную работу некоторые ученые, которые лишились работы в Москве и Ленинграде из-за несогласия со взглядами Лысенко.

Для того, чтобы попасть в Гридино мы доезжали до Кеми на поезде. От Кеми до Гридино нас подкидывал ботик, который ходил в те места. Я помню, что мы приехали очень рано в Кемь, какое-то время там прождали, и, наконец, появился очень маленький ботик, наверное, это был МРТ. Мы все сгрудились на палубе и так и ехали. Была порядочная качка, большинство пассажиров лежало в лежку. Некоторые, и я в том числе, не укачивались, но все здорово замерзли.

Гела с Рахиль Ефремовной приехали немного раньше и, когда я появилась, они уже развернули лабораторию. На кафедре нам давали микроскопы и все реактивы. Мы тащили тяжеленные «гробы», укомплектованные всей посудой, реактивами, микроскопами, лупами, скальпелями, пинцетами и прочим оборудованием. Там были специальные отделеньица для микроскопа, для чашек Петри… Тяжеленные такие сундуки с ручками. А потом туда складывались банки с зафиксированными паразитами. Обязательно везли спирт, формалин. Спиртом каждая экспедиция снабжалась не только для фиксации. Если нужно было что-то поймать экзотическое, то единственная валюта, которой можно было рассчитаться с рыбаками, это был спирт. Тогда еще была карточная система, я помню, что нам в Университете давали пайки перед поездкой в Гридино. Я, правда, этого пайка так и не успела дождаться, его получали домашние – какой-то мешок сухарей, еще что-то.

Фотографий осталось мало. Ведь во время войны все фотоаппараты, пишущие машинки были запрещены и конфискованы. А потом они и не продавались, и средств на это не было. Все по талонам, по карточкам.

У станции был лабораторный дом и еще несколько домов для жилья, наверное, их снимали у местного населения. Там такой народ был – новгородские староверы, выселенные еще в те времена, когда была борьба со староверами. Очень красивые иконописные лица.

Когда мы жили в Гридино, тоже еще все по карточкам было, так что жили мы в основном на подножном корму, на рыбе. Мы ее ловили и вскрывали для работы. Но у меня как раз аллергия на рыбу была, так что когда варили уху я уходила за несколько километров от дома. Потом мне кричали: «Мы съели уже, возвращайся!» Но там грибов была масса, можно было выскочить на минуточку в лесок – и целая корзинка. И так же морошка. У нас как-то была отвальная, отваливали А. В. Иванова со студентами первокурсниками. Была семга. Мы вскрыли эту семгу для паразитологических целей А кроме того, мы сбегали буквально на полчасика на болотце и набрали морошки спелой, желтой, крупной, почти бельевую корзину. Заморозили все это на льду, и был роскошный отвальный ужин.

Студентов тогда было немного. Тогда с нами приехали первокурсники, курс Дондуа, Кутиковой, и др. Их было человек 10. Во главе этой группы был Артемий Васильевич Иванов. Приехал еще Лев Николаевич Жинкин, с кафедры эмбриологии. Он там был с сыном. Был мой однокурсник, который потом по эмбриологии специализировался. (Кауфман). Пати Иванова, по-моему, была аспирантка. Она была Клеопатра, а называли ее Пати. Она была гораздо старше нас, так что я не много с ней общалась, и она недолго там была.

Так случайно получилось, что Кузнецов нашел в беспозвоночных каких-то паразитов непонятных, каких-то личинок трематод, и нам Рахиль Ефремовна поручила заниматься, мне – паразитами ракообразных, а Геле – паразитами моллюсков. Так мы начали свои курсовые работы. Параллельно мы помогали вскрывать рыб, учились определять паразитов.

Одновременно с нами там были наши однокурсники – гидробиологи. Они приехали как раз под начало Кузнецова.

С. В. Герда я там помню, но очень недолго, он приезжал что-то проконтролировать, что ли. Как я поняла, он тогда передал заведование В. В. Кузнецову, может быть временно. Герд был, как нам казалось, старенький и глухой совершенно, очень плохо слышал. Он все время руку прикладывал к уху. Я узнала только от Рахиль Ефремовны, что это заведующий станцией. Он быстро уехал. Может быть, это было связано с его болезнью, может быть, было административное отстранение, я не знаю точно. Не знаю, что было потом – опять Герд вернулся или нет? Но в наше время функции директора исполнял Кузнецов. Если нужна была лодка для выездов за материалом, то мы просили разрешения у него.

Из постоянного штата работников станции помню, что там была уборщица из местных, она нас все время уговаривала есть бычков, а они были такие противные, все нашпигованы нематодами, и мы их не хотели есть. Потом был Спиридон Самсонович, такой колоритный, который заведовал всеми лодками. И больше местных жителей я не помню на станции. Ну, вот еще какой-то народ помогал невод тащить, это называлось – неводить.

На некотором расстоянии от станции был мыс Кирбей, где у гидробиологов (наших однокурсниц) была станция, и они с Кузнецовым выезжали брать там пробы. Вот на этот Кирбей мы с Гелой как-то без спроса отправились. Ну, сколько нам тогда было, около 20 лет, даже еще не было 20-ти… И, конечно, когда мы научились грести, мы страшно вдохновились, и решили навестить наших гидробиологов на мысе Кирбей. А он порядочно был километров от станции по губе. И вот после работы мы пошли к Спиридону Самсоновичу и попросили дать нам лодку. Он сказал: «Только, девки, никому не говорите, что я вам дал лодку». Мы поклялись, что быстро вернемся, несколько часиков и все, и отправились на этот Кирбей. При въезде в Гридинскую губу, на острове- луде, стоял большой деревянный крест. Мы считали, что мы не заблудимся, будем ориентироваться по кресту. Рядом с крестом, на соседнем острове был склад анфельции. Ну и отправились. Туда мы доехали, когда уже было довольно темно. Когда мы там появились, Кузнецов пришел в страшную ярость – кто вам разрешил?! Он так на нас наорал, что мы обиделись и пошли обратно к лодке. А он тоже не сообразил, что обратный-то путь еще хуже, в темноте. На обратном пути мы гребем-гребем, а кругом все кресты. Не один тот крест, а еще кресты на лудах. Мы уже начинаем сомневаться, туда ли мы плывем. И никого не встречается, время совсем позднее, часа 3 ночи. Каким-то чудом мы все-таки сориентировались, по баранам. Местные жители вывозили на луды баранов кормиться. И вот показалось, что знакомые звуки. Сначала показалось, что люди, потом Гела вспомнила, что были бараны на острове, когда мы туда плыли. А потом уже увидели склад анфельции и сориентировались. Когда приплыли, было уже часов 5 утра. Спиридон Самсонович был уже злой, обругал нас, конечно, и сказал: «Чтобы никому не было сказано, что я вам давал лодку». Рахиль Ефремовна, конечно, нас искала, какая-то была паника, а мы ее уверяли, что мы никуда не ездили, чтобы не подвести Спиридона Самсоновича, а он говорил, что он лодок никому не давал. В общем, потом как-то все это замяли. Благо мы были живы и не заблудились.

Потом я и Рахиль Ефремовна поехали еще в другую губу, кажется, она называлась Долгая, и там сигов ловили. Обычно для полного паразитологического вскрытия нужно было по 15 рыб каждого вида. Этого было достаточно, для получения предварительной картины. На рыб дорогих сортов, надо было получать разрешение в рыбнадзоре. Для поездки на эту Долгую губу мы попросили нас взять с собой почтарей, которые добирались на переезд к поезду за почтой. Они вставали очень рано. От Гридино они шли пешком, а дальше по дороге было озеро. Там у них была лодка, они переезжали через озеро на лодке, а оттуда можно было попасть в нужную нам губу. Там был домик как-то связанный со станцией. В нем жила местная жительница, но она сдавала тем, кто со станции приезжал туда работать. С ней был какой-то договор. И вот мы с Рахиль Ефремовной отправились.

Почтари несутся быстро. Две тетки такие здоровые были. Они быстрыми-быстрыми шагами идут, а Рахиль Ефремовна так вперевалочку. Я быстро могла ходить, а она не могла. И они говорят: «Мы не можем вас ждать, мы опаздываем к поезду». А с поезда сбрасывали тюки с почтой, они забирали их и ехали обратно. Они говорят: «Пускай твоя товарка идет медленно по этой дороге, дорога прямая, а ты давай с нами. Переедешь с нами на ту сторону, потом за ней обратно вернешься, а то опоздаем». Ну, я и помчалась с ними. Рахиль Ефремовну звали все на Кафедре Кика. Это такое было еще детское ее имя, и мы ее звали на Вы, но Кика. Кика пошла уже тихонечко, а я понеслась. С собой несла рюкзак с микроскопом, еще какое-то оборудование… Сели мы в лодку. Они гребут. Я только замечаю какие-то приметы, чтобы знать, куда возвращаться. А плыли мы так, что одна тетка гребет, а другая вычерпывает воду, потому что лодка дырявая. А мне и невдомек, что обратно я поплыву одна, и кто будет тогда вычерпывать?

Приплыли. Они меня бросили и побежали к поезду. «Потом, – говорят, – за нами вернешься, мы еще здесь отдохнем, по магазинам походим, ты успеешь туда и обратно». Ну, и я отправилась обратно. Гребу-гребу, а лодка-то наполняется и наполняется водой. Я уже рюкзак поставила на банку, на скамеечку, чтобы не залило. Оставляю весла, начинаю черпать, в это время, конечно, ветер в обратную сторону меня сносит.… Наконец, я плюнула и стала грести не вычерпывая. Правда, белый камень, на который я ориентировалась, оказался не белым, там просто сидели чайки, и они улетели, но все-таки какая-то заметка у меня была: столбы с электрическими проводами там торчали. Во всяком случае, приплыла я в нужное место, но уже вода в лодке была под скамейку. Какая-то девчонка собирала на берегу ягоды, так она в ужасе бросила свое лукошко и спряталась: вроде как Христос по водам… Кика оказалась на месте, и обратно уже я гребла, а она черпала. Благополучно переехали. Тут и почтари уже подошли.

Мы сидели на этой Долгой губе еще около месяца, рыб вскрывали. Как озеро называлось, я не помню, но порядочное такое озеро лесное, несколько километров.

Потом я уехала, а Рахиль Ефремовна еще осталась. Причем, она страшно волновалась, доедут ли все ее фиксации, чтобы я не разбила ничего. И я ничего лучшего не придумала, как отправить ей телеграмму: «Паразиты доехали благополучно». У меня, конечно, такую телеграмму не хотели принимать, но потом все-таки что-то я там исправила, и ее приняли.