Наумов А.Д.

Записала и обработала С.Назарова. Размещено на сайте ЛЭМБ www.hydrola.ru

            Андрей Донатович Наумов, доктор биологических наук, научный сотрудник ББС ЗИН РАН.

Возникновение лаборатории: взгляд изнутри и чуть-чуть со стороны

Я знал Евгения Александровича, когда Лаборатории еще не было. Лаборатория возникала еще в те времена, когда Евгений Александрович работал в институте (Зоологический институт Академии наук) и, собственно говоря, она родилась в недрах института. Я же был с ней связан только тем образом, что я не поехал в первую экспедицию. Лаборатория возникала как школьный кружок при зоологическом институте и вот первая поездка была на Ящеру, и, собственно говоря, поездки Евгения Александровича в Ящеру идут с 1963 года. А на следующий год, в 64, Евгений Александрович поехал на Белое море, а я не поехал, хотя я был в этом кружке, будучи школьником 10 класса. И в течение довольно значительного времени я никакого отношения ко всему этому не имел. И я как-то начал контактировать с лабораторией, уже будучи студентом 5 курса и в аспирантуре. Потом год преподавал зоологию позвоночных в Герценовском институте, а уже когда поступил в аспирантуру, стал заниматься Белым морем. К этому времени Евгений Александрович работал в 45 интернате, располагался он в те времена на улице Савушкина. И собственно говоря, все мои контакты начались, когда я был на педагогической практике в интернате. Потом я не могу сказать, что мы работали вместе, но мы постоянно обменивались какой-то информацией, помогали друг другу по мере сил. В течение длительного времени было так, что мы с Евгением Александровичем еще и жили рядом и тогда мы довольно часто общались.

По-видимому, Евгений Александрович всегда был склонен к какой-то педагогической деятельности. И хотя когда он учился в Университете и начинал работать, он совершенно не собирался быть школьным учителем, каким потом почти всю жизнь проработал, но склонность к педагогической деятельности, я думаю, у него была всегда. Поэтому когда он попал к нам в институт, а попал он в музей, где работал экскурсоводом, то, видимо, ему было недостаточно этого. И он организовал вот этот кружок. Еще в ЗИНе был кружок энтомологии, которым руководил Загуляев. Кружок, который вел Евгений Александрович в те времена, когда я там занимался, был сродни Петергофской практике по зоологии (практика для студентов по ЗБП после 1го курса на биолого-почвенном факультете), и был направлен на пресные водоемы. Мы ездили на всякие пруды, речки, что-то там ловили, собирали, все это потом у нас жило. Никакой более-менее серьезной науки там не было. У каждого помимо каких-то обязанностей по содержанию этих аквариумов была какая-то тема, по которой делались какие-то реферативные работы. Это совершенно было не похоже на то, что делается в Лаборатории сейчас, было что-то вроде учебной практики. Уровень был совершенно другой и несравнимый  с современным. Я так себе представляю, что первые поездки на Белое море мало, чем отличались от того, чем занимались в свое время мы. Я думаю, что Евгений Александрович учился вместе со своими детьми.

По прошествии некоторого времени я был близко связан с той частью Лаборатория, которую создавала во Дворце Наталья Михайловна (Н.М. Наумова). Когда Наталья Михайловна создавала свою лабораторию, то я состоял при ней кем-то вроде научного консультанта и знал многих ребят, которые прошли через эту лабораторию. Эволюция Лаборатории была, наверное, характерной для заведений такого рода. Поначалу уровень ее был невысок, и она преследовала цели чисто учебные. Евгений Александрович и сам-то не был гидробиологом, когда окончил Университет. Никакой экологии учить он не мог по той простой причине, что никакой экологии он тогда не знал. Смех и парадокс заключается в том, что в 60-е годы в университетский курс экология не входила. Евгений Александрович, когда взялся за это дело, наверное, сам не представлял, что в итоге получится. Просто, наверное, в какой-то момент произошло два события, которые повернули судьбу этой Лаборатория. Во-первых, я думаю, самому Евгению Александровичу стало скучно - ловить каждый год одного и того же жука и всем показывать: ребята, вот это жук, он плавает при помощи задних ножек. Во-вторых, когда он попал в заповедник, то он попал в лапы к страшному человеку - Виталичу (Виталий Витальевич Бианки). И Виталич, насколько я понимаю, схватил его за горло железной рукой и сказал: "Раз уж ты сюда приехал, будь любезен, узнай-ка мне то, то и то. А то моя гага тут ныряет, а что она здесь харчит, я не знаю. Ты выясни-ка мне, что она харчит, эта гага, а заодно скажи, сколько его там на дне и почем это морю обходится?". Мне кажется, что эти два обстоятельства и повлияли. Как развивались работы Лаборатория, очень несложно проследить по годовым отчетам, работам. Как я понимаю, они едва ли не все в Лаборатория хранятся. Все начиналось, естественно, с простой инвентаризации фауны. Драгировки, драгировки, драгировки (о количественном учете речь сначала даже не шла) списки видов, точки находок... Это нормальный, совершенно естественный путь. Постепенно начинался и количественной учет. В воздухе носились идеи. И в воздухе уже тогда носилась идея многолетних исследований. Первые многолетние исследования, насколько я помню, начинались в Южной губе острова Ряшкова.

И тут произошло довольно любопытное явление. Я сейчас не скажу, какой это был год, какое-то семидесятые. Дело в том, что Евгений Александрович сильно повздорил с Виталичем. Пока Евгений Александрович учился, все было хорошо: Виталич заказывал, Евгений Александрович выполнял. Но в какой-то момент, насколько я понимаю, у Евгения Александровича возникли свои взгляды, свои научные интересы, которые не всегда совпадали с интересами Виталича. И на выполнение заказов и интересов заповедника уходило все время, так, что у Евгения Александровича не оставалось времени, чтобы ребят учить. Виталич требовал, что вот учи в городе, нечего тут, а сюда они пусть приезжают ко всему готовые и исследуйте мне это место, это место, это место. А Евгений Александрович справедливо отвечал ему, что так не получится, что в городе можно учить книжке, а полевой работе можно научить только в поле. И этому надо учить, иначе получится плохо, и специалисты будут плохие. И те исследования, которые ты мне, Виталич, заказал, выйдут скверные. А Виталич говорит: "А меня не волнует, исследования должны быть хорошие, а время тратить на ерунду нечего". И Евгений Александрович жаловался мне, что никакого сладу с Виталичем нет. И я сказал ему: "А поезжай-ка ты на Соловки, потому что Виталич понимает, что деться тебе некуда. А тут ты покажешь, что сам с усам". В заповедник он все равно ездил каждый год, экспедиция распалась на два куска. И, наверное, я был прав, с заповедником стало легче, стало ясно, что если сильно давить, то могут вообще и не приехать. Работал он тогда по разным школам. Работал одно время на юннатской станции Кировского района. Год это, наверное, 78-79 (точнее с 1976 по 1992). В это время Наталья Михайловна пошла работать в Выборгский дворец пионеров. Ей очень всегда хотелось работать с детьми и вести кружок наподобие кружка Евгения Александровича. Мы тогда с ней разработали некий план, и это был план многолетних наблюдений на литорали. Договорилась она с заповедником через Евгения Александровича, получила себе Лувеньгу и стала ездить туда. Потом случилось сразу несколько событий: она перешла работать в большой Дворец, родилась дочка, случилась болезнь, и несколько лет пришлось пропустить. Лабораторией (имеется в виду Лаборатория гидробиологии Дворца Пионеров) в это время руководил Дмитрий Шлемович Дворжинский. Потом Наталья Михайловна еще несколько раз ездила, пока Киселев не взял ее к себе в дирекцию, и ездить стало невозможно. В это время Дмитрий Шлемович уехал в США, а тут как раз Нинбург остался очередной раз без места, и его пригласили в качестве преподавателя, а он отказался. (Ситуация была следующая, на предложение принять Лабораторию Гидробиологии, "до возвращения Д.Ш." согласился А. В. Полоскин, а Евгений Александрович со своей Лабораторией переехал во Дворец на следующий 1992 год) Так во Дворце возникло две Лаборатории.

            Конечно, то, что сейчас называется Лаборатория экологии морского бентоса (Гидробиологии) - это очень сборный конгломерат. Она появилась во Дворце очень поздно. Она родилась в недрах Зоологического института, пропутешествовала по десятку школ города, она слилась из двух лабораторий, ни одна из которых не родилась во Дворце. Но теперь это нечто относительно единое и, я надеюсь, стабильное.