В.В. Бианки. История острова Ряшков. 1 июля 2002 года, о. Ряшков.
Рассказ Виталия Витальевича Бианки, ведущего научного сотрудника Кандалакшского заповедника, для юннатов и руководителей ЛЭМБ, Санкт-петербургской группы под рук. Е.А. Нинбурга, В.М. Хайтова и А.В. Полоскина.
Расшифровка с видеозаписи сделана Е.А. Лебедевой-Хоофт (ЛЛХ) в январе-феврале 2003 года.
Оригинал текста в блоге Е.А. Лебедевой-Хоофт:
http://lenaswan.livejournal.com/101
Виталий Витальевич Бианки, 2007 г. Фото Е.А. Лебедевой-Хоофт
Приезжающие на наш Ряшков бывшие юннаты, студенты, говорят, что надо написать историю Ряшкова. Естественно, что каждый подразумевает под этим что-то свое…
Я попытаюсь сейчас ответить на те вопросы, которые в какой-то мере по моей просьбе написала Лена Лебедева, и под которыми подписались ваши руководители. И первый из этих вопросов, – что же здесь было до того, как был организован Кандалакшский охотничий гагачий заповедник.
А я не знаю, что тут было, на Ряшкове. Может быть, не было и ничего. Когда-то поморы ставили на селедку сетки, ловили ее осенью, и все. В северной губе, как мне представляется, – документов я не видел, – кордон (место жительства охраны) был поставлен в 1939-1940 году. Сейчас его там нет, – была потребность в небольшом доме в Кандалакше, и его перенесли в Кандалакшу. Довольно долго сохранялась банька, сейчас и баньки нет, не знаю, есть ли там ее следы.
Первоначально охрана заповедника жила в рыбацких избушках. Рыбацкие избушки были на Лодейном, и сейчас там можно увидеть основу старой, рыбацкой, по всей видимости, избушки. Такие же избушки были на Большом Медвежьем и Большом Ломнишном. Во всяком случае, есть упоминания о том, что был проведен их капитальный ремонт, и они приобрели тот вид, который имеют сейчас. Там настелили пол, наверное, сделали пристроечку, небольшую кухню, может быть сделали крышу. Потому что в старых избушках как таковых крыш не делали, а крышей служили настланные наверху деревянные плахи, бывшие и потолком и крышей. Здесь на Ряшкове, по всей видимости, ничего не было… Почему думаю, что осенью ловили селедку в сети? В 1950-х годах, когда жизнь после войны еще только налаживалась, сюда заезжали по просьбе администрации района и с разрешения заповедника колхозные рыбаки, пытались здесь ловить селедку, ставили сети. Но при мне ничего не поймали.
В Северной губе треска попадалась и попадается сравнительно неплохо… Но треска никогда не была здесь чем-то промысловым. Из промысловых рыб были только селедка беломорская и семга, а остальное так, для себя, для ухи – и не больше того…
После того, как заповедник стал государственным (а не ведомственным), и в нем появилась научная часть, произошло это, если не ошибаюсь, в 1938 году. А раз появился научный отдел, то появился руководитель отдела, и пригласили на эту должность аспиранта МГУ, который делал диплом и значительную часть своей кандидатской работы на Мурмане, на островах… Это был Владимир Михайлович Модестов, близкий друг Юрия Михайловича Кафтановского, вместе они работали на Мурмане… Как потом мне говорили в Москве будто бы было не два друга, а три, и третьим был К.Н. Благосклонов, все эти три друга были орнитологами… Имена их хорошо известны не только у нас в стране. В.М.Модестов стал организовывать научную работу, надо было помещение для того, чтобы где-то жили научные сотрудники. Одновременно с этим на Киндо-мысе, недалеко от станции Пояконда организовывалась Беломорская биологическая станция кафедры зоологии беспозвоночных МГУ.
Организуя возможности научной работы, составляя планы научной работы, было начато строительство домов-лабораторий – на о. Великом в губе Лобаниха и на о. Лодейном. Весной 1941 года дом на Лодейном был доведен до такого состояния, что в него смогла переселиться единственный тогда научный сотрудник заповедника Наталья Владимировна Миронова, и В.М. Модестов с супругой Н.Д. Соколовой, и те студенты, которых пригласили помогать в работе. Этот дом пережил на Лодейном войну (заповедник во время войны не закрывался, хотя был в прифронтовой полосе), хотя там никто не жил, научные сотрудники все разъехались – они были из Ленинграда и из Москвы. Охрана заповедника тогда сохранялась, конечно, она была мало действенной…
Семь островов вообще были законсервированы, никого из сотрудников там не оставалось, там базировалась воинская часть, а заповедник был восстановлен в 1946-1947 году.
После войны заповедник уже в 1945 году стал проявлять активность. Миронова, тогда аспирантка ЗИН в Ленинграде, хотела продолжить работу по гаге, начатую еще в 1941-1942 гг. Она приехала в 1945-м, потом в 1946-м, убедилась, что условия очень сильно изменились. Если до войны ей в работе помогали мужчины (студент Протопопов) и наблюдатели, а работников охраны всех в Советском Союзе тогда называли наблюдателями, то после войны помогать ей было некому, а поскольку сроки аспирантуры строгие, в три года надо было уж если не защититься, то обязательно собрать материал, она была вынуждена оставить свою золотую мечту работать здесь…
В то же время профессор Л.А.Зенкевич из МГУ хотел проводить студенческую практику на Белом море… Белое море вообще наиболее достижимое из наших «настоящих» морей… Белое море самое морское и наиболее достижимое. А станции московской на Киндо-мысе еще организовано не было, и приглашать туда студентов и проводить там занятия было нельзя… Поэтому Московский университет заключил договор с Кандалакшским заповедником, и студенты приезжали туда. Уже в 1946-м году база была на Лодейном, на практику приезжали туда…
о. Лодейный. Разъезд на работу экспедиции МГУ. 1948 г. Фото Н.А.Перцова
Из тех студентов, которые тогда приезжали как зоологи-беспозвоночники (практикой по зоологии беспозвоночных руководила В.И. Броцкая, а орнитологией – К.Н. Благосклонов) вышло много и давно уже хорошо известных исследователей-зоологов. Но в то же время, очевидно в 1946-47 годах решили, что использовать остров Лодейный как базу для практики студентов и проживания своих сотрудников нерационально. Слишком биологически интересный остров, слишком он хорош, жалко его портить… На острове в 100 га, из которых значительная площадь – водоемы, болота, то 10-20 и больше человек окажут такое отрицательное влияние, что биоценозы там будут нарушены. И дом-лабораторию (построенную рядом с тем домиком, который и сейчас есть на Лодейном) было решено перенести на Ряшков. Его там разобрали, сбросили на море, притащили – как вчера вы притащили дрова, вытащили также, – и собрали вот этот дом на Ряшкове. Он был чуть-чуть другим, не было окна большого. Конечно, переделки небольшие потом были сделаны.… Судя по всему, он был здесь поставлен в 1950-51 году (документов я пока не видел).
Ряжков. 1954 г.
Дом, который называется Белым, видимо, в то время уже существовал. В 1951 году в том доме жила семья наблюдателей (а жили тогда семейно, с женами, с детьми) и гидробиолог Е.П.Дорош со своими помощниками, – а помощниками тогда были школьники старших классов Кандалакши. Очень часто среди этих школьников были дети работников заповедника. С тех пор эти два дома совершенствовались и приобрели тот вид, в каком они сейчас находятся.
Ряжков. 1953 г. Верхний ряд: Меньшиков Алексей Яковлевич, Жерихин Д.Н., Новиков Иван Васильевич, Новикова Анисья Никитична, Кабурова Зоя В. Нижний ряд: Пушкарева (Богданова) Авг., Вощикова-Герасимова Д(?).Ц., Кабурова Валя, Бианки В.В., Кабуров Вова
В 1952 году сюда на Ряшков приезжал Павел Николаевич Митрофанов, сын известного зоолога-фотографа Николая Дмитриевича Митрофанова, который много очень сделал, начиная со второго десятилетия 20 века, как фотограф животных. Павел Николаевич тогда увлекался гидробиологией. Дома у него было несколько аквариумов, террариумов, и держал он много всякой живности, – несмотря на то, что комнатка у него была очень маленькая. Павлу Николаевичу здесь понравилось, он тогда в 1952-м году работал во Дворце (тогда пионеров), и в 1953 году он привез сюда группу своих юннатов. И началась эта юннатская эпопея. В течение скольких лет он сюда приезжал, я не помню. Документы все, как сказал мне этой весной П.Н. Митрофанов, у Евгения Александровича Нинбурга, надеемся, что Е.А. Нинбург напишет по документам или наговорит историю этой первой юннатской экспедиции. Е.А. Нинбург считает себя последователем этой экспедиции. Между их приездами был какой-то перерыв. П.Н. Митрофанов точно был в 1957-м, может и позже, а Е.А. Нинбург с 1964-го, т.е. был промежуток… Надо смотреть по документам, поскольку годы в памяти не сохранились.
П.Н.Митрофанов, В.В.Хлебович, В.В.Бианки. 1960 г.
Третий слева Е.А. Нинбург, крайний справа В.В. Бианки.
Первая экспедиция под рук. Е.А. Нинбурга в Кандалакшский заповедник, 1964 г.
Один из вопросов, написанных Леной – как собирался, и собирался ли вообще гагачий пух на островах. Он собирался. Перед войной в 1941 году его еще и В.М. Модестов собирал. А вспомнил я об этом потому, что в сборке пуха (одновременно и в учете гнезд) на островах тогда участвовали практически все работники заповедника, включая директора, в конторе оставались только секретарь и бухгалтер (он был инвалид войны, обе ноги у него были на протезах). А все остальные участвовали. Кроме того, поскольку работников было немного, набирали школьников из Кандалакши – ребят и девчат старших классов.
Школьники на островах. Сбор пуха. 1953 г.
Перевозили их на катере «Дозорный», естественно, что население часто называло его «Позорный»… В конце концов, этот катер затонул на берегах Колвицкой губы, темной ночью осенью наскочил на коргу, затонул, найти его там не удалось… Куда девали пух тогда – естественно собирали, его приходилось дустировать (избавляться от блох), его надо было просушить, потом его немножко чистили на крупноячеистой сетке, а потом отправляли либо на пухо-перовую фабрику, либо туда, куда предписывалось из Москвы руководству заповедника. Естественно, что помощники нужны были не только во время сборки пуха, не только на лесных островах, – на лудах, правда, большого числа помощников не требуется. Поэтому Зинаида Михайловна Баранова (орнитолог заповедника, приехала после работы в Черноморском заповеднике, а вообще она из Нижнего Новгорода) работала или с кем-нибудь из детей работников заповедника, или брала кого-то из старшеклассников Кандалакши. В виде исключения приезжали студенты, но именно в виде исключения. Скажем, в 1951 году приезжала московская девушка, к сожалению, не помню ее фамилию. Пока З.М. Баранова работала по экологии гаги – она с этим очень хорошо справилась, она собрала обширный материал, он опубликован в 3-м выпуске трудов заповедника.
Следующим вопросом надо было выяснить экологию (тогда называли «условия жизни») других массовых птиц – ржанкообразных – куликов, чаек и чистиковых, в массе гнездящихся на островах и лудах заповедника. А вид-то не один, только куликов минимум два вида (кулик-сорока, камнешарка), серебристая чайка (тогда с ней велась не то чтобы отчаянная, но все же борьба, – поскольку в задачи заповедника входило не только сохранение природы, но, в первую очередь даже, увеличение численности наиболее ценных видов животных и растений; а серебристые чайки успешно ловят птенцов гаги, так что вид этот считался вредным хищником, и ее кладки и птенцов старались уничтожить). Такое же отношение было к серой вороне. Такое же отношение было к орлану-белохвосту, над которым мы теперь трясемся, вид внесен в Красную книгу, осталось их мало не только в заповеднике, не только на Белом море, но и вообще на Земном шаре. А тогда он считался вредителем, его старались уничтожить. Ту пару, которая пыталась гнездиться, на о.Вороний, его старались уничтожить, гнездиться им не удавалось. У меня сохранилась фотография, на которой мальчонка держит двух оперяющихся птенцов орлана… Так вот, количество видов увеличилось, а материал надо было собирать.
Кроме того, был и специальный, свой интерес, а не только то, что утверждено было по официальному плану. И когда я здесь появился, в 1951-м году, я уже зимой того же года обратился к знакомому преподавателю института им.Покровского с просьбой прислать студентов, и он прислал мне трех девчат: Гольневу, Багнюк и… не помню. Жили они здесь в доме, работали на Девичке. Когда я приехал, мне дали небольшую деревянную лодочку с приспособленным стационарным мотором, маленький моторчик был Л-3, его можно было очень просто разобрать (совсем!) и собрать на воде, не то что нынешний… Вот, эти девчата работали у меня на Девичке – кто по чайкам, кто по куликам, работали достаточно успешно, хотя и были некоторые недоразумения. Скажем, здесь был сделан маленький загончик из рыбацкой сетки. Гольнева должна была выращивать в нем птенцов чаек. А на острове тогда свободно паслись овцы (наблюдательские), свободно ходили, и вот эти овцы обсосали крылышки у чаячат… Не все, конечно, шло гладко. Но в общем девчата очень хорошо помогали собирать материал: утром на Девичку, к вечеру оттуда сюда…
Но пух-то собирать надо было с кем-то. И попросилась как-то сюда на остров в заповедник Директор Дома пионеров – такая Галина Харитоновна Зернюк. Приехала со своими ребятами – они у меня лето здесь поработали, занимались главным образом кольцеванием и учетом морских птиц… И для того, и для другого очень хорошо подходят небольшие группы помощников, которые таким образом и возникли…
Да, надо сказать о некоторых делах, которыми занимался П.Н. Митрофанов со своими юннатами. Они закартировали растительность на Поперечных лудах, эти карты сохранились, и никто с тех пор, т.е. с конца 50-х годов этого больше не делал… Представляете, как интересно было бы сейчас закартировать и сравнить… Если не ошибаюсь, было снято и озеро наше (Ряшковское).
С Девичкой была проблема у меня довольно долгие годы. Это сейчас нам очень просто протянуть руку и взять с полки или из шкафа (на худой конец из библиотеки) лоцию Белого моря, и все что надо оттуда вычитать. Или взять карту, посмотреть… В те годы ничего у нас такого не было, а работали мы так, что вот что видим – то и видим. Я говорил уже, что Лодейный освободили от постоянного присутствия там людей потому, что он очень интересен биологически. Вот также биологически очень интересна и Девичья Луда. Сейчас она очень изменила свой облик. Леса тогда ни в северной, ни в центральной части не было, а было несколько небольших молодых сосен, да еще кое-где разбросаны небольшие сосенки, а в основном вороничник, в основном луга. Гнездилось там около 250 пар полярных крачек, постепенно увеличивалась число сизых, численность которых дошла до 200, серебристых было мало, их старались всячески изничтожить, чистиков 2-3 пары, куликов-сорок несколько десятков, камнешарок десятка полтора, ну и гаги гнезд 50.
Поскольку на Девичьей Луде шла основная работа по экологии этих массовых видов птиц, то естественно очень хотелось, чтобы гнезда там были закартированы. Не просто учтены, а закартированы. Но луда-то большая, 12.5 га. Поэтому очень хотелось, чтобы луда была «расчерчена» на квадраты… Первую такую простую карту сделала студентка Псковского института. Потом уже, позже, когда проводилось у нас очередное лесоустройство, удалось упросить лесоустроителей и они разбили Девичью луду на сетку квадратов 50х50 метров. Сейчас от нее, конечно, мало что осталось. При желании, конечно, восстановить это можно, была бы такая возможность.
В начале 1960-х годов, точно не помню когда, может в 1960-м, может в 1962-м, каким-то образом к нам приехала туристская группа из Москвы под руководством Марии Алексеевны Леоновой. Со старшими школьниками и с помощницей Л.Г.???. Потом эта группа (позднее под руководством Лидии Григорьевны) приезжала много лет – главным образом на сборку пуха, и естественно использовали их для кольцевания птиц. Кольцевали главным образом птенцов куликов и чаек, надо было ходить и высматривать – для этого нужны были и глаза, и ноги, и руки… Количество студентов постепенно росло. Росло главным образом за счет студентов педагогических институтов. Потому что студенты университетов тогда (а может и сейчас так) использовались своими же преподавателями… Приезжали к нам и студенты из университетов, но их было значительно меньше. Кроме того, в пединститутах были хорошо знакомые мне преподаватели. В Питере – в Институте Герцена – работала Елена Владимировна Покровская, и она готовила и отбирала студентов для Ряшкова. В Пскове не то чтобы очень готовил, но во всяком случае отбирал студентов Михаил Михайлович Мешков, потом его преемница Л.П. Урядова. В Курске был Виктор Васильевич Макаров... То есть были знакомые преподаватели, которые помогали и готовить студентов. Студенты приезжали только на практику (после 3-4 курса), собирали материал для курсовых и дипломной работы.
Уже в 56-м году осенью после окончания всех практик во время своего отпуска приехала сюда Таня Блюменталь, сейчас и известный орнитолог и, по моему, очень известный работник зоологического музея Питера… На следующий год в 1957, а потом в 1958 здесь работала группа студентов Ленинградского университета. Зимин Володя, Люлеева (тогда Бегжанова, она попросилась со мной приехать сюда, когда еще студенткой была) – фамилии вам мало что скажут.
Студентка ЛГУ Д.Бегжанова за драгировкой. 1953 г.
Количество студентов постепенно росло. Е.А. Нинбург тогда был молодым и зеленым, сам учился и руководить и работать с юннатами, слава богу, опыт беломорский тогда у него уже был. Как видите, все это было успешным, и Евгений Александрович Нинбург передал уже руководство своим преемникам, которым, с одной стороны, намного легче работать, с другой стороны, я думаю, что уровень вашей работы сейчас намного выше. Хотя и тогда, проработав несколько лет здесь, Евгений Александрович Нинбург стал публиковать с научных изданиях собранный здесь материал. Вот такая потихоньку складывалась ситуация.
Е.А. Нинбург, первые экспедиции, 1960-е гг.
Когда набралось много студентов, появилась проблема, чем же их занимать. Выручили наблюдения за поведением – в первую очередь гаг. Для суточных наблюдений надо человека 3-4, чтобы сутками наблюдать за выводками. Таких материалов собрано очень много, к сожалению, большая часть их не опубликована и лежит, сказал бы – мертвым грузом, в заповеднике. Нашелся бы человек, – можно было бы опубликовать.
Мог бы рассказывать и дальше, но Дмитрий Леонидович, лесник наш, просил съездить на Девичью Луду, забрать новую сотрудницу – ботаника Веру… Так что продолжим через полчаса – час… Да и Вера послушает.
О вертолетной площадке…
Авиация, предположительно должна была использоваться для тушения пожаров и для заброски наших сотрудников на острова. В частности, на Ряшков весной приезжала Надежда Степановна, иногда ее доставляли по воздуху. Так что было время, когда вертолеты использовались, могли здесь садиться. Использовали также вертолеты и самолеты для учетов морских зверей, и не только морских. С вертолетов и самолетов учитывали и по всему Белому морю, по Мурману. Было такое время, когда Главк выделял средства для этих учетов. Много летали здесь. У военных был керосин, и были средства, у лесхозов были средства. В общем, авиация использовалась.
Был коротенький период в 1960-х годах, когда администрация заповедника для налаживания работы на островах Мурмана приобрело судно. Называлось оно «Солнцево». То, которое у причала.
Судно заповедника в 1959-62 гг. Получено списанным в Кольском заливе.
Теперь его давно нет, теперь есть «Кречет». И, кроме того, есть ваши собственные лодки, на которых вам, гидробиологам, приходится работать. И без лодок вы бы работать и не смогли. Особенно В.М. Хайтов – сублиторальщик… А вообще вся жизнь здесь, как вы убедились на своем опыте, связана с переездами с острова на остров на моторных лодках…
Появились лодки в 1940-х годах, сначала они были 3-сильные, а позже появились 10-сильные… 30-сильные. И если от Кандалакши до Ряшкова раньше ездили за 1-50, то сейчас это можно сделать (если мотор хорошо работает и в лодке не больше трех человек), то минут за тридцать. А вообще наука начиналась здесь на веслах. И лесники на веслах работали, и я начинал. Можно было догрести до Ряшкова, а потом не знаешь, как руки распрямить. Другие были условия. Е.А. Нинбург, по-моему, уже показывал площадку, где готовили завтраки, обеды и ужины…
А как-то весной было время, и возникла идея построить место для кухни… Навес, стол, печку сделали… Вы ее, кажется, «летней кухней» называете. Существует она, как мне помнится с конца 1950-х годов (Евгений Александрович Нинбург: в 1965-1967 ее еще не было). В общем, вспомнить вряд ли сможем, и вряд ли есть где в документах (Евгений Александрович Нинбург: в бортжурналах наших есть). Во всяком случае, хоть и сделана неумелыми руками, но до сих пор она существует. Каждую осень говорят, что она развалится и крыша не выдержит, но она выдерживает, и каждое лето служит и вашим предшественникам и вам.…
Кстати, ситуация такая, и вы о ней наверное знаете, что те дрова, которые вы заготавливаете, тоже используются всеми. Ведь в июне, когда птицы гнездятся, дрова заготавливать нельзя. Можно этим заниматься только в августе, в сентябре, но в сентябре некому. Так что большое спасибо вам, за то, что Ряжков живет с дровами. Очень здорово в этот году летом топить баню, потому что в прошлом году вы их привезли, ДН их вытащил, Владимир Дмитриевич их распилил, сложил… В общем, большинство таких хозяйственных дел делается руками школьников, студентов и сотрудников, и главным образом юннатов…
Заготовка дров. Новикова М., Воробьева Е.Г., Семенова В., Зонова Г., Иванова М., Михайлова С., Рудакова И., Балихина Л.
Ряжков. 1983 г.
Другие здания на кордоне.
Тот дом, в котором живет Дмитрий Леонидович, – на нем есть дата, кажется 1977 год. Как он строился, сейчас представить трудно. Тот директор, который тогда был, когда он решил построить дом для работников охраны, – он считал, что дом должен быть кирпичным, чтобы не сгорел. А кирпич надо было сначала в Кандалакше погрузить, а потом здесь разгрузить, а причала не было. Так что надо было разгружать на берег, а потом носить. Я своими глазами не видел, но слышал, что население вот этого дома [Желтый дом], когда подходило судно, выскакивало из дома и быстро убегало в лес… Для того, чтобы не заниматься разгрузкой этих кирпичей. И в итоге все равно занимались. В общем, деваться было некуда. Так или иначе, дом был построен, в нем достаточно толстые стены, потому что думали о строительстве второго этажа, но пока этого не потребовалось. Дмитрий Леонидович обжил дом уже достаточно хорошо, половина его служит для приезжих.
Желтый дом. Начало 2004 г.
А здесь [Желтый дом] – науке было тесно, донельзя тесно. Не только тогда, когда – как кто-то посчитал, – население до 70 человек доходило. Представляете, как здесь спали (может, по очереди, или под столом). А работала здесь московская группа почвенных зоологов, руководила ею Юлия Борисовна Бызова, работали они в течение ряда лет. Ю.Б. Бызова привозила разных специалистов, которые нужны были ее группе по той или иной группе животных. И работать было, в общем-то, негде. Работали они не так как вы (под тучками, под солнышком): по-моему, на всех окнах стояли эклекторы, там выгонялись всякие твари, которые боятся тепла, света и сухости. В общем, было очень трудное положение. И возникла мысль взять и построить легонький домик для того, чтобы группа Юлии Борисовны могла где-то и жить, и работать. И таким образом за 3 года был возведен, – каким его видите, – так называемый Голубой Дом.
Голубой дом. 2004 г.
Строили его совсем не специалисты. Сергей Шувалов (ЕЛ: Граф) был студентом – филологом, Володя Карпов (ЕЛ: Шабашка) биохимик, и Сергей Киселев (ЕЛ:Киса) – бывший юннат Валь Иванны, биофизик. Специальности у них были далекие. Руководил этой стройкой Василий Иванович Возчиков, наш наблюдатель-лесник, который жил на Анисимове. Кажется раз в неделю я привозил его на час-два на Ряжков, он ходил с топориком по стройке, где-то подправлял, говорил, что и как сделать надо, и уезжал, потом опять приезжал через неделю… Вот таким образом за три года был возведен этот летний домик. Но в конце понадобилось довести его до окончательного состояния, пришлось пригласить двух профессионалов, которые недели за 2 поставили рамы, отчистили его… Так был сооружен этот дом.
Сейчас я бы сказал, что очень надо в первую очередь перестроить вашу кормокухню, которую официально надо бы назвать «пищеблоком». Директор этой задачей мучается уже около 5 лет, но пока осуществить это никак не удается – надо обеспечить это и материалом, и плотников найти, которые согласились бы это сделать за возможную для заповедника умеренную плату – пока не удается. Если думать о будущем Ряшкова, а такой вопрос на бумажке с вопросами есть, то, наверное, надо думать о замене этого дома, конечно же домом современным. Естественно, двухэтажным. Но думать можно о многом, а предполагать, что это можно будет осуществить в обозримом будущем – вряд ли. Жить приходится реальностью. По крайней мере, у заповедника вряд ли будут деньги в ближайшие пять лет…
Но эта база как была первоначально, так и остается, и, думаю, и останется первой научной базой заповедника. Потому что другие базы – на острове Великом, в Порьей губе, уж не говоря о Мурмане – они далеко, и добираться туда очень трудно, долго и дорого. Людей в заповеднике всегда бывало много. Специалистов было много. Были тут и чудаки, которые хотели посмотреть и заповедник, и острова. А какой в будущем будет коллектив, какие будут проводиться здесь работы – я сейчас предполагать не берусь, ответить на это, наверное, просто невозможно. По крайней мере, сейчас ситуация сложная.
Кандалакша город маленький, жилья в нем мало, заповедник сам не строит. Так что приглашать заповеднику людей некуда. А молодые специалисты, как правило, не имеют возможности купить здесь квартиру. Нынешний коллектив, как вы видите, весьма немолодой, и обновить его сейчас очень трудно. Так что стоит вопрос такой, что надо выращивать в Кандалакше своих сотрудников. Для этого надо, чтобы в Кандалакше была своя группа, свой юннатский коллектив, чтобы потом вырастить сотрудников, способствовать их обучению в ВУЗах. Так вот, сейчас, спасибо, появилась у нас местная сотрудница-ботаник. Не исключено, что в ближайшие годы может появиться еще кто-то. А ведь кроме этих островов, кроме Кандалакшских шхер, кроме Порьей губы и острова Великого, в заповедник входят три группы островов на Мурмане. С ними и в советское время было трудно справляться, теперь и подавно.
Когда появилось электричество?
Электростанция маленькая (на 1 кВт) в небольшом сараюшечке появилась в 1970-х. Был симпатичный лесотехник, который иногда ее заводил. Потом он, к сожалению ушел. Потом постепенно, я деталей этого не помню, электростанция увеличилась. И для электростанции построили то помещение, в котором она находится. А потом в какой-то момент пришлось науке взять ее в свои руки, поскольку охране она была не нужна… И свет то был, то не был…
Но и теперь со светом совсем не просто. Мощность этой станции настолько велика, что мы ее всю не используем, сюда можно привезти еще сколько угодно электроприборов. В этом году станция капитально отремонтирована (а ее возраст 10 лет). В последние годы мы имеем на острове электрика-дизелиста, Владимира Дмитриевича, так что есть надежда, что со светом будем каждым годом все лучше, лучше и лучше. Да и в этом году, если бы не капитальный ремонт, то станция работала бы с начала или с середины июня, но практически только недавно начала работать, в августе. Все то электрооборудование, которое в последние годы появилось, обеспечено Владимиром Дмитриевичем. Спасибо ему великое. Во всяком случае, горючим дизель обеспечен, и работать когда надо будет. И электричество может быть тогда, когда надо. Не по часам, а когда надо. Так что в августе, в темные вечера, свет будет ежедневно до 11 часов, а сейчас стараемся давать свет тогда, когда это вам нужно, для ваших разборок, и когда солнышка нет или когда дождик мешает… Чтобы вы могли работать, потому что заповеднику ваша работа очень нужна.
Я не останавливаюсь на значении вашей работы для заповедника, потому что ваши руководители это могут сделать гораздо лучше меня. По крайней мере, наши гидробиологи в одиночку справиться бы не могли. Это все-таки был один человек, во-вторых, это была женщина, а работа гидробиолога тяжелая, достаточного обеспечения у нее никогда не было… По литорали прекрасную работу сделала Е.П. Дорош, – что за население литорали, и т.п. И было написано, что увеличение численности гаги не может лимитироваться кормовой базой. Все наши птички, – а Кандалакшский заповедник считался и по-прежнему считается птичьим заповедником, – они питаются вашими объектами. И поэтому знания ваших объектов очень нужны, крайне необходимы и нужны в намного большем объеме, чем вы можете это дать, потому что методики ваши страшно трудоемки.
Вот сейчас между Девичкой-Поперечкой-Ломнишными Ирина Харитонова учла одновременно более 6000 гоголей. Она называет это «супом». Так они же должны что-то есть. Так какую же долю ваших объектов (моллюсков и прочих беспозвоночных) они выедают, – а питаются они донной фауной?? Евгений Александрович Нинбург еще в старые годы начал картирование литорали. И какое бы примитивное оно не было, но все же это был и есть большой шаг вперед. Мы хоть имеем какое-то представление о том, что под водой делается – не на всей площади, но на значительной части.
ЛЛХ: Анналы Ряшкова – студенческие хроники – ведутся с 1975 года. Было ли что-то «до»? Права ли я, что «Анналы Ряшкова» – это развивалось параллельно с Вами, то, в чем Вы не участвовали, хотя, несомненно, в них отражены…Как Вы к ним относитесь?
Я отношусь к населению этого дома как к взрослым и нужным головам и рукам, нужным заповеднику. Мое дело, я считаю, чтобы население этого дома (не только этого, но и того – Голубого дома), жило здесь так, как должно жить не маленьким. Понимая, что не природа для нас существует, а мы для нее. Чтобы наше пребывание здесь практически не сказывалось ни на растительности, ни на животных острова и прибрежной части моря. Вот это, я считаю, моя задача, к сожалению. Вторая моя задача, я считаю, в том, чтобы население этих домов «лило воду на мельницу заповедника». И на свою, естественно, но и на мельницу заповедника – обязательно. Для обеспечения этого, я считаю, что нужен определенный распорядок дня. Так скажем, в 9 часов (не нами определено, администрацией заповедника) идет связь по рации, после нее официально начинается активная рабочая жизнь. Чтобы хорошо работать, надо отдыхать, В середине дня отдыхать вам, по-моему, не удается. Ну, хоть спать-то вы должны? И не только вы – все должны. Поэтому, чтобы можно было отдыхать, после 11 часов вечера никакого шума не должно быть. Естественно, никуда я не приду смотреть, спите вы, или не спите. Естественно, спите вы или не спите – это дело ваше. Главное, чтобы вы не мешали другим. А чем вы занимаетесь в свободное время – это ваше дело. И когда у вас есть желание что-то писать, пишите, это дело ваше. Но я в этом не участвую. И никаких анналов никогда не писал, и никогда не читал.
Надежда Степановна Бойко: А я читаю, само собой, особенно то, что написало про меня или про шефа.
ЛЛХ: Когда возникла идея с мостками и когда избавились от коров, овец, лошадей…
Лошади здесь были банковские. Было время, когда основной транспорт в Кандалакше был лошадиный (а не колесный), государственный банк имел лошадей, у банка были три лошади, которых на лето вывозили сюда отъедаться, а зимой их эксплуатировали. Это было очень давно, в конце 1950-х, и само собой прекратилось. Когда здесь недолго жил В.И. Возчиков с семьей, они держали корову. Потому что зарплата наблюдателя (лесника, инспектора) была мизерная, особенно раньше, и молоко было подспорьем. Она жила в огороженном месте, возил он ее в лодке деревянной. И что-то в этом роде было с овцами, я о них не помню (Н.С. Бойко помнит, что население вывозило на Олений, Овечий и др. – население вывозило, примерно до 1967 года). Потом перестали вывозить, потому что сами же местные жители «начали на них охоту». /Подробнее о истории кандалакшских овец можно прочитать тут>> А. Горяшко/.
А потом, когда ближайшие к Кандалакше острова стали заповедными, постепенно выпас совсем запретили. Заповедный режим все время ужесточался.
Мостки вначале появились между нашими домами, – чтобы можно было ходить в тапочках. Стало все зарастать, – насколько заросло – вы видите, можно по сосенкам посчитать. А дальше мостки были крайне нужны для того, чтобы возить воду. Ручей ведь за полкилометра. Представляете, сколько нужно сил, чтобы на ваши две группы наносить воду. Сначала была лодочка, воду для групп возили на лодке. Но погода не всегда благоприятствовала, а потом надо было бидоны таскать, из лодки, в лодку, доставлять сюда. Для того чтобы решить эту проблему – добились, чтобы появилась эта тележка, и удалось провести мостки до ручья. Все это делалось, естественно, не быстро. Очень здорово подтолкнул строительство мостков от бани до ручья Александр Агапов. Была альпинистская группа, которая на Мурмане занималась кольцеванием кайр и моевок на птичьих базарах. Они на сколько-то приехали на Ряшков и занимались здесь строительством мостков. И еще был один родитель-актер, который тоже строил и капитально ремонтировал мостки года два.
ЛЛХ: В 1951-м году вы первый раз ходили по Ряшкову, а недавно опять прошли через остров в этом году. Что бросается в глаза, что изменилось за 50 лет?
Если не ошибаюсь, в 1927 году Ряшков последний раз горел, в том числе в Южной губе. За 50 лет видно, как вырос лес. Конечно, он будет еще расти, биоценозы будут меняться. Считается, что процесс не очень долгий, лет 120-150. А 50 лет назад можно было смотреть через вершинки сосен, тогда как сейчас удобнее смотреть под соснами. А лесные ценозы в целом, практически полностью сохранились. То есть ряшковское население, как я считаю, не изменило леса, все удалось сохранить. Конечно, у домов не только мостки, но и n-ное количество тропок, но в общем удается сохранять. И в этом большая заслуга всех приезжих, кто здесь живет и работает.
ЛЛХ: Из всех людей, кто здесь бывал, о ком Вы жалеете, что здесь не остались. Кто мог бы работать, но уехал куда-то еще.
Здесь много было хороших людей и хороших специалистов. Или кто стал хорошим специалистом. Скажем, начинал я здесь работать с С.Г. Приклонским, который потом уехал в Окский заповедник. В конце 1950-1960-х годов здесь подобралась примерно одновозрастная команда: вернулась Т. Герасимова, которая аспиранткой работала на Мурмане, на Айновы острова приехала Н.Н. Скокова – очень энергичная и знающая специалист-орнитолог. В течение ряда лет работала териолог (предшественница Н.С. Бойко) Татьяна Васильевна Кошкина. Она в заповеднике самом мало работала, предпочитала работать на Кольском, более широко. Были Макаров, Флеров. Был одновозрастный коллектив научных сотрудников, и работать было легко. Была еще паразитолог Кулачкова, она была зам. по НИР, выяснила паразитологию гаги. Потом тоже мелькали многие интересные люди, обо всех не вспомнишь. Даже кратко рассказывать биографии…
ЛЛХ: Вопрос был не совсем об этом. Например, зачем Алену Шутову отпустили в Лувеньгу?
Евгений Александрович Нинбург: Ну это «на потом». Другой вопрос, наверное, личного характера. Как ты оказался на Ряшкове? Ведь это не в традициях орнитологов нашего университета?
ЛЛХ: И вдвойне удивительно для Вашей семьи…
Когда
я кончал учиться на 1-м курсе биофака, моя старшая знакомая по юннатскому
кружку В.Г. Кулачкова (она была здесь аспиранткой и собирала здесь материал)
– ей нужен был охотник, надо было добыть какое-то количество гаг. И она
пригласила меня. И лето после 1-го курса я провел здесь, занимался в
основном фаунистикой. После 2-го курса никого из нас никуда не отпустили,
все мы были вынуждены ехать на практику (а в общем, я очень благодарен, что
меня не отпустили), после 3-го и 4-го курсов опять приезжал сюда, мне здесь
было интересно. Когда я кончал университет, то из заповедника была заявка на
направление меня сюда, так я сюда и попал. А на все приглашения в другие
места отвечал отказом. А куда приглашали? Как-то приглашали в Польшу читать
лекции, как-то приглашали в Псковский пединституту, как-то приглашали в ЗИН
в Питере… Может быть еще куда-нибудь приглашали. Но, по-моему, здесь очень
хорошо, и хорошо по разным причинам. Вот если вы после своих учебных
заведений приедете сюда работать, то увидите, насколько здесь хорошо…
ЛЛХ: Где вы от чего отдыхаете? В Кандалакше от Ряшкова? На Ряшкове от Кандалакши? В Питере от Кандалакши?
Было несколько лет, когда мне понравилось ездить на Черноморское побережье – в Сухуми, Очамчиру, ну хоть на одну-две недели. Позже осенью, когда народу мало. Но это период кончился, в связи с перестройкой туда мне сейчас ехать не хочется. В последние годы дальше Питера уехать не получается, разве что на несколько дней в Москву. А в общем, так и получается, наверное, как ты сказала…
Когда надо на компьютере работать – еду в Кандалакшу. В отпуск – в Питер. Теоретически понимаю, что можно и на Ряшков компьютер привести, но дальше ля-ля-ля не вышло пока.
ЛЛХ: Ведете ли вы записи про Ряшков? Или только полевые дневники?
Только полевые дневники, записные книжки, картотеку. Базы данных – надо бы. Но если бы все успевать, что надо – цены бы нам всем не было.
Зачем сейчас лежит на сетке гагачий пух?
После того, как его соберут на островах, его там надо вытрясти, высушить, потом из него изгоняют блох, кладут в мешки, и везут на склад заповедника в Кандалакшу…
ЛЛХ: Распорядок дня, который сложился на Ряшкове (9 утра сбор-планерка, в пятницу продрейс, в субботу баня, в 11 время молчания) – он складывался годами, или один раз установили и дальше – железная воля…
Здесь ничего «один раз» не складывается. Здесь все образуется годами… Все здесь делалось постепенно, никакого волюнтаризма не было. А то, что сейчас этот выработавшийся за многие годы порядок поддерживается, – стараемся. К примеру, вы сейчас по мосткам по кордону идете, а вокруг сосны, травка. А было время, когда тут был голый песок, и идти по нему было неприятно.
Евгений Александрович Нинбург: У меня в Питере есть слайды старого Ряшкова, покажу, если не забудете попросить.
ЛЛХ: Есть ли какой-то фотоархив Ряшкова в заповеднике?
Думаю, что нет. Есть архив личный. Мне показалось года два назад, что надо бы перевести фотоархив в компьютерный вид. Но, во-первых, трудоемко, а потом меня уверяли, что и это дело недолговечное, говорят, что лет на 20… На бумаге пока кажется надежнее. А делать-то некому. И это самое существенное.
ЛЛХ: Лесники: был В.И. Возчиков, был К.А. Богданов, сейчас Д.Л. Попов. Кто еще был приметный?
Были и еще лесники, и приметные, но не обо всех хочется вспоминать…
О руководителях всех групп. Всех ли Вы помните…
Вообще если захотеть и иметь время, то можно это все восстановить. Многих я уже упоминал. Упоминал П.Н. Митрофанова, ваши группы, упоминал В.И. Кудрявцеву.
В.И.Кудрявцева и В.В.Бианки. 1970-80-е гг.
Мелькнули еще группы из Мурманска, из Апатит. Были еще и группы, которые приезжали неоднократно (Е.Чистякова), но либо пропускают сейчас, либо вовсе не приезжают. К примеру, группа из Славутича перестала пока приезжать – боюсь, что это связано не только с отделением Украины, но и со здоровьем Л.С. Ладыжева. В Лувеньгу теперь (а раньше на Ряшков) приезжает группа Е.Набоковой (Кроха). Московская группа в этом году приезжала. Кандалакшская группа О.А. Парфей очень для нас ценная, но последние годы она, к сожалению, не может приезжать с группой, ибо занимается здоровьем и растит сына. Осколки этой группы есть и среди вас.
Евгений
Александрович Нинбург: Теперь клички им приделаем – «осколки»…
Народу много приезжало. Вы вот приезжаете. Кто-то не в первый раз. Может и еще приедете… Не исключено, что и ваши потомки сюда приедут.
Евгений Александрович Нинбург: детей «Муравьев» много приезжает, судя по записям в Анналах…
ЛЛХ: Возможна ли шутка: если каждый приехавший на Ряшков – это один седой волос, то вот, уже вся голова седая – столько было здесь, на Ряшкове, людей?
Здесь было очень мало людей, которые повлияли на нашу с Евгением Александровичем белизну. Здесь было больше очень хороших людей. Были, конечно, и исключения, но очень редкие.
ЛЛХ: Вы выбирали людей, или делали? Вроде бы, выбирать не приходилось.
Какой-то отбор был. Их ведь присылали из институтов. Но и «делать» приходилось. А прерывали сотрудничество нечасто. Но бывало. Раз лет в шесть-семь. Выставить отсюда, в общем, ничего не стоит. Но для этого надо здорово начудить.
О чем мы забыли Вас спросить?
Не знаю, это ваше дело. Я старался рассказывать то, что либо знаю, что вам интересно, либо то, что мне кажется для вас полезным…
вернуться на главную
