Александра Горяшко Воспоминания о работе на острове Великий в 1980-81 гг.     Александра Горяшко (1965 г.р.) – историк науки, биолог, писатель. Окончила биологическую школу и психологический факультет МГУ, специализация – зоопсихология. Роман с гагами начался в 1980 г., когда, впервые приехав юннаткой в Кандалакшский заповедник, помогала его научным сотрудникам в обследовании гагачьих гнездовий и выращивании гагачат. В 1983 г. защитила дипломную работу «Адаптация гаги обыкновенной к антропогенному беспокойству». В дальнейшем ежегодно принимала участие в полевых работах заповедника, включающих учёты гнездящихся гаг. Кроме гаг более 15 лет занимается историей биологических стационаров Белого и Баренцева моря. Автор более 190 публикаций по экологической и природоохранной тематике и истории науки. Участник российских и международных конференций по морской биологии, орнитологии и истории науки. Лауреат ряда конкурсов в области заповедного дела и истории науки. Член Рабочей группы по гусеобразным Северной Евразии, Ассоциации «Морское наследие: исследуем и сохраним», Союза литераторов России.       Я ВЕРНУСЬ     Когда придет лето, а оно обязательно придет, я снова поеду в заповедник. Это тот край земли, где люди приспосабливаются к природе, а не она к людям. Природа, вынужденная приспосабливаться к человеку, почти всегда чахнет, часто вымирает, а порой принимает страшные, уродливые формы. Люди под влиянием природы становятся сильными, здоровыми и удивительно красивыми. Нигде я не видела мест более величественных и прекрасных, чем наш заповедник. И нигде не встречала таких прекрасных людей. Природа и люди живут здесь по одним естественным и общим для всех законам.   Запах багульника   Впервые я попала в заповедник в пятнадцать лет с экспедицией кружка юннатов. До этого, слушая рассказы о заповеднике уже побывавших там ребят, никак не могла понять, почему они с таким нетерпением ждут лета и следующей экспедиции. В их воспоминаниях не было ничего особенного: походы в лес, учеты птиц, кто-то в кого-то влюбился, кто-то печку не смог растопить... Все это было и во время полевых практик в Подмосковье. Непонятно, зачем еще куда-то ехать?  А ехать надо было далеко - в Заполярье. Потому что заповедник называется Кандалакшский и находится в Мурманской области, на Белом море.   Наш поезд приходил на маленькую станцию Пояконда ночью и стоял на этой станции ровно одну минуту.  Поезд уже шел дальше - к Мурманску, когда я впервые увидела Север.   Было оглушительно тихо. Были бесконечные запахи, в которых я только потом научилась различать сосны и травы, водоросли и бруснику, а тогда все затмевал цветущий багульник. И было море. Ярко-синее, какое бывает только в сказках. Острова - то большие, то совсем крохотные.  И везде были птицы. Это потом я научилась узнавать их по голосам, и в полете, и по гнезду,  а тогда они были просто Птицы. А еще выше птиц и дальше островов, повсюду был яркий, огромный, голубонебый день - ровно в час ночи. И вот тогда, одним вдохом все это вобрав, я сразу и навсегда поняла, что попала на Родину.   Остров Великий, Купчининский порог. Фото автора.     Сейчас я скажу странную вещь, но это правда. Когда человек впервые приезжает в заповедник, там всегда хорошая погода. Ясные теплые дни без ветра и дождя на Севере - редкость. Короткое лето обычно сурово. Но за восемнадцать лет я не видела ни одного исключения: для новичка в первый день - хорошая погода. Может быть, хитрый Север так заманивает? Потому что, когда вот так, с первого взгляда влюбляешься, как я влюбилась, то потом уже ни затяжные дожди, ни снег в середине июня ничего не в силах изменить. Любовь на всю жизнь, сумасшествие, диагноз.     Кандалакшский  заповедник     Мы жили на острове, остров назывался Великий. В старом деревянном доме  -  бывшем кордоне лесника. Топили печку, готовили еду: все больше каши да макароны с тушенкой. Продукты с материка привозил на катере лесник. Раз в неделю, если не было шторма. В шторм грызли сухари и ждали погоды. Воду носили за километр из колодца. Она была желтая, потому что в колодец приходила из торфяного болота. В покосившейся баньке жила гадюка Марфа. Раз в неделю, прежде чем затопить баню, мы деликатно стучали в дверь. Марфа уползала, разрешая нам помыться.                Кордон на острове Великий, 1980-81 гг. Фото автора     В любую погоду проводили учеты лесных птиц. Каждый день с утра - пять километров в одну сторону, пять - обратно, записывая всех птиц, встреченных на маршруте. Лес дикий: то через заросли пробираешься, то перелезаешь поваленные деревья. А земля вся из камней, крохотных и огромных, поросших мхами, разноцветными лишайниками. Всякий раз думаешь, куда ногу поставить (это потом, через два-три года, ноги начинают сами видеть камни). После обеда снова - 5 километров туда, 5 - обратно, и уже вечер. Пора спать, но совсем не хочется. Даже не потому, что светло (к белым ночам привыкла сразу, будто иначе и не бывает), а очень уж манит к себе море. Подолгу сидели на берегу, смотрели на острова, на каждом хотелось побывать. И дождались. Нас взяли в море на учеты гнезд гаги.   Пожалуй, уже пора сказать, что ради охраны гаги и был создан Кандалакшский заповедник шестьдесят с лишним лет назад. Гага - это утка. У нее есть пух - самый теплый в мире. Растет на груди и брюшке, под перьями. Когда гага строит гнездо, то делает лунку в земле и выстилает ее своим пухом. Гнездо получается очень теплым, хорошо защищает яйца от переохлаждения. Люди, жившие в этих краях, гагачий пух собирали. Впрочем, и яйца собирали, и самих гаг стреляли. Но пока людей было мало, гаги с таким к себе отношением справлялись. Уходили гнездиться на дальние, недоступные для людей острова и там спокойно размножались, восполняя ущерб. А потом Север начал активно осваиваться, людей стало очень много, а вместо прежних весельных лодок у них появились моторные катера, на которых можно легко добраться до любого острова. Численность гаг катастрофически уменьшилась, птица оказалась на грани вымирания.   В душе каждого из нас есть сокровенный уголок. Он очень редко открывается для других. Именно в этом уголке живешь ты настоящий, из него черпаешь силы, когда трудно, к нему обращаешься за ответом на самые важные в жизни вопросы. Такие же сокровенные уголки есть и у Земли. Когда-то вся Земля была таким уголком, но люди варварски вторглись в естественную жизнь окружающего их мира. Без особых на то оснований они объявили себя царями природы. Цари получились никудышные - обрекающие поданных на вымирание (а много ли стоит царь без царства?). К счастью, нашлись другие люди, для которых так же важно уберечь природу от грубого и невежественного вторжения, как сохранить живой собственную душу. Именно они создали Кандалакшский заповедник. Сотни уникальных островов и огромные морские пространства вокруг них охраняются, по сути, ради того, чтобы природа осталась в своем первозданном виде. В результате сохранились, приумножились и здравствуют сейчас популяция гаг Белого моря, а также огромное количество других птиц, жизнь которых связана с водой: чаек, уток, куликов. И все другие обитатели этого богатейшего края - от крохотных морских беспозвоночных до огромных тюленей, от бабочек до медведей, - все они смогли сохранить свой дом нетронутым.     Острова   На островах заповедника. Фото автора.     Работники заповедника вмешиваются в жизнь природы крайне редко и очень осторожно - только для сбора научных данных, конечная цель которых - обеспечить оптимальный режим охраны. В частности, каждый год проводятся учеты численности всех птиц на островах, описание гнезд, кольцевание птенцов. В этой работе научным сотрудникам и помогают юннаты.   Время учетов самое трудное, но самое притягательное. Многие из нас целый год живут ожиданием этих июньских дней, когда все короткие часы сна тебе будут слышаться крики птиц и шум мотора, а спальник будет качать, как катер в волнах. Когда, вскочив с утра, бежишь на берег, смотришь, есть ли ветер, можно ли выходить в море. Когда, наскоро проглотив чай из обжигающей руки кружки и побросав в сумку какую-нибудь еду, натягиваешь резиновые сапоги, свитер, штормовку и на целый день уходишь в море. Остров за островом, час за часом - высадка на берег, не разбегаться и не шуметь, выстроились цепью, пошли вокруг острова.   Конечно, в первый раз никто ничего не знает и не умеет. Научиться этому заранее невозможно. Впервые попав на учет, мы учимся буквально на ходу. Задача  номер один для “чайников” проста - сообщать обо всем услышанном и не раздавить гнезда, для чего внимательно смотреть под ноги. Нас обуревает щенячий восторг, мы впервые на новом острове, и он совсем не такой, как наш. Потом мы увидим, что они все “не такие” - ни одного похожего: тот с лесом и болотами, а этот - сплошные скалы, одни - крохотный лужок посреди моря, другой - взглядом не охватить и гора посередине. Какой-то двумя каменными горбами похож на верблюда, его и зовут Верблюд, а каменная пупочка, торчащая из воды, называется Клоп, но и на Клопе гнездятся птицы. Поглощенные новыми впечатлениями, мы не очень-то внемлем инструкциям руководителя, все кажется так просто. Впрочем, эта иллюзия быстро развеивается. Из-под ног вдруг взлетает гага - она сидела на гнезде в полуметре от тебя, а ты не заметил. Какие-то скорлупки, валявшиеся в траве, оказывается, нельзя было проходить равнодушно - это остатки яйца, расклеванного хищной птицей, и надо определить, чье было яйцо. Мокрые и грязные клочки пуха в кустах могут быть остатками съеденной орланом гаги или гнездом, в котором только вчера вылупились птенцы... Все это необходимо замечать, определять, правильно записывать. Уже некогда любоваться красотами, да и ноги начинают гудеть, комары заедают, так хочется прилечь на мягкий мох, закрыть глаза. Нельзя. “А нам еще много островов осталось?” - начинают допрашивать самые малодушные. “Достаточно”.   В пятнадцать лет я обижалась, теперь сама отвечаю так юннатам и знаю, что иначе не скажешь. Только на островах становится видно, кто из ребят скиснет после первого же 14-часового рабочего дня и следующим утром запросится остаться дома, а кто будет сжав зубы до последнего преодолевать усталость и обретать второе, третье, десятое дыхание. Когда увидит новый остров. Когда возьмет в руки птенца. Комочек пуха: серый с черными пятнышками у чаек, коричневато-бурый с белыми бровками у гаг, с рождения носатый и длинноногий (а ножки - тоньше спички) у куликов. Первый взятый в руки птенец - ни с чем не сравнимое чудо. Тысячный - точно такое же чудо. Часто птенцы вылупляются прямо на глазах. Подходишь к гнезду - яйца с дырочками, из дырки торчит клюв, шевелится, пищит, прорубает себе окно в мир. Наконец появляется - мокрый, страшный и невероятно живой. Если тепло, быстро обсыхает, жалкие мокрые кисточки превращаются в густой пух. Я видела, как самые циничные ребята, взяв в руки эти несколько грамм пищащего пуха, превращались в нежных мамаш: и дыханием отогревали, и сюсюкать вдруг начинали, и никак не хотели отпускать.   Сын автора с птенцом серебристой чайки, помощь в кольцевании на островах заповедника. Фото автора.     Это тоже критерий умения работать с животными. Трудно, но необходимо в первую очередь думать о том, что чувствует птенец, а не таять в умилении. Ведь это для него - кошмар с улицы Вязов: мамы нет, гнезда нет, огромное чудовище тащит куда-то. Без крайней надобности птенцов в руки лучше вообще не брать. Надеть аккуратно кольцо на лапку, записать номер, прикрыть пухом, чтобы не замерзли до возвращения самки, не разбежались, чтобы хищник не заметил, и уходить.     Полевой сезон     Наш рабочий день не ограничен наступлением темноты, светло круглые сутки, но зато ограничен теми двумя неделями, когда большинство птенцов уже вылупились, но еще не ушли из гнезда в море. Ограничен погодой: в дождь учеты проводить нельзя - замерзнут птенцы, да и мокрые скалы становятся скользкими, недолго шею сломать. В сильный ветер не выйти в море, не пристать к острову. Ограничен капризами старенького лодочного мотора - не дай бог сломается, тогда прощай учеты. И поэтому, пока все работает, не дует, не каплет, мы стараемся успеть обойти как можно больше островов.   “А тебе не скучно, - спрашивают московские знакомые, - каждый год столько лет ходить по одним и тем же островам, смотреть на одних и тех же птиц?” Даже смешно объяснять. Да разве они бывают теми же? Они всегда разные. Они живые. Каждый год что-нибудь новое, неожиданное. Потом вспоминаешь: вот на этом месте мы три года назад вспугнули зайца, он с перепугу бросился в воду и поплыл; здесь, на большом камне, в прошлом году старый седой тюлень грелся на солнце и совсем нас не испугался - мы фотографируем, а он лежит вальяжно, ластой обмахивается; а в этом кустике всегда гнездится одна и та же гага, спокойная, как слон, к гнезду подпускает вплотную, мы ее уже три раза ловили и кольцевали.   Учеты. Безликое казенное слово, но для всех, кто побывал на островах, оно полно тайны и красоты, оно пахнет соленым морским ветром, счастливой усталостью отдается в ногах. Даже сидеть на берегу, неделями обрабатывать материалы, собранные во время учетов - разносить по таблицам, выписывать, подсчитывать - не скучно. За каждой записью в полевом дневнике - живой лес, живая птица. Названия островов на бланке, как имена любимых друзей: Великий, Ряшков, Медвежий, Олений, Красотка; и смешные - Гнидка, Гнидуля, Ванька и Встанька...            Автор на учетах в заповеднике, 1981 г.     Учеты - дело общее и обязательное для всех. Каждый научный сотрудник вместе с добровольными помощниками обрабатывает несколько десятков островов. А в остальное время у каждого своя работа: птицы, рыбы, млекопитающие, насекомые, растения. Научный сотрудник, который взял нас на учеты, занимался птицами. В первую очередь гагой. Ее поведением, тем, как влияет на ее жизнь соседство с человеком. Когда время нашей экспедиции подходило к концу, я поняла, что не могу расстаться с заповедником. Просто не могу вот так - побыть месяц и уехать. Здесь моя жизнь, мое все. И я стала хвостом ходить за несчастным ученым, тогда еще совсем молодым лаборантом, только после университета, и набиваться к нему в помощники. Помощник из меня был тогда, прямо скажем, сомнительный. Ничего не знала, не умела, да еще несовершеннолетняя - если что (а на море всякое бывает), ему отвечать. Даже не знаю, почему он согласился на мои мольбы, но он согласился. Наша группа уехала, я осталась на острове до конца лета.     Без громких слов     Потом я закончила биологическую школу. Летом, когда одноклассники проходили практику в московском ботаническом саду, мне присылали бумагу из заповедника о том, что работа в нем - вполне достойная биологическая практика, и я уезжала. Поступила в университет. Надо ли говорить, что курсовые и дипломная работы были посвящены гаге. А потом я стала искать место работы - такое, где была бы свободна все лето для заповедника, и не нашла. Тогда остался только заповедник.   За эти годы многое изменилось. Сдавшийся когда-то на мои уговоры лаборант вырос до заместителя директора заповедника по научной работе, защитил диссертацию. Из строгого взрослого шефа превратился в близкого друга, почти брата. Теперь я для него - полноценный помощник и сама учу юннатов. Они на моих глазах вырастают, становятся студентами и вот уже сами приезжают в заповедник с новой группой бестолковых юннатов.   Александра Горяшко с зам.директора по научной работе А.С. Корякиным на учетах в заповеднике, 1996 г.     Как и всем российским заповедникам, Кандалакшскому стало очень трудно жить. Занятое социальными переустройствами и распрями государство издает законы, призывающие охранять природу, но почему-то забывает выделить деньги. Заповедники продолжают существовать в основном благодаря помощи западных благотворительных фондов и подвижническому труду своих работников. Истоки этого труда - в огромной любви к живому. Впрочем, слово “любовь” вы вряд ли услышите в заповеднике. Там не любят громких слов. Там просто ощущают себя частицей огромного мира, кровно связанной с этим морем, островами, небом.   Когда закончился первый в моей жизни полевой сезон, меня на моторке отвозили с острова на материк, к поезду. Я старалась скрыть слезы, про себя клялась вернуться и вдруг увидела, что березы на берегу удаляющегося острова уже желтые. Это было так же неожиданно и больно, как увидеть седую прядь в волосах любимого человека. И вот тогда очень спокойно, без слез и без пафоса, я сказала поседевшим березам: “Я вернусь”.   Кандалакшский залив, сентябрь. Фото автора.     Публикации: - под названием "Запах багульника" в газете «Моя Кандалакша» №№ 19-21, 23-24, 9 июня - 13 августа 1998, Кандалакша. - под названием «Заповедник белых стай» в газете «Первое сентября» № 23 (692), 28 февраля 1998, Москва: 6. - под названием "Я вернусь" в газете «Заповедный вестник», сентябрь-октябрь №6(80), 2002: 7. на главную страницу