Черкасов М. «Жизнь гаги обыкновенной». Авторский вариант статьи, заметно урезанный в журнальной публикации

 

 

 

Михаил Черкасов

 

КАНДАЛАКША

 В этом мире интересны только

дети, птицы и святые.

В. Милош (французский поэт)

 Пять утра - перрон-вокзал. На перроне женщина с сигаретой во рту. Рядом суетится пацаненок.

- Мама, а откуда этот поезд?

- Из Москвы.

- А Москва - это далеко? Я там не был.

- Был. Мы туда с тобой в отпуск ездили. А иначе, вообще, зачем жить?

 

Центральная площадь – Ленина уже снесли. Гостиница тоже центральная - четыре этажа. За старыми кирпичными домами, окружившими площадь, расползается во все стороны покосившийся одноэтажный «жилой фонд». В гостинице на стене перед столиком администратора прейскурант:

 

ПЕЧАТНАЯ МАШИНКА  -                                             1 ЧАС - 7 руб.

НАБОР ПОСУДЫ В НОМЕР –                                            1 ЧАС - 3 руб.

ПОЛЬЗОВАНИЕ СТАКАНОМ И КИПЯТИЛЬНИКОМ –                      1 ЧАС - 7 руб.

ВОДА ГОРЯЧАЯ ДЛЯ ЗАПРАВКИ А/МАШИН В ХОЛОДНОЕ ВРЕМЯ ГОДА – 1 ВЕДРО - 7руб.

 

Под лестницей в фойе гостиницы несколько рядов поставленных друг на друга покореженных постояльцами «Рекордов» и «Рубинов». Штук тридцать, не меньше. Верхние норовят куда-то сползти.

Горячая вода будет после обеда.

 

Гага

 Гага, гагара, гагарка – разные птицы. Не путать! А почему так созвучно - не знаю. Местные орнитологи посылали меня с этим вопросом подальше. Видать, не я первый. Посылали к лингвистам. Гага - большая, тяжелая утка. В период насиживания подпускает к себе совсем близко. Раньше, бывало, ловили руками на гнездах. И кольцевали. Это в заповеднике. А там, где её не охраняют, что с пойманной делают? Вы не знаете? И пух у неё самый теплый из всех птиц. Она им гнездо выстилает. Когда-то нашим космонавтам куртки в аварийный запас с пухом гаги делали. Из этого пуха такую душегрейку настрочить можно, если набраконьерить по гнездам! Это - пока утка на кладке и пух не свалялся и чистый. Чем раньше из гнезда пух возьмешь, тем он чище будет. Куча «пользы» северному жителю от этой птицы. Да только гага после общения с нашими северянами на гнездо не всегда возвращается! Говорят, до сих пор в городе на рынке из-под полы пухом торгуют. А город этот Кандалакша называется. И в нем дирекция Заповедника расположена.

Страна «непуганых идиотов», или навсегда испуганных зверей

Почему гнездящийся у нас серый журавль не подпускает к себе самого изощренного фотографа ближе, чем метров на сто? А улетая зимовать в Японию, он позирует перед местными фоточайниками, заглядывая в их «мыльницы» с пары метров? Почему в Исландии гага обыкновенная не сходит с кладки, даже когда из-под неё пух вынимают? А у нас, если просто подойдешь близко, бывает, не вернется больше в гнездо, и гибнут птенцы гаги обыкновенной, так и не появившись на свет! Почему? Я знаю точно, в Исландии уже триста лет птицу не трогают. Суровые законы запрещают разорять гнезда гаги, а пуха из гнезда разрешено вынимать не более трети. Случись там, что гага совьет гнездо на печной или каминной трубе, так всё суровое лето камин не топят, ждут, пока птица со своим выводком не слетит на ближайшее озеро. Если честно, я давно не задаю себе вопрос: «Почему?» Ответ в заглавии.

Учет и кольцевание

Идешь в цепи юннатов или иных добровольных помощников вдоль берега. Гага у тебя из-под ног. Всполошилась и на воду невдалеке села. Наблюдает за тобой, волнуется, суетится, подныривает, как будто кто ранил её. Диктуешь отчет в журнал бригадира: «Гага, гнездо, четыре яйца, дистанция слёта - два метра, расстояние до воды – семь метров, биотоп – скала, луг (это значит, что гнездо свито в траве меж камней), пух два с плюсом». Пуха лучше трёх с плюсом в гнёздах Кандалакшского залива не видел. Весь в хвоинках, с застрявшей в нём сухой травой. Бывает, утка вообще одной травой гнездо выкладывает. Стресс! Дальше, если бригадир решит, штангенциркуль и яйцо в руки: диаметр 42, длина 82. Старый помет на яйце – кто-то гагу уже пугал, сгонял с гнезда. Свежий помет на яйце и гнезде – только что подруга обделалась – мы спугнули. У меня в руках детское ведерко с водой. Яйцо в ведерко. Лежит на воде – кладка недавняя, торчит из воды под углом – кладке недели две - две с половиной. Висит яйцо в воде, высунув только попку, – скоро появится утенок. Черный, мокрый, несуразный, с непропорционально большим клювом и лапами. Скользкий, как нефтью помазанный в кадрах экокатастроф. Птенцов этих кольцуют.

Неэкономическая география

Протяженность Кандалакшского залива – 160 км. Островов, относящихся к Заповеднику, больше сотни. У Заповедника всего два Малых Рыболовных Борта (МРБ) и восемь моторных лодок на кордонах. Из двух МРБ один обязательно в каком-нибудь ремонте. Ремонтника-дизелиста директор Заповедника вымаливает каждый раз у капитана порта Кандалакши. На восемь моторок двенадцать моторов. Все отечественные. Т.е. сломаны или постоянно ломаются. Один японский мотор получен по гранту. Находится на самом дальнем кордоне, где безлюдно. Ближе такой мотор держать опасно – украдут. Обойти, обследовать, а тем более охранить владения заповедника с такой «славной» техникой невозможно.

Новый мотор

К моему приезду директор Заповедника велел расконсервировать новый мотор. Лестно. В первый день с заместителем директора по науке А.С. Корякиным идем на учет и кольцевание на этом моторе. Садимся в лодку. А.С. Корякин: «Пойдем километров на десять. Не дальше. Мотор новый – неизвестно как себя вести будет. На всякий случай спрашиваю: на вёслах сидели, грести умеете? Ну, тогда всё в порядке!» Третьим в лодке – студент-практикант из Питера. После каждой остановки на луде мотор долго не заводится – карбюратор не подсасывает. Приноровились заливать бензин в карбюратор прямо из шланга - начинает схватывать. Корякин - на учетных записях, студент-практикант - на руле, я - на моторе и шланге с бензином…. И так работаем часов пять. После каждой высадки на учет и кольцевание от рук несет бензином и кислым гагачьим пометом, а на воде Заповедника остаются радужные бензиновые разводы.

Мыльные оперы

После работ вблизи Кандалакши ухожу на базовый остров летних работ. На остров Ряшков из Кандалакши на МРБ идти часа два. С нами куратор Всемирного Фонда дикой природы по Западной Сибири и Алтаю Лена Лебедева. Наш катер забросит её еще дальше. Лене предстоят две бессонные недели кольцевания куликов-сорок. Как она выразилась – пожизненное хобби на необитаемом острове - личное кольцевание. Кулик – птица тусовочная, всё атлантическое побережье Европы освоил, да и живет долго. Вот и собирает он своей активной жизнью вокруг себя любителей кольцевания. Любителям только того и надо, чтобы о своих подопечных в Инете посплетничать: «Слышь! А твой 120-ый у меня в Голландии две недели провел, да и вальнул дальше на юг. Его через неделю во Франции видели»; «Ой, девочки! Моя–то 21-ая вашего мужика 110-го «икс» с Балтики на Белое море увела. У меня тут на острове и загнездились». Сидят эти любители с сетками – ловушками да телескопами по островам Белого, Балтийского и Северного морей и ждут новых серий орнитологической мыльной оперы. А пока у Лены впереди две недели без связи и электричества. C грызущими до костей комарами. Из вещей - самое ценное - телескопы. Только в них номер на кольце разглядеть можно.

Луды

 - Дальше учет птиц будем проводить на островах, - говорит мне бригадир.

- Стоп! А сейчас мы где учитывали? Не на острове?

- Нет, на луде!

Заячья луда, луда Седловатая. Каменные лбы, полого торчащие из воды. На них только травы, мхи, да рыжий лишайник по камням. Уток тут всегда больше, да и пух чище, чем на островах, – без хвоинок. К тому же на островах и лисица, и медведь промышлять могут – лишнее беспокойство грузной мамаше. Вот и выбирают утки эти камни для гнездования – меньше непрошенных гостей.

 Страшно

Страшно, когда мамаша со старшими птенцами уже на воде, а в гнезде лежит пищащее яйцо. Не жить парню в этом яйце. Как наши подводники на «Курске», не выберется птенец из твердого кокона без внешней помощи.  Часы его сочтены, сколько в скорлупу ни бейся. Страшный это писк. Но только на новичка вроде меня. Главный орнитолог, далеко не новичок, бесстрастно фиксирует жестокий круговорот жизни: «Гага, гнездо, три яйца, дистанция слёта пять метров, биотоп… пух… размер…, пять яиц… Труп гаги обыкновенной, труп птенца гаги….».

Враги

Труп взрослой самки гаги. Поклёванный. Рядом перо орлана-белохвоста. Он её и забил. Труп птенца гаги – пообедала серебристая чайка. Чаек в заповеднике тихо ненавидят: помоечницы, падальщицы, паразиты…. Передаем по цепочке для записи в журнал бригадира:

 - Труп птенца серебристой чайки.

Реплика старого орнитолога в ответ:

- Туда ему и дорога!

Немало проблем уткам от лисы и медведя. Лиса легко ловит грузную мамашу прямо на гнезде. А медведь может проплыть десятки километров между островами - лудами в поисках кладок. Не выбирая между гнездами, давит мордой любые яйца и с наслаждением пьет сырую глазунью. Одну за другой. От острова к острову. Этих мишек в Кандалакшском заповеднике зовут «инспекторы».

 

Инспектор

Идем к очередному острову для высадки на учет. До острова метров сто. Ближе на МРБ, приписанном к Заповеднику, к острову не подойти. Перебираемся на дюралевую плоскодонку. Из взрослых на лодке – я, да матрос на веслах. Вторым рейсом с МРБ на остров пойдет бригадир и остальные юннаты.

- Стоп! Всем назад! – кричит с МРБ бригадир. - На острове медведь.

И действительно! Задницей вверх, мордой в гнезде. Над медведем чайки вопят, пикируют на бурого. А он в следующее гнездо мордой. На птиц небрежно огрызается. А чайки всё злее, и их всё больше. Медведю явно пары гнезд мало. Он продолжает свой разбой вдоль берега. Вопли чаек всё сильнее. Удары клювами достигают цели. Медведь встает на задние лапы и теперь занимается только тем, что отгоняет чаек. Лапами отмахивается. Красавец! В полном расцвете сил. Метра два, не меньше. Шерсть лоснится. А у меня аккумулятор в фотоаппарате ёк! Разрядился! ( Уже три дня как без электричества по островам мотыляюсь!) Задолбали вконец чайки мишку, и он как нагадивший кутенок, низко опустив свою башку, галопом и вскидывая вверх задницу, пустился вдоль берега к каменному мысу.  С мыса этого, с метров двух, он ласточкой сиганул в воду. И только тут чайки от него отстали. Поплыл медведь на другой остров, что через пролив в километре от нас. И мы тоже уходим на нашем МРБ от острова. От греха подальше! Мы сберегаем  для человечества жизни будущих Бремов, Дарвинов и машинистов тепловозного депо «Кандалакша».

 

Процент невозврата

У орнитологов есть такой показатель – «процент невозврата». Чем ближе время проклевывавания птенцов, тем меньше процент невозврата. Утка всё настойчивей возвращается на гнездо после того, как кто-то её согнал – спугнул. Мать всё-таки. Уж точно слышит биение сердец в скорлупе!

Немного о технологии

Технология по очистке гагачьего пуха – серьезный промышленный секрет. Им в полной мере обладают только японцы. Даже Исландия, производящая 90% всего пуха-сырца, чистит его на японских машинах. Почему Япония? Да потому, что именно японцы – основные покупатели пуха – сырца и основные производители одеял с гагачьим пухом. У них, между прочим, стандарт зимней температуры в домах - 13 градусов того же Цельсия! На Ряшкове собранный с покинутых гнезд пух раскладывают на туго натянутой рабице и методично колотят по нему палками. Тяжелый мусор постепенно выбивается под сетку. А вот лёгкий и хрупкий при такой технологии дробится и еще пуще застревает в очень цепкой структуре уникального пуха. А еще в кандалакшских домах купленный из-под полы пух ставят в кастрюлях в горячие печи или духовки. Пух из-за высокой температуры быстро созревает, распрямляется и отпускает застрявший в нем сор. Но опять же не весь, а особо тяжелый.  Тут тоже всё заканчивается чисткой вручную.

Юннаты

Без юннатской помощи из Питера, Мурманска и Кандалакши никакой объемный учет птиц немыслим. Именно детвора – основной состав бригад учета, прочесывающих прибрежные камни и траву на островах и лудах. Юннаты – народ пестрый. Кого родители отправили в лагерь, чтобы не озвереть от них дома, кто-то во дворе и сам без дела озвереть может. А так - от греха подальше. Есть и такие, кто с блокнотом и карандашом бегает за 80-летним Виталием Витальевичем Бианки, и захлебываясь от собственных эмоций, рассказывает что успел «научно зафиксировать». Зафиксировать, терпеливо просиживая долгие часы под бешеным комарьем Беломорья. Вот парень лет девяти, стоя перед долговязым стариком, отчитывается, как наблюдал за выводком кулика – сороки, сошедшим на литораль. А вот другой постарше бежит к «Виталь Виталичу» с расклеванным яйцом большой морской чайки и что-то азартно начинает рассказывать. В.В. в тысячный раз слушает то, что знает наизусть, но уважительно поддерживает «научную дискуссию».

Бианки

В.В. Бианки. Вам это что-то говорит? Мне – да. Самые трогательные рассказы о животных из моего детства написал тоже Бианки, но только Виталий Валентинович. Он - отец нашего старика. А был еще и дед – Валентин Львович, заложивший еще в конце XIX века богатейшую орнитологическую коллекцию Питерского зоологического музея: видный зоолог- самоучка, секретарь Арктического общества. Был дед, был отец, и есть наш Бианки - ученый-орнитолог, главный специалист по утке, гаге в том числе. С седой шкиперской бородкой, в брезентовой куртке, резиновых сапогах, прохудившемся шерстяном берете. Он хозяин Ряшкова - базового острова, откуда расходятся на катерах бригады на птичий учет. Он власть, капитан, непререкаемый авторитет для взрослых и малых.  В своё время сын заместителя директора Заповедника по науке Мишка Корякин в сочинении на тему «О моем знаке зодиака» написал: «Под знаком Козерога родились Иисус Христос, Бианки и я».

Н.С.Бойко

В дирекции старики-орнитологи чахнут и всю долгую зиму ждут полевых работ. Надежда Степановна - хрупкая седая женщина – бригадир нашего отряда, сплошь состоящего из молодняка 12-14 лет. Трудно управляемый молодняк ходит у неё почти по струнке. Именно так, почти по струнке, развернувшись цепью на расстоянии 4-5 метров друг от друга, прочесываем луду за лудой. Между высадками «молодежь», сидя на юте, налегает на «доширак» с чаем, а потом на рыбные консервы с тем же чаем. Чай на воде, вытекающей из болотца на базовом острове. Вышли с Ряшкова в десять утра – вернулись на остров в девять вечера уже под дождем. Уставший за полный рабочий день молодняк, разбрелся спать по домикам. Услышал, как капитан МРБ сказал: «Надежда лет на двадцать молодеет с этими «пионерами».

Сели на мель

Я же возвращался в Кандалакшу. Надо было спешить. На начинавшейся малой воде МРБ мог не подойти к пристани. Так и вышло. На подходе к городу сели на мель. К часу ночи выгребли на плоскодонке к берегу недалеко от причала Заповедника. А малый рыболовецкий борт остался ждать прилива, подпертый с бортов досками. Чтобы не завалился на бок.

Юрий и Иветта

Часть территории Заповедника находится на островах Баренцева моря. Айновы и Семиостровье. Там учет не ведется уже несколько лет. Денег нет. Раньше была база на Айновых. Милейшую чету орнитологов Юрия и Иветту забрасывали туда в апреле-мае, снимали в августе. Забрасывали погранцы на катере. Бывало, несколько раз подходили к острову и возвращались ни с чем – шторм не подпускал к скалам. А бывало, и забрать не могли. Заканчивался НЗ, катер болтался в пятистах метрах от скал, но ближе подойти не мог. В течение тридцати лет зимой Юрий и Иветта спиртовали продукты, сушили хлеб, вялили мясо – готовились к заброске. (В своих рассказах Юрий настаивал на том, что и хлеб спиртовали, но я как-то не могу в это поверить!) На фотографиях - деревянный домик, весь какой-то несуразно маленький, кажется, выветренный насквозь. И пять месяцев в нём. Для связи с Большой землей – рация. Вокруг тупики, гаги, чайки, серые гуси, камнешарки, крачки, чистики. Ветер, дожди и шторм в двухстах метрах от порога. И так тридцать лет! Разве не целая жизнь!? Там был их мир. Их настоящий дом и счастье их жизни. Сейчас все рассказы об этих днях, о птицах, о море, об острове. И прекрасные цветные фотографии, сделанные Юрием Григорьевичем. Он уже уволился из Заповедника. А Иветта Павловна - хранитель музея Заповедника, экскурсовод, да и ключи от здания Дирекции у неё. Кажется, это называется «сторож».  Пришел я к ним домой в восемь вечера, просидели до часу ночи. Они рассказывали, а я слушал. Говорили бы и дальше, если бы не мой поезд на Москву. Подарили мне весь пух, что когда-то собрали на Айновых. Но главное, по-моему, были готовы отдать мне весь свой мир Айновых островов.

Господи! Храни этих стариков!

P.S. А еще Юрий Григорьевич вспоминал, как пробовал автоматизировать очистку гагачьего пуха. Были куплены: шайбы хоккейные, решетки для сушки посуды, микропористая резина, шампуры для шашлыков, щетки зубные, валики для глянцевания фотобумаги, полотно для ножовки по металлу, скрепки канцелярские… Была идея – соорудить конвейер.

Уезжал из города ночью. Шел грибной дождь, светило низкое солнце и над вокзалом висела радуга.

 

вернуться на главную