|
Макрушин А.В. Мыс Картеш. Воспоминания через 60 лет после событий. |
|
Мыс Картеш (воспоминания через 60 лет после событий)
Мои воспоминания о Беломорской биологической станции 1957 года - это воспоминания студента-первокурсника, перешедшего в биофаке ЛГУ на второй курс. Соответственно и мои впечатления - это впечатления очень незрелого биолога и не вникавшего в административные вопросы.
Я пришел в университет после службы в Вооруженных силах, где изучение уставов и строевая подготовка воодушевления не вызывали. В университете на смену изучению уставов и шагистики пришло посвящение в науку. Помню восторг этой перемене. После трудного (и голодного, я жил на стипендию) 1 курса летом 1957 г. пришла интересная и не голодная практика на Белом море, вызывавшая восторг потому, что я мечтал стать биологом и становился им.
Сначала я был направлен на практику на Беломорскую биологическую станцию, которая в то время находилась в городе Беломорске, или в Сороке. В Беломорске при отливе обнажалось илистое плоское дно моря. В оставшихся лужах лежали камбалы размером с ладонь. Станция была в городе. Городе невзрачном. Через город текла порожистая река Выг. Руководителем моей практики был В.В. Кузнецов. Тогда он предпринимал усилия по переносу Беломорской биологической станции на мыс Картеш. Помню, мы ехали в грузовой машине, наверно, это было в Беломорске. Ехали в крытом кузове. Трясло. В.В. Кузнецов страдал от тряски. Она у него вызывала боль в животе. Уже тогда у него что-то было плохо со здоровьем. Он вскоре умер, защитив докторскую диссертацию. Умер, кажется, от рака.
Пробыв некоторое время в Беломорске, мы поплыли на корабле на Картеш. Туда мы приплыли белой ночью. Там был причал, но никаких построек не было. Были видны следы недавних разработок. На дне у причала в воде лежали и сверкали куски слюды размером примерно с тетрадь и крупнее (в 1980-х годах этих кусков слюды уже не было). Привлекали внимание в камнях, отломанных от скалы, друзы красных гранатов. Они были не ювелирные, но красивые. Эти кристаллы назывались лопарской кровью.
Бухта Картеш, 1958 г. Кафедра зоологии и общей биологии КФУ.
Если первое место биостанции вызывало некоторую скуку, то второе было восхитительно хорошее. Обрывистые скалистые берега, нетронутая природа. Скалы у берега уходили в глубину моря. Рядом озеро. Повезло и с погодой. Лето 1957 года на Картеше было жаркое. Был урожай на чернику. Мы купались в Белом море. Вода была теплая, как в Крыму. Но если в воде принять вертикальное положение, то есть ноги опустить вниз, то внизу вода была ледяная.
Место В.В.Кузнецов выбрал для станции очень хорошее. Хорошее не только своей красотой, но и тем, что на Картеше почти не было комаров, хотя на побережье Белого моря их тьма. Тьма их и в лесу около Картеша, а на Картеше почему-то нет или почти нет. Рядом чистейшее озеро и ручей из него протекает ныне через территорию ББС. На Картеше соленость воды такая, что позволяет жить многим морским видам (морским звездам, морским ежам). На бывшей Беломорской биологической станции в Беломорске река Выг опресняет воду и биоразнообразие морских обитателей там много меньше.
Мы с другими студентами-практикантами жили в палатках, питались на судне "Профессор Месяцев", стоящем у причала, готовил там повар. Помню очень вкусную свежезасоленную беломорскую селедку, которую можно было есть, сколько хочешь.
"Профессор Месяцев" в бухте Картеш, 1958 г. Кафедра зоологии и общей биологии КФУ.
Практика моя состоял в том, что Кузнецов называл живность, ползающую по литорали, и рассказывал про нее. Брали пробы бентоса со дна. Владимир Васильевич тоже рассказывал, что это за живность. Он называл собранных со дна, а также с литорали беспозвоночных по-латыни. То, что я изучал по учебникам, увидел в живом виде. Говорил он и о биологии видов. Я записывал и зарисовывал животных в тетрадь. Эта тетрадь потом стала отчетом о практике перед проф. Ю.И. Полянским, когда я вернулся в Ленинград. Я однажды нес бутыль со спиртом литров на 20 и разбил ее. В.В. естественно не похвалил меня, но не ругал. Были со мной и другие студенты, и какой-то научный сотрудник биолог из Петрозаводска, но я их не помню. Помню только ихтиолога татарина Ф. Мухомедиярова. Он научил меня жевать еловую смолу, предварительно вымочив ее в воде.
В.В. Кузнецов поручил команде корабля очищать бухту и берег озера от упавших в него деревьев. Я участвовал в этих работах. Мы вытаскивали упавшие в воду елки на сушу и пилили их. Заготавливали дрова для тех, кто будет зимовать на Картеше в зиму 1957-58 годов. Молодому мне эта пилка вытащенных из воды стволов была в радость. Погода стояла солнечная и жаркая. Было много черники. Из рабочих один был из числа бывших заключенных. Может быть, и другие были из числа заключенных, не помню. Обо всех них у меня добрые воспоминания. Рабочие любили беззлобно шутить. Поскольку было жарко, я и один рабочий заготавливали дрова на зиму голышом. Женщин тогда на Картеше не было. Один рабочий сообщил в шутку В.В. Кузнецову, начальнику экспедиции, что мы на солнце обожгли пенисы. Кузнецов "распорядился", чтобы нас в Чупу (поселок ближайший к Картешу) не пускать. Чтобы не позорили картешан, чтобы не думали в Чупе, что у картешан у всех пенисы обожженные солнцем. Все время, пока я был на Картеше, погода была жаркой и солнечной.
По распоряжению В.В. Кузнецова на Картеше было построено первое здание. Оно было деревянным. Расположено оно было на причале над водой. Я участвовал в его строительстве. Это была уборная. Так что я один из первых строителей Беломорской биологической станции "Картеш". Когда я вернулся на Картеш в 1980-х гг. этого первого здания на причале, в строительстве которого я участвовал, уже не было.
При мне на Картеш приезжала комиссия, состоящая из академиков, которая решала, быть Беломорской биологической станции на Картеше или нет.
Конец 50-х годов – время возрождения генетики в СССР. В Московском университете еще преподавали лысенковскую генетику, но в Ленинградском университете преподавали и лысенковскую, и обычную генетику. Нам разрешали сравнивать и делать выбор. На экзамене по генетике экзаменатор позволял экзаменируемому выбирать веру: быть лысенковским или «формальным» генетиком. Это было уже, кажется, на 2 курсе. Но о генетике мы говорили между собой и на 1 курсе. Тогда об этом среди биологов велись споры. Обсуждал я ее и с В.В. Кузнецовым. Помню, В.В. Кузнецов был сторонником лысенковской генетики. Я был сторонником "формальной" генетики "человеконенавистников-мухолюбов".
В.В. Кузнецов, на основе изучения особенностей фауны Белого моря, предсказал, что если вселять из Тихого океана рыб, то вселять надо горбушу. Его послушались и вселили. И она прижилась. Не только в Белом море, но и Баренцовом, и ее ловят норвежцы. Кажется, эту заслугу В.В. Кузнецова незаслуженно забыли.
На Картеше я был примерно месяц и с сожалением уехал. Меня, кажется, деканат вызвал в Ленинград. Светлые воспоминания о поездке на Картеш остались потому, что после трудной учебы на 1 курсе и голодной жизни я окунулся в здоровую, неголодную, интересную жизнь. Впереди было светлое будущее - работа биологом, к чему я тогда с молодой энергией стремился и с большим трудом добился поступления на биофак. Единственное печальное воспоминание о Картеше - письмо из деканата вернуться в Ленинград.
Больше на практику на Картеш я не ездил. Ездил в другие места, тоже очень хорошие.
Потом я работал на ББС в 1980-х годах 6 лет. Было налажено общественное питание. Каждому сотруднику давали комнату для жилья. В комнате была электропечь. Судно "Профессор Месяцев", на котором я приплыл на Картеш в 1957 году, было тогда уже затоплено около мыса Картеш. Верхушка его мачты торчала из воды в бухте около Картеша по названию, кажется, Сельдяная. Я зимовал на ББС в 1980-х годах. По месяцу или более. Отрыв от семьи. Полярная ночь. Постоянно потрескивает лед. Полярные сияния. Пролетающие по небу метеориты. Пролетали и спутники. Мы отличали наши спутники от американских. Если летит наш спутник, то он летит прямо. А американский спутник-шпион почему-то виляет. Видно вилял потому, что он шпион и совесть у него нечиста. Лед потрескивал из-за постоянного то прилива, то отлива. Зимой на ББС не так хорошо, как летом. Но были все условия для работы и общественное питание. Можно было проводить исследования, невозможные летом: как адаптируются беспозвоночные к зиме. Я их проводил. Моя избушка стояла на берегу озера. Иногда зимой лед озера издавал громкий звук, похожий на визг, стон и звон и еще на что-то, но громкий и короткий. Приезжали водолазы зимой, доставали из-подо льда мне водоросли, а я с водорослей собирал нужных мне беспозвоночных для исследования. |