Александра Горяшко

Картеш и Картешане

 «Я смело утверждаю, что на Белом море есть такия места,

на которых можно и — я бы сказал — должно

устроить биологическую станцию»

Сент-Илер К.К. 1908.

            Не уверена, что Богу есть дело до проблемы стационарных морских исследований, но именно так хочется сказать: Картеш – место, будто Богом созданное для биологической станции. И дело здесь, вероятно, не только в исключительно удачном местоположении, но и в том ощущении покоя и благополучия, которое охватывает на Картеше. Среди других северных биологических станций, в истории которых репрессии и войны оставили глубокие шрамы, Картеш выглядит как нарядное дитя из хорошей семьи среди стайки послевоенных сирот-оборвышей. Немало способствует такому впечатлению и принадлежность Академии Наук, воспринимаемая некоторыми, по старой памяти, как некая привилегия.

Все это, как любые обобщения, довольно далеко от реальности. Проблем и трудностей здесь не меньше, чем на любой другой биостанции, а «академизм» давно уже не означает легкой жизни. Неоспоримо, пожалуй, только одно: для всех своих директоров Картеш всегда был любимым ребенком, и он хорош и притягателен, как всякое дитя, рожденное и выращенное в любви. А Картешу повезло вдвойне – ему достались не только любящие, но и мудрые родители.

Двойное рождение

            Забавно, что именно эта, в некотором роде идеальная станция, целых восемь лет собственно станции-то и не имела. Организованная Карело-Финским филиалом АН СССР в 1949 г., она существовала скорее как экспедиция. Материалы собирались преимущественно в летнее время с бортов научно-исследовательских судов «Профессор Месяцев» и «Испытатель», обрабатывались в Петрозаводске и Беломорске. И только в 1957 г. биологическая станция АН СССР обрела действующую круглогодично экспедиционную базу в красивейшем месте, вблизи мыса Картеш, в губе Чупа Кандалакшского залива Белого моря.

Произошло это так. В 1957 г. заведующим станцией стал доктор биологических наук, профессор Владимир Васильевич Кузнецов. Вся его жизнь была связана с северными морями и биологическими станциями. В 1935 г., студентом, он начинал на Методической станции ГГИ в Умбе. В 1936 г. стал первым научным сотрудником только что организованной станции в Дальних Зеленцах на Мурмане, а после войны – ее директором. В 1947 г. успел поработать на Гридинской биостанции. Уж он-то великолепно понимал и необходимость биологической станции, и абсурдность отсутствия у станции собственного морского стационара. И взялся за организацию этого стационара с некоторым даже мальчишеским азартом. «Тогда были такие типы людей - чудом выжившие в пекле войны, они, вернувшись к любимому довоенному делу, отдавались работе с удвоенной страстью», - пишет о Кузнецове В.В.Хлебович.

Впервые за все годы его работы на разных станциях, у него появилась возможность начать все самому с самого начала – с выбора места для станции. Эту возможность он использовал полностью и весьма остроумно. Рассказывают, что В.В.Кузнецов, прекрасно знавший Белое море, выбрал это место сам. Но формально место для создания постоянно действующей станции должна была выбирать комиссия. 26 июня 1957 г. распоряжением Президиума АН СССР такая комиссия была создана. В нее вошли маститые ученые под председательством члена-корреспондента АН СССР А. Н. Световидова. Комиссия погрузилась на станционный пароход «Профессор Месяцев» и отправилась в путешествие по Белому морю. Но маршрут путешествия, будучи директором станции, составлял В.В.Кузнецов. И он устроил длительный, недельный круиз с показом разнообразных мест. Расчет оказался безошибочным – маршрут начинался с мест скверных, за неделю комиссия порядком устала, и тут им был преподнесен Картеш.

Картеш, рядом с которым нет промышленных предприятий, что позволяет изучать природу, не затронутую деятельностью человека. Картеш, рядом с которым расположены участки моря с максимальными глубинами (около 350 м), что позволяет вести глубоководные исследования. Картеш, Кривозерская бухта которого достаточно глубока для того, чтобы в нее могли заходить суда с довольно большой осадкой, а воды бухты прикрыты высокими скалами так, что она представляет собой надежную и тихую гавань. Картеш, хорошо защищенный от всех ветров, что позволяет работать практически в любую погоду, круглый год получать живой материал. Картеш, на котором расположено глубокое и чистое озеро, из которого в море течет ручей, проходящий прямо по территории Станции - источник питьевой воды. Картеш, добираться до которого относительно легко, поскольку до ближайшей железнодорожной станции Чупа всего 35 км.

«Одновременно с научными исследованиями на мысе Картеш в течение осени и зимы были проведены небольшие строительные работы, в результате которых на пустынном до этого берегу появилось два домика.., баня, электростанция и другие необходимые помещения…. Все это может обеспечить продолжение научных работ, пока еще по очень скромной программе» - писал В.В.Кузнецов в 1958 г. Скромная программа принесла весьма существенные результаты. За несколько лет удалось установить сроки размножения и особенность нереста более чем 40 видов беломорских обитателей, определить их плодовитость, скорость роста и продолжительность жизни. Уже в 1957 г. были начаты исследования планктона, названные Декадной станцией. Суть этих наблюдений заключается в том, что каждые 10 дней в течение круглого года берутся пробы планктона на различных горизонтах от 0 до 65 м в одной и той же точке. Параллельно с этим измеряется температура и соленость воды. Эти наблюдения, зимой со льда, а летом с борта судна, ведутся по сей день. За 40 с лишним лет накоплен и обработан уникальный материал, позволяющий не только судить о динамике процессов, протекающих в море, но и прогнозировать возможные изменения.

Многолетние изменения и механизмы адаптации

Основание биостанции и постановка научной работы на ней были последним, что успел сделать В.В.Кузнецов. Тяжело больной (рак), он до последней возможности был на станции. Его вывозили с Картеша на гидроплане, который садился на озеро. 6 июля 1961 года В.В.Кузнецова не стало. За несколько месяцев до своей кончины он рекомендовал на должность директора ББС Владислава Вильгельмовича Хлебовича.[1]

 «Я зашел в комнату, где были две дамы - референты Семенова, - рассказывает В.В.Хлебович. - И одна из них, услышав слово «Картеш», вздрогнула. Оказалось, она работала с В.В.Кузнецовым до войны в Дальних Зеленцах. После этого меня быстренько повели к Н.Н.Семенову». Подробно расспросив В.В.Хлебовича о его личном научном интересе, академик велел «принести Пятилетку». «Я думал, что Пятилетний план, это условное выражение, вроде «закрома родины». Но принесли огромный метровый альбом от руки заполненный. Вписать в пятилетку означало финансирование… И финансирование началось сумасшедшее… Проектировали многоэтажные дома, переходы между домами, на крышах домов вертолетные площадки, телевизионную антенну, шоссе, причалы, аквариальные, все… Я год возился с этими планами. …. А потом вдруг почувствовал, что все это липа. Этого невозможно сделать в реальности того времени». В.В. Хлебович проявил завидную мудрость, не дав себе увлечься радужными перспективами и вовремя увидев, что всякое крупное строительство имеет оборотную сторону, а в случае биостанции эта сторона недопустима. Если построить дорогу, по этой дороге в нетронутые места хлынут браконьеры. Если начнется строительство домов, вырубят все леса кругом и все затопчут. Была и еще одна, неявная, но от того не менее реальная опасность. «Было настолько сильное финансирование и такой замечательный вектор доброжелательности, что он вовлек бы в себя, мы бы занимались только строительством, и никакой науки бы не было». Вероятно, вовремя разглядеть эту опасность помогло директору знакомство с биостанцией МГУ, на которой к середине 60-х интересы строительства заметно начали преобладать над интересами науки.

животное надо держать в родной для него температуре, иначе оно умрет. Первый год, когда у нас электричества не было, мы в подвалах держали глыбы льда, и так поддерживали температуру около нуля. Опыты проводили в пещере, вход в которую был плотно закрыт войлоком. А потом мы построили лабораторный корпус, там 9 изотермических комнат. Вы входите в комнату, где есть стол, место, чтобы поставить приборы, оптику. Делаете температуру минусовую, плюсовую, любую, и работаете. И сейчас даже и в голову не приходит, что можно по-другому».

Тем, кто видит Картеш сегодняшний, действительно уже трудно представить, что можно по-другому. Что на станции поначалу не было постоянного электричества, и часто возможность проведения эксперимента зависела от того, удастся ли уговорить дизелиста «покрутить». Что на месте нынешней двухэтажной «Бастилии» студенты жили в 10-местной армейской палатке. Что помещение нынешнего склада электроарматуры было одновременно и лабораторией и жилым домом, и для студентов, и для профессоров. И что нынешняя благоустроенность образовалась не сама собой, и не только благодаря хорошему, по нынешним меркам, финансированию науки.

Очень многое на станции делалось руками научных сотрудников. Дома строили плотники, но грузили бревна и доски, тащили их с причала 200 метров в гору – сотрудники. 18 км высоковольтной линии электропередач официально делали рабочие, реально – опять же научные сотрудники. Потому что официально нанятая бригада рабочих ограничилась тем, что вырубила весь строевой лес по будущей ЛЭП, и отбыла вместе с ним в неизвестном направлении. Деньги, опущенные на рабочих, были уже потрачены. Все остальное делали научные сотрудники – тогдашние м.н.с.'ы и стажеры, нынешние профессора и доктора наук. Для каждого столба делали ряж, укрепляли его камнями, ставили сам столб, закручивали крючья, надевали изоляторы, тянули провода… Линию электропередач они сделали за 20 дней.

Одним из тех, кто проводил тогда на Картеш ЛЭП, был В.Я.Бергер, ныне профессор, доктор биологических наук. Ничего экстраординарного в сделанном он не находит – «нормальная мужская работа». Зато до сих пор, через тридцать с лишним лет[2] помнит всепоглощающий восторг от того, как преобразилась жизнь станции с появлением электричества. «Когда нам дали свет, В.В.Хлебовича на станции не было. Приезжаю я в город, он спрашивает: «Ну, что там на станции? – «Свет, Владислав Вильгельмович». – «Я знаю, что еще?» – «Свет!» – «Я понял, что еще?» – «Ну, свет, понимаете, свет! Что еще?!».

Лики морской культуры

Виктор Яковлевич Бергер знает, о чем говорит, - он пережил со станцией практически всю ее жизнь. Впервые приехал на Картеш студентом-третьекурсником в 1964 г. Готовил здесь диплом под руководством В.В.Хлебовича. Грузил бревна и строил ЛЭП. Готовил кандидатскую и докторскую диссертации. А в 1982 г. стал директором станции. Ему достались трудные времена. Хотя начиналось все очень весело.

Уже при В.В.Хлебовиче начали развиваться работы, которые потом в значительной степени снискали известность станции. Это были работы, связанные с искусственными нерестилищами сельди[3] и с культивированием мидий[4]. Во многом эти работы были данью времени – тогда полагалось рапортовать о прикладном значении науки. Прикладное значение частенько приходилось искусственно преувеличивать, чтобы иметь возможность заниматься тем, ради чего, собственно, и создавалась станция - изучением сезонных и многолетних изменений, которые происходят в биоте моря. Тем не менее, работы действительно велись. Были устроены опытно-промышленные мидиевые хозяйства, с них собирали урожай, и было доказано, что марикультура мидий на Белом море возможна. И хотя цикл выращивания мидий здесь существенно больше, чем в южных странах, зато мидия по гастрономическим качествам превосходит и черноморскую и средиземноморскую. При В.Я.Бергере работы эти достигли расцвета, а картешанские мидии даже поступили в магазины Мурманска и Петрозаводска.

            Однако не менее важным прикладным значением марикультуры оказалось то, что под нее станции давали деньги и ставки, и целое поколение ученых пришло на станцию именно «под марикультуру»[5]. Все пришедшие были молоды и талантливы, они много и увлеченно работали и азартно хулиганили, материальная база станции была создана, было жилье, лаборатории, работала столовая. При В.В.Хлебовиче станция получила корабль – знаменитый сейнер «Картеш», на котором ходили не только по всему Белому морю, но и к Новой Земле, Колгуеву. Было два маленьких корабля – «Онега» и «Ладога», получить их помог в свое время И.Д.Папанин, возглавлявший ОМЭР[6], который ведал всем флотом Академии Наук.

Жизнь на станции бурлила вовсю пока… не пришла перестройка. Финансирование станции практически прекратилось. Академия теперь могла только оплачивать электричество и платить зарплату сотрудникам. Но на эту зарплату уже было не прожить. Многие были вынуждены уйти из науки в бизнес или уехать на Запад. Остающиеся выживали как могли – на станции держали кур, пытались разводить кроликов и даже ханориков (гибрид хорька и норки). Закрылась столовая, потому что продукты стали по талонам, и закупать их централизованно было уже невозможно. В.Я.Бергер и сотрудники боролись за сохранение станции всеми силами, но были вещи, которые оказались не под силу даже им. Так был потерян «Картеш».

Большой 300-тонный сейнер, каждые два года он должен был проходить регистровый ремонт, и за это надо было платить. Очень много. До перестройки суда Академии полностью содержал ОМЭР. Теперь это стало делом судовладельцев. Ходить, не пройдя регистра, судно не имело права. Платить за регистр было нечем. Накопить деньги – невозможно, все съедала инфляция. Картешане отчаянно искали деньги, даже обращались к Ж.-И.Кусто, но помочь не мог никто. И.Д.Папанина уже не было в живых, а без него ОМЭР перестал иметь какое-либо влияние. «Картеш» пришлось продать.

            Его потеря до сих пор страшная боль для В.Я.Бергера. «Картеш» был не просто корабль, он был – кормилец. Он обеспечивал выполнение всех научных работ, да еще и зарабатывал столь необходимые станции деньги, его сдавали в аренду, и он ловил селедку. И все же, пусть с потерями, но в самые трудные годы В.Я.Бергер сделал главное – станция была сохранена. Директор сделал все, что мог сделать в этих обстоятельствах самый лучший администратор. А ведь он не администратор – он ученый. И ситуация, когда наукой приходится заниматься урывками, для него тяжела. Но оставить станцию он не может.

            «Вот уже 23 года я занимаюсь не только и не столько наукой, сколько горючим, ремонтом, досками, кораблями…. Когда я принял станцию, я этого не понимал. Формально станция имеет статус лаборатории и я не директор, а зав.лабораторией. Я надеялся, что в институте есть бухгалтерия, администрация, и у меня будет не такая большая головная боль. На самом деле получается, что она огромная – эта головная боль…. Я уже неоднократно думал – уйду я с этой станции. Устанешь, разозлишься или с кем-то поругаешься и думаешь – к чертовой матери, зачем мне это надо? Денег я за это практически не получаю, геморроя, как теперь говорят, с избытком. Но – станция эта мне дорога. Я на ней с 64-го года, и к этому делу прирос. Я не могу подумать, чтобы она погибла.

Я объездил больше половины мира. Например, на Дальнем Востоке прекрасные места. Там интересно, там богатейшая фауна, не сравнить с нашей. Где-нибудь в Японском море, - какая фауна! Морские ежи, трепанги, черта в ступе, красота неописуемая. У нас, конечно, море гораздо беднее. Но все равно меня тянет больше на Белое море. Это мое море. Оно мое родное. Вот меня даже спрашивают на Дальнем Востоке знакомые: «Ну, как тебе тут, красиво? – «Красиво. Но понимаете, ребята, листва какая-то у вас тут пыльная. У нас нет этой пыли на листьях, а у вас есть. Это не то, не мое». И они обижались, говорили: «Что ж, Белое море лучше что ли?» – Я говорю: «Лучше».

 В.Я.Бергер