Давным-давно в Нильме
Александр Георгиев
Воспоминания А.А. Георгиева написаны им в феврале 2021 г. по просьбе А.Горяшко, в ходе сбора материала для книги "Острова блаженных"
Александр Алексеевич Георгиев (1940 г.р.) После окончании школы в 1957 г. работал лаборантом в ПИНРО. Окончил Биологический факультет МГУ (1969). Работал на ББС МГУ в должности механика и главного инженера с 1960 по 1964, и с 1994 по 1998 гг. Также работал на биостанции В.Д. Федорова в Нильме с 1972 по 1980 гг. В конце 80-х принял участие в организации подсобного хозяйства МГУ.
Давным-давно, не в прошлую пятницу, как у Винни Пуха, а шестьдесят (страшно подумать) лет тому назад, я впервые познакомился с деревней Нильмогуба; а познакомил меня с деревней и ее обитателями Н.А. Перцов, директор ББС, где я тогда, до поступления в университет, работал механиком. С некоторыми из нильменских жителей я уже был знаком – они работали на биостанции.
А дела у Перцова были с руководителем колхоза, с председателем Федором Антиповичем Лангуевым. Человеком он был солидным и громогласным, как и подобает председателю. На биостанции в ту пору шло интенсивное строительство, и была необходимость в стройматериалах, в основном, конечно, лес. Уже тогда работала пилорама и столярный цех. Но это строительство должно было соответствовать строгим правилам отчетности! Где, кто и сколько заготовил леса. Ну, а лес, в виде бревен и досок, в те времена в изобилии плавал по Белому морю, оседая на берегах. Это в Архангельске весеннее наводнение смыло тысячи кубометров этого самого леса, так что норвежские фирмы специализировались на вылове бревен уже в Баренцевом море.
Студенты биостанции вязали плоты и отбуксировывали к пилораме, где и вытаскивали их на берег. Но! По закону этот лес был государственным, и использование его считалось преступлением, т.е. воровством. Поэтому Николай Андреевич заключил с колхозом договор о, якобы, заготовке леса «на корню», университет оплачивал эту «работу», а уж как делили эти деньги колхоз и ББС – я не знаю. Знаю только, что шли деньги, в основном, на оплату проезда и питания студенческих стройотрядов. Все это было поводом для повышенного внимания ОБХСС и доставлял Перцову немало неприятностей.
Строили дома в основном рабочие из Нильмы и Черной Речки в осенне-зимний период, т.к. летом многие из них занимались сбором лапуги (ламинарии), фукуса и анфельции (мошок), и заготовкой рыбы.
Рабочая неделя на биостанции начиналась с приезда в понедельник рабочих, а заканчивалась в субботу. В навигацию все разъезжались по домам на лодках, с наступлением зимы - на санях и лыжах. Чернореченские – по зимней лесной дороге, в Нильму добирались на санях по маршруту Кислая Губа, остров Плашкин, Сухой порог – Нильма. На лыжах сокращали маршрут через остров Оленчик, между островом и Епишкиным. Если в этом месте была открытая вода, то переплавлялись на маленькой лодочке как на пароме, а когда становился лед, то, перевесив рюкзак на грудь и осторожно пробуя лед шестом, обходя опасные места, переходили к деревне. В межсезонье оставались в общежитии.
А вот летом пес Музгар, которому надоедало сидеть в Лапсево с хозяином, во время прилива запрыгивал в воду у самого порога и подплывал к полуострову Епишкину, а в отлив – у наволока напротив Епишкина. Течение сносило его к противоположному берегу, а оттуда через Сухой Порог прибегал в деревню.
Сухой Порог в те годы на полной воде можно было пройти на лодке. Лодки были самодельные, сработанные местными мастерами, со стационарным мотором «топтуном». В навигацию, когда море освобождалось ото льда, через бурный Нильменский порог маломощные плавстредства уходили в море с отливом и приходили с приливом. Местные умельцы в те времена строили аэросани на базе пускового тракторного двигателя. Не было снегоходов, подвесных моторов, вот и приходилось изобретать.
Деревня Нильмо-губа, 1970-е гг. Фото: Елена Георгиева.
Деревня Нильмогуба в шестидесятые годы была населена полностью: старики, дети, молодежь; в каждом доме – коровы, куры, овцы. Овец созывали с пастбища громким и протяжным криком: «тигута-тигута». Была большая школа, магазин, где продавали горячий хлеб из местной пекарни, клуб – полный набор для нормальной человеческой жизни. Электричество тогда еще не провели, но была в бревенчатой избе у моря местная электростанция – сорокасильный дизель. Была неподалеку пилорама, на которой даровой лес с моря превращался в доски. Свет включали по вечерам на несколько часов, в остальное время выручали керосиновые лампы.
Дизелем и пилорамой командовал Григорий Николаевич Богданов по прозвищу Гриша Железный. Как и все местные, был он хозяйственным и бережливым. Выловил однажды в море две доски и поставил их у своего сарайчика, а к утру доски пропали. Сел Григорий Николаевич в лодку и прямым ходом к Биофильтрам, там чернореченский товарищ Петров домик ладил. Доски Григорий Николаевич доставил обратно. Как-то спрашивает меня: «А правда, если увидишь плывущую гадюку с травинкой во рту, то травинку отберешь и проденешь через ладонь правой руки, то удар этой руки будет смертельный?» А еще с недоумением рассказывал, что на Памфиловой вараке на самом верху лежат остатки лодки – «как она туда попала?» Это около 50 метров над уровнем моря. Надо сказать, что ничего необычного в этом нет. На вершине горки у Кобыльей губы, где была раньше каменоломня, под обкатанными прибоем камнями виден слой из створок морских моллюсков. Ледник, очевидно, не причем: отступало море и сейчас продолжает отступать (регрессия). Подтверждением тому является слой из полусгнивших бревен лежащих уже далеко от берега, которые были заброшены морем в шестидесятые годы. Домик с дизелем стоял еще очень долго, и совсем недавно был разобран из-за ветхости.
Основа рациона в те времена – рыба и молочные продукты. Тресковые головы сушили и добавляли зимой в корм коровам, так что молоко отдавало рыбой. Сено заготовляли по берегам моря и реки, свозили иногда издалека свежескошенную траву и сушили её на вешалах. Заготовляли березовые веники не только для бани, но и на корм овцам: поэтому окрестные березы совсем не стройные. Ближе к осени мы ездили с ББС в Нильму за творогом и молоком, а когда оставались самые стойкие стройотрядовцы, то и за бараном.
Жизнь в деревне была спокойной и размеренной, замков не знали – достаточно было прислонить к двери старое весло и все понимали, что хозяина нет дома. В шестидесятые годы стали появляться туристы, и по берегам моря все чаще можно было наткнуться на следы костров и консервные банки. Правда, турист туристу рознь. Когда на острова через ББС приезжали летом выпускники Биофака, или художники – можно было не опасаться за чистоту природы. С появлением «диких» туристов в деревнях стали вешать замки на дверях. А пропажа икон с кладбища стала шоком для местных жителей! Жители деревни были потомки старообрядцев беспоповцев, но Богу молились.
Продукты, и самое необходимое в хозяйстве, привозили раз в неделю из Чупы (или Кандалакши). На полной воде нагруженные лодки подходили прямо к складу. Зимой возили на санях, у колхоза были лошади. На разгрузку продуктов без приглашения выходили все свободные в это время жители и мужчины и женщины.
А жили в деревне Лангуевы, Богдановы, Нифакины, Ивановы, Карелайнены. Других фамилий не сыщешь. В отличие от больших городов, где человек затерян в толпе, в небольших поселениях каждый человек – личность.
Вода в речке Нильме – вкуса необыкновенного! Про такую воду можно смело сказать «живая». Никогда ту воду не кипятили, пили сырую и готовили на ней. Оттого хлеб из пекарни тоже имел необыкновенный вкус.
На левом берегу главенствовала Хавронья (Февронья) мать Мефодия Демидовича, а на правом – Агафья, мать Федора и Ивана Лангуевых. Мефодий Демидович (его упорно почему-то звали Мефонтием) был бригадиром рыболовецкой команды и капитаном МРБ. Человек он был спокойный и рассудительный, как, впрочем, и большинство деревенских.
Иван Антипыч Лангуев с женой Люсей и братья Георгиевы Роман и Антон, 1995-96 гг.
Иван Антипович, которого обычно звали Антипычем, заведовал рыбоприемным пунктом (факторией) в Подволочье, и с началом навигации выезжал туда на лодке с женой Люсей, а потом и с дочкой Маринкой, голубоглазой и светленькой девочкой. На буксире следовала большая лодка – дорка, а на ней стояла корова. И жила там семья весь сезон до поздней осени. Антипыч солил рыбу в больших деревянных бочках, прессовал ламинарию, фукус, собирал штормовые выбросы анфельции. Во время войны он был разведчиком на Карельском фронте, имеет ордена и медали.
Сушка ламинарии.
Как-то академик Спирин пригласил Ивана Антиповича в гости в Москву, в которой он никогда не был. На вопросы односельчан: «Ну как там, в Москве?» ответил: «Свободы много – воли нет!».
Обычный для отдаленных деревень, а в Нильме особенно, был дефицит самого необходимого: от гвоздя и керосина до одежды и мебели; бережливое отношение к вещам в характере местных жителей.
Из книги В.Смирнова «По Белу морю» читаем об Иване Антиповиче: «Мужик он был запасливый, прибирал в свой амбар все мало-мальски годное. «Зачем тебе эта железка?» спросят, бывало, ребята. «Да, сейчас не надо, а хватишься - и нет» - отвечал он. Когда приходилось бывать у него в гостях, угощал вкусной ухой из трески и тресковой печени, Люся его жена – наивкуснейшими шанешками, которые готовила в русской печке.
Как то раз, гости Лапутии крутили на магнитофоне французские эротические шансоне с женскими стонами. Иван Антипыч послушал и сочувственно произнес: « Как, однако, она мучается, бедная».
Время шло, нильменские дети подрастали и уезжали из деревни в ближайшие и дальние города в поисках работы и культурной жизни. Обзавелись семьями, к старикам в отпуск приезжали и оставляли детей на лето. Колхоз ликвидировали как нерентабельный, школу закрыли. Деревни Нильмозеро и Нильмогуба стали приходить в запустение.
Многое изменилось, когда В.Д. Федоров решил обосноваться с экспедицией в Нильмогубе. До этого экспедиция базировалась в Картеше, частично на ББС МГУ, а после появления Лапутии – в Подволочье. Лапутией назывался домик, который построил Федоров на берегу залива недалеко от заготовительного пункта, в котором жил и работал летом Антипыч со своей семьёй. С виду домик казался небольшим, но там было много различных комнаток, в которых жили научные сотрудники. Одни уезжали, другие приезжали, велась интенсивная исследовательская работа. Домик в Лапутии превратился в научную биостанцию.
Здание бывшей школы в Нильме, 1980-е гг. Фото: Дмитрий Лапшин
В Нильме факультет выкупил школу, давно уже пустующую, экспедиция обзавелась двумя МРБ – «Джонатан Свифт» и «Счастливое избавление» и маломерными катерами с подвесными моторами, которые работали только после долгих «уговоров». Трудоспособное население Нильмы занималось заготовкой дров, строило причал, мостки через пойму к дому Федорова. Дом этот и стал «общепитом» - столовой для сотрудников и студентов. С 1971 года в Нильме проходили практику студенты кафедры гидробиологии, географического факультета, приезжали сотрудники других кафедр. Народу было много: обо всем этом подробно можно прочесть в сборнике «80 лет кафедры гидробиологии», в рассказах В.Д Федорова, в повести В. Смиронва «По Белу морю».
Мостки к общепиту, 1970-е гг. Фото: Елена Георгиева.
Прошлое уходит, уходят люди, остается память: иногда скоропроходящая, а иногда – долгая. О Перцове – на многие годы: великолепная биостанция его имени, а память о Федорове – в многочисленных научных трудах, диссертациях, выполненных под его руководством. Но главное – в его стихах и рассказах. Популярным писателем он не стал: книги его, а их около 40, издавались малыми тиражами, но они были блестящими по языку и стилю – для ценителей. Свою характеристику – полную и объективную – Вадим Дмитриевич нарисовал в рассказе «Звездный час Максимилиана Касперовича». На вопрос о Федорове (в рассказе Федотов) «что это за человек?», один из героев рассказа ответил: «Он именно ЧЕЛОВЕК. Веселый, умный, озорной, буйный, талантливый, способный на все, легкий в общении. Неуступчивый, любит женщин, всегда окружен друзьями, не дурак выпить… Хорошо и бойко пишет стихи и прозу, настоящий ученый – целое направление за ним».
Научная карьера Федорова стремительная и, на взгляд ученых «старой школы», несколько скандальная. Так, его первое выступление на конференции гидробиологов назвали «гайдамацким налетом». (Гайдамаки – участники русского освободительного движения в XVIIIв. в правобережной Малороссии), а после выхода в свет его замечательных книг для детей в ученых кругах иронически о нем говорили: «А, этот детский писатель».
После поездки в США на конференцию по проблемам загрязнения океана, вернулся Вадим Дмитриевич почетным гражданином города Хьюстона с ковбойской шляпой и значком шерифа. Ответный визит американских ученых в Лапутию был согласован с «инстанциями», а военно-морской флот, базировавшийся на Белом море, получил сообщение: «На Белом море американцы» - и, соответствующие директивы. В гостях в это время были также: Хлебович с картешанами, Лоухское начальство и много всяких прочих.
День Лапутии 5 августа всегда отмечали с размахом. Много гостей – от академиков до студентов, много выпивки и закуски, много разговоров и песен. «Прямо-таки Петровские ассамблеи, но не на берегах обжитой Невы, а на берегах студеного Белого моря» (В.Д.Федоров). Утром гости разъезжались, иногда и с приключениями. Однажды сотрудники и студенты из Нильмы, после празднования дня Лапутии, на нескольких лодках благополучно вернулись в деревню, не было только Валеры Демичева: он прикатил через несколько часов сильно обеспокоенный. Оказалось, по дороге домой он вспомнил о какой-то забытой вещи и решил вернуться в Лапутию, оставив пассажиров на одном из островов, коих в районе Подволочья немало. А на обратном пути не мог вспомнить, на каком острове их оставил. Вот и пришлось нам ехать на поиски, которые через некоторое время успешно завершились.
Редкие визиты Федорова в Нильму сопровождались визитами, начиная от «школы» или от «общепита» с заходом в дома, а там – застолье с выпивкой и песнями. Последний дом по дороге к причалу – Ивана Антипыча. Местные жители относились со спокойным терпением к столь шумным застольям. Федорова любили и уважали, и уважение было взаимным.
Всё это яркое и показное, но не главное. «Мы все чертовски много работали. До изнеможения» (В.Д. Федоров, «Поминальный день»). Эти, «невидимые миру», труды становились видимыми в публикациях, докладах, диссертациях. В отличие от многих кафедр нашего факультета, на кафедре гидробиологии постоянно и беспрепятственно защищали кандидатские и докторские с благословения Вадима Дмитриевича.
Лето 1978 года было необычно жарким и ветреным. Горел лес, чаще от непотушенного костра, сигареты: туристов развелось слишком много.
25 августа 1978 года. Это день, я думаю, помнят оставшиеся еще свидетели и участники. В этот день собрались в Москву сотрудники кафедры гидробиологии, в основном группа математиков – всего человек 20. Накануне наш механик Миша Бек на полной воде обсушил у причала МРБ «Счастливое избавление» для ремонта. Но приливы были низкие, и снять с мели МРБ так и не смогли, возможность отъезда стала минимальной. Поэтому 23 августа я на лодке поехал в Лапутию, т.к. там находился вместе с профессором наш «главный» механик Леша Титов с лайбой «Геллой». В этот вечер я объяснил сложившуюся ситуацию в Нильме и Вадим Дмитриевич пообещал прислать из Лапутии «Геллу» 25 числа. На всякий случай, просто для подстраховки, в этот день рано утром я на лодке поехал в Лапутию.
"Счастливое избавление" и "Гелла"
Дальше – из моих записей через некоторое время после произошедших трагических событий:
Этим утром маслянисто-темная зыбь, солнечные блики на воде, гул мотора и кильватерная струя навели на мысли о ткани, сотканной нитями событий нашей жизни, объединённой местом, временем и участниками. А мы, анализируя причины происшедшего, выдергиваем нити, пытаясь найти ответ. Мысль не новая, где-то я об этом читал – не помню.
Пришел в Лапутию, а там только Володя Поляков и боле никого. Оказалось, что все укатили в Умбу. Было не понятно, что заставило Федорова изменить свое решение. Ни с чем я вернулся обратно в Нильму, а на причале народ собрался с пирогами, вещами и билетами на поезд, заранее приобретенными в надежде на «Геллу». Через некоторое время прикатил Леша Титов на лодке, прошел сквозь толпу, ни слова не сказав, бледный, странный какой-то. Последняя надежда на отъезд исчезла. Чтобы добраться до Пояконды, я взял у Миши Бека лодку «Ладогу» с «Вихрем», загрузил вещи и свою жену Елену, которая вела научную работу от кафедры энтомологии на базе федоровской экспедиции. Странно только – в Нильме тишина и солнце, а в салме туман и ветер. Прошли остров Плашкин и затерялись в тумане, как ежик из мультика. Ветер не на шутку разошелся (Норд-ост), погнал волну и при этом ничего не видно. Идем лагом к Киндо-мысу, но вышли к Биофильтрам. Теперь уже идем носом на волну, мотор заливает и глохнет. Лена сидит, вцепившись побелевшими руками в бесполезный штурвал, а я на корме вожусь с движком и думаю, что из груза выбрасывать за борт в первую очередь, когда зальет окончательно нашу лодку. Обогнули таки Киндо-мыс на одном цилиндре, мокрые насквозь, с полной лодкой воды. Вдоль острова Великий уже спокойно добрались до Пояконды. В понедельник на кафедре спрашивают: «Говорят, на Белом море двое утонули?». Я почему-то решил, что это о нас. Нет, отвечаю - мы выбрались, невзирая на погоду. Наверное, море уже получило жертвы и нас отпустило.
О том, что произошло на пути в Умбу можно прочитать у В.Д. Федорова в рассказе «Поминальный день». В частности, он пишет: «Была случайность, неспровоцированная и необъяснимая, и оттого особо страшная!» и далее: «Все время ощущаешь, что из случайного, ничтожного сцепления малозначимых деталей и отклонений вдруг происходит грандиозное, непредсказуемое событие» и «Незначительное исходное порождает непомерно большое». Это опять о ниточках и ткани. И еще: этим же летом у нас с Леной в Нильме за столом по случаю дня рождения в общем разговоре о происшествиях в море, Леша Титов сказал: «Я уже много лет здесь, и со мной никогда ничего не случалось». Почему все так сплелось? Я никогда не узнаю, почему Федоров отменил поездку «Геллы» в Нильму. И потянулись нити дальше: Леша Титов, здоровый мужик, бывший десантник, похудел, заболел и вскоре его не стало. А у Федорова началась череда крупных неприятностей.
А на отвесной скале на Кузокоцком остались выбитые слова: 25 августа 1978 года трагически погибли Наира Халилулло 1959 г.р. и Валерий Сильев, 1941 г.р.
Вечер этого дня закончился страшной грозой и бурей.
После событий 1978 года многое изменилось: экспедицию закрыли, флот и имущество ловко списали, а деревня к концу ХХ века опустела так, что зимой в ней почти никто не жил, только летом приезжали, как на дачу: рыбу половить, да грибы с ягодами пособирать. А потом в Нильме возник дайв-центр «Полярный Круг» под руководством Михаила Сафонова и деревня стала оживать. Но это уже другая история.
