Дерюгин К. М. Мурманская биологическая станция. 1899—1905. Спб., 1906. (Отд. отт. из «Трудов импер. Спб. о-ва естествоиспытателей», т. XXXVII, вып. 4).

Исторический очерк.

Мурманская Биологическая Станция Императорскаго С.-Петербургскаго Общества Естествоиспытателей не является учреждением совершенно новым; это та Биологическая Станция Общества, которая в течении многих лет существовала на Соловецких островах Белаго моря.

Еще в 1881 г., по мысли профессора СПБ. Университета Н. П. Вагнера, путешествовавшаго с зоологическими целями по Белому морю, и при деятельном участии настоятеля Соловецкаго монастыря о. Милетия, в одном из монастырских зданий было отведено небольшое помещение для занятий зоологов. В 1882 г. проф. Н. П. Вагнер работал лично в этом помещении, которое, с согласия высшаго духовнаго начальства, было названо Билогическою Станциею Соловецкой Обители и перешло в ведение И. СПБ. Общества Естествоиспытателей.

Первые годы Станция работала при очень тяжелых условиях, так как не имела собственнаго бюджета. С 1890 г. СПБ. Университет стал отпускать на нужды Станции по 500 руб. ежегодно, а с 1895 г. средства Станции увеличились до 1500 руб., ассигнуемых ежегодно Правительством из сумм Государственнаго Казначейства. Биологическая Станция просуществовала на Соловецких островах до 1899 г. Не смотря на скромныя средства Станция за этот период создала себе прочную и солидную известность не только в России, но и заграницей.

За последния 12 лет на Станции работало 55 лиц, из которых 40 из С.-Петербурга и 15 из других университетских городов России (Москвы, Харькова, Варшавы, Юрьева и Казани), причем многие посещали Станцию по нескольку раз. Работы этих лиц выразились в целом ряде (свыше 60) печатных статей, сообщений и крупных изследований. Авторы некоторых работ были удостоены ученых степеней (один - докторской и четыре магистерской). Соловецкая Станция в значительной мере пополнила коллекции И. Академии Наук, пяти русских университетов и многих других высших учебных заведений, где преподается зоология, а также коллекции некоторых провинциальных музеев. Кроме того, Станция постоянно снабжала материалом для практических занятий Зоотомический и Зоологический Кабинеты СПБ. Университета и некоторыя другия высшия учебныя заведения.

Не смотря на такую в высокой степени полезную 17-ти-летнюю деятельность Соловецкой Станции, обогатившей биологическия науки разнообразным и ценным материалом, поработавшей не мало и для педагогического дела не только доставлением материалов для практических занятий, но и предоставлением возможности русским молодым натуралистам на месте познакомиться с живой природой, монастырское начальство, поели смерти о. Милетия в лице новаго настоятеля о. Иоанникия, решилось поднять руку на это учреждение, как раз в тот момент, когда Общество проектировало поставить дело изследования Белаго моря на еще более широких началах.

В 1898 г. из стен Соловецкой Обители вышел исторический документ, составленный настоятелем о. Иоанникием с „Учрежденным Собором", и содержащий в себе целый ряд безсмысленных обвинений по адресу Биологической Станции и работающих на ней ученых. Чтобы уяснить себе истинный характер этой бумаги, позволим себе привести ея существенную часть:

„В 1880 году при монастыре, по мысли и указаниям профессора С.-Петербургскаго Университета Вагнера, настоятелем Архимандритом Милетием была устроена биологическая станция без всякаго пособия от казны, без разрешения высшаго духовнаго начальства и, надо сказать, совсем не у места [1], при чем для помещения ея был надстроен верхний этаж на существовавшей до того времени рыбацкой избе, находящейся на юго-западном мысу монастырской гавани, против Преображенской гостинницы для приезжающих. С того времени ежегодно в летнее время месяца на три приезжает для занятий на сей станции кто-нибудь из членов С.-Петербургскаго Общества Естествоиспытателей в сопровождении нескольких студентов разных университетов. На первое время, когда означенныя лица приезжали в незначительном числе, 3—4 человека, когда они еще чувствовали, что пользуются гостеприимством монастыря, они стушевывались, так сказать, в общем количестве приезжающих богомольцев и не вносили с собою на остров разлада с монастырскими порядками и обычаями, а потому пребывание их вблизи монастыря могло еще быть терпимо. Но с течением времени они привыкли смотреть на станцию как на свою собственность и оказываемую им монастырем помощь в продовольствии и рабочих людях стали считать обязанностью монастыря, поэтому отношения приезжающих натуралистов к монастырю начали переходить за пределы благоприличия (!!), тем более, что и число их постепенно увеличивалось, так что в настоящее время доходит до 10—13 человек ежегодно, в числе которых приезжают не только православные, но и иноверцы, а в 1897 году оказался даже (horribile dictu!) один иудейскаго закона. Но и именующие себя православными христианами, забывши, что они живут вблизи и под кровом иноческой обители, не стесняются принимать к себе женщин[2], кроме того постоянно предъявляют требования несогласныя с монастырскими уставами и обычаями, напр., об отпуске им мяса, молока и т. п. в постные дни и посты, позволяя себе глумиться над последними, чем приводят в смущение братию, в заведывании коей состоят продовольственные припасы, вводят в соблазн и тех богомольцев трудников, которые даются им для прислуги; ко всему этому они вовсе не посещают храм Божий, хотя и считают себя христианами, ни на всенощном бдении, ни у литургии, даже в великие праздники и высокоторжественные дня их нельзя увидеть в храме[3]: дни они проводят на экскурсиях, ночи в наблюдениях над своею добычей[4], а затем до полудня спят. И такие то лжехристиане, пользуясь тем, что они немалое время живут в монастыре, ибо иные приезжают по несколько лет сряду, постоянно посещают гостинницы, где останавливаются приезжие богомольцы, заводят с ними знакомство, избирая для того лиц преимущественно из интеллигенции сводят более или менее короткия знакомства с мирскими лицами, состоящими на монастырской службе как напр., с врачем[5] и т. п. и, разумеется, при случае позволяют себе вкривь и вкось толковать о мало известных им и худопонятых монастырских порядках, чем приводят в немалое недоумение слушателей и наводят их на разныя неблагоприятныя монастырю мысли. Наконец, они стали уже предъявлять такия требования, как будто бы они были юридическими владетелями станции; так, между прочим, в 1897 году заведывавший станциею лаборант заявил настоятелю монастыря, что то помещение, которым они в настоящее время пользуются, т. е. 8 жилых комнат с особою кухнею и аквариумною комнатою, для них тесно, неудобно и не соответствует научным требованиям, напр., им очень затруднительно для экскурсий выезжать в открытое море за 5 или более верст, в здании, занимаемом станциею, нет возможности устроить надлежащей аквариум, т. е. с проводом воды непосредственно из моря и т. п., и при этом просил построить для них новый каменный дом на избранном им для того места. Судя по тем размерам и устройству дома, какие были предложены со стороны натуралистов, не трудно было сообразить, что устройство его обойдется около 50.000 р. В силу какого религиознаго чувства или обязательства монастырь будет тратить такия суммы на дело не имеющее ничего общаго с иноческим житием в не приносящее никакой непосредственой пользы обители? Наконец, становясь на научную (!!?) точку зрения, нельзя не прийти к заключению, что биологическая станция на Соловецком острове уже исполнила свое назначение. Район ея наблюдения не простирается далее 10 верст от станции, а на таком разстоянии в течение 18-летняго существования станции ими должны быть изследованы. все богатства, какия может дать для ея наблюдения морская фауна, и действительно в последнее время станциею не сделано никаких новых открытий в области биологии, даже не найдено ни одной разновидности уже известных видов (?!!); на это обстоятельство указывает и требование построить для станции дом в другом месте[6]. А потому для спокойствия монастыря и для пользы науки своевременно будет избрать для биологической станции другой пункт Белаго моря, напр. принадлежащий казне остров Рамбак в 15 верстах от г. Кеми, на котором находится спасательная станция или иное какое-либо место, где специалисты признают это целесообразным и полезным для науки. Донося о вышеизложенном, настоятель с учрежденным собором ходатайствует об упразднении биологической станции при монастыре".

Характерно то обстоятельство, что вышеприведенное послание было направлено не в Общество Естествоиспытателей, как следовало бы того ожидать по самым элементарными требованиям обычнаго приличия, а в Московскую Святейшаго Синода Контору. Последняя постановила обратиться в Святейший Правительствующий Синод с просьбой о „начальническом содействии".

На предъявленныя Станции монастырем обвинения Общество Естествоиспытателей отвечало следующим отзывом:

„При основании Биологической Станции на Соловецком острове монастырь, в лице своего настоятеля, покойнаго о. Милетия и Учрежденнаго Собора, сознавая важное значение и большую полезность учреждения подобнаго рода, отнесся с полным сочувствием к возникающей Станции и, с разрешения своего духовнаго начальства, оказал содействие ея устройству, предоставив ей помещение со скромной мебелью и две лодки, необходимыя для биологических работ. Поступая так, о. настоятель и Собор не могли не сознавать, что имеют дело с учреждением, по самой идей своей постоянным. При этом не было и речи о том; чтобы Станция могла существовать временно и чтобы деятельность ея на Соловецком острове могла быть приостановлена по усмотрению обители. Отношения монастырскаго начальства к Станции в течение всего времени, протекшаго с ея основания, носили тот же доброжелательный характер и до последняго времени оставались, по крайней мере внешним образом, неизменными; никаких неудовольствий, никакого желания отделаться от нея никому из заведующих ею не высказывалось и не было никакого повода подозревать действительныя намерения монастыря.

Само собою понятно, что, возникшая на правительственныя средства, поддерживаемая правительственной субсидией, Станция не могла и не может считаться ничем иным, как учреждением правительственным. Монастырь мог представить свои возражения при возникновении Станции., но раз этих возражений не последовало, Станция с согласия и при содействии монастыря устроена, на нее затрачены Обществом значительныя средства (не менее 6.000 р.) и не мало труда, то этим самым монастырь принял на себя нравственное обязательство поддерживать к ней свои прежния отношения тем более, что деятельность ея оценена и санкционирована волею Его Императорскаго Величества Государя Императора, соизволившаго в истекшем году продление выдаваемой Станции субсидии еще на пять лет, с 1-го января 1899 года.

Ходатайство монастыря действительно имело бы основание, если бы сохранение прежних доброжелательных отношений стало ему обременительным в силу изменения условий существования Станции, или если бы в деятельности ея произошли изменения, неуместныя при пребывании ея в соседстве с монастырем. Но ни того, ни другого не существует и Императорское С.-Петербургское Общество Естествоиспытателей должно признать приводимые против Станции доводы неверными.

Прежде всего неверно утверждение, будто бы Станция содержится на средства монастыря. Содержится она на средства, отпускаемыя с Высочайшаго соизволения Обществу Естествоиспытателей специально на этот предмет из Государственнаго Казначейства. Монастырь дает Станции только помещение и лодки, которыя ежегодно сдаются обратно при прекращении работ Станции. Как съестные припасы, так и труд рабочих, равно как и все незначительные заказы, которые делались в монастырских мастерских (каждый раз с разрешения монастырскаго начальства), всегда оплачивались Обществом, или работавшими на Станции лицами.

Ни Общество, ни лаборант Станции никогда ни с какими требованиями к монастырю не обращались и не могли обращаться. Едва ли нужно упоминать, что требование постройки здания в 50.000 р. не могло быть предъявлено монастырю никем. Общество давно уже изыскивает средства для постройки более подходящего помещения, средства, гораздо более скромныя, как видно из годового отчета Станции за 1896 год. На это имеются уже пожертвования, и все это делается совершенно независимо от монастыря.

Неверно, что работавшие на Станции натуралисты не посещали церковных служб. Они не могли делать этого так же аккуратно, как монашествующие, но посещали церковь, по мере возможности, по праздничным дням, за исключением лиц неправославных исповеданий, каковых на станции за последние 3 года было 8 человек.

Относительно несоблюдения постов нужно заметить, что до лета 1898 г. скоромные съестные припасы с разрешения монастырскаго начальства [7] и за плату им назначенную отпускались из монастыря. Нынешним летом о. настоятель заявил лаборанту Станции, что считает неудобным допускать дальше такой порядок и рекомендовал ему выписывать все необходимое из Архангельска. Для одного больного о. настоятель нашел возможным сделать исключение и разрешил отпускать ему ежедневно из монастырскаго погреба небольшую порцию молока.

Следует затем обвинение работавших на Станции в том, что они „выписывали из Архангельска целыми ящиками вина". Спирт, необходимый в очень больших количествах на всякой зоологической станции, действительно выписывался постоянно из Архангельска. Что же касается „вин", то уже по тем скромным средствам, на которыя живут командируемые на Станцию (а именно им выдается на проезд и прожитие в течение 2—3 месяцев только 200 р.), выписка „вин" ящиками является совершенно неосуществимой. Вообще спиртные напитки потреблялись на Станции только в самых ничтожных количествах, что хорошо известно и монастырскому начальству.

Работавшим на Станции ставится даже в упрек, что они „не стеснялись принимать женщин". До сих пор на Станцию, в течение ея 17-летняго существования, не приезжала ни одна женщина, что, впрочем, могло бы случиться, если бы кто нибудь из русских женщин зоологов или ботаников заявил бы Обществу о своем желании работать на Станции, или если бы кто-нибудь из натуралистов приехал в сопровождена жены. Имеющаяся на Станции коллекция представителей морской фауны считается одной из достопримечательностей Соловков и доступна посторонним посетителям в определенный час дня, когда кто-нибудь из натуралистов, по дежурству, дает объяснение. Она осматривается значительным числом богомольцев, как мужчин, так и женщин, живущих в монастырских зданиях и являющихся гостями самого монастыря. Своих личных гостей, мужчин и дам, о. настоятель нередко приводил на Станции сам. Наконец, в качестве гостей самой Станции за последние 3 года было только 2 случая, чтобы на Станции обедали дамы. В 1896 г., по приглашению лаборанта, обедал секретарь Императорскаго Русскаго Географическаго Общества А. В. Григорьев с супругой и дочерью, а в 1897 году директор мореходных классов в Таганроге, Архангельский уроженец, г. Черепанов с супругой.

Наконец последнее обвинение, гласящее, что работающие на Станции дурно отзываются о монастырских порядках, слишком неопределенно и голословно, чтобы можно было что нибудь возразить на него. Но, заслуживает упоминания тот факт, что, когда в 1893 году один из работавших на Станции в публичном заседании в Москве отозвался о недружелюбном отношении монастыря к Станции (в чем была доля истины по отношении к некоторым из низших членов братии), то другия лица, в числе 10 человек, также бывавшия на Станции, сочли своим долгом из известной деликатности по отношению к монастырю протестовать против этого печатно (в „Русских Ведомостях" в 1894 г.).

Конечно Общество не может принять на себя ответственности за образ мыслей и поступки каждаго из едущих работать на Станцию. Возможны иногда прискорбныя недоразумения, предупредить которыя не в средствах лаборанта или заведующаго. Но Станция существует уже-17 лет и до сих пор не было случая, чтобы монастырское начальство оффициальным или частным образом выразило Обществу какое-нибудь неудовольствие по отношению к кому бы то ни было из командированных им на Станцию лиц.

Общество полагает, что монастырское начальство, и не прибегая к таким аргументам, могло, хотя бы ссылаясь на необходимость здания для нужд почтово-телеграфной станции, возбудить ходатайство о перенесении Биологической Станции в другое место. Во всяком случае ему следовала бы прежде всего обратиться к Обществу, или по крайней мере предупредить его о своих намерениях. Дальнейшее существование Станции с научной точки зрения безспорно является крайне желательным. Станция вовсе не имеет задачей фаунистическое изследование данной местности, каковое может быть закончено в определенный срок и для чего достаточно работы одной или нескольких экспедиций, а предназначается для морфологическаго и физиологическаго изучения морских животных, каковое будет продолжаться до тех пор, пока будет существовать самая наука. Поэтому-то станции и существуют десятками лет и материал,  доставляемый данной местностью той или другой станции, никогда не может быть исчерпан. Каждое десятилетие приносит свои методы и приемы изследования, применение коих к формам, хотя бы и изученным ранее, всегда открывает новые факты. Но если бы высшее духовное начальство нашло невозможным дальнейшее существование Станции на Соловецком острове, то Общество должно озаботиться выбором новаго места, постройкой помещения и рядом подготовительных работ для перенесения и устройства Станции на новом месте, на что требуется известное время, продолжительность коего определить с полной точностью не представляется возможным».

Почетный Председатель Общества Его Императорское Высочество Великий Князь Александр Михайлович, по разсмотрении настоящей записки, добавил, что и он со своей стороны в виду вышеуказанных обстоятельств немедленное перенесение Станции с Соловецкаго острова не считает возможным.

Не смотря, однако, на эти разъяснения и санкцию их со стороны Почетнаго Председателя Общества, тогдашний министр Народнаго Просвещения, Н. П. Боголепов, уведомил Совет Общества, что он не считает возможным дать дальнейший ход этим разъяснениям и довести их до сведения Обер-Прокурора Синода К. П. Победоносцева.

Понятно, что после подобнаго доноса и соответствующего „начальническаго воздействия" пребывание Станции на Соловецком острове стало невозможным и Обществу пришлось озаботиться немедленным перенесением ея в другое место. При выборе места для Станции Коммиссия, заведующая Станциею, остановилась на Мурманском берегу, где в то время строился новый город Александровск в Екатерининской гавани Кольскаго залива, на разстоянии около 60 вер. к северу от стариннаго г. Колы. Этот выбор главным образом основывался на тех соображениях, что Екатерининская гавань, как и вся прилежащая часть Ледовитаго океана, благодаря ветвям теплаго Гольфштрема, является не замерзающею, при чем море обладает богатою океаническою фауною.

Нельзя не отметить, что быстрота, с которою разыгрались события, приведшия к закрытию Станции, а главное отсутствие средств, поставили Общество в чрезвычайно тяжелое положение. К счастью в судьбе Станции принял участие бывший Архангельский губернатор, ныне покойный. А. П. Энгельгард, который оказал не малое содействие при перенесении Станции в г. Александровск, созданный по его инициативе и его трудами.

Летом 1899 г. на Соловки был командирован Обществом действ. член Общества Д. Д. Педашенко, бывший ранее в течение нескольких лет лаборантом Станции и принимавший в устроении ея деятельное участие.

Ему было поручено, при содействии лаборанта Станции А. К. Линко, закрыть Станцию и перевести все имущество ея на Мурман. В укладке имущества Станции и перенесении ея на Мурман приняли участие К. Дерюгин и А. Починков, командированные Обществом для зоологических работ на Станции в течении лета 1899 г., так как Общество, несмотря на тяжелыя обстоятельства, всетаки не пожелало прекращать деятельность Станции. В первых числах июня эти лица прибыли на Соловки, где в течении 10 дней укладывали имущество Станции. Последнее оказалось не особенно многочисленным — оно состояло из одного шкапа, посуды, книг, реактивов, небольшой коллекции беломорских животных и нескольких снарядов для ловли морских животных. Остальное все принадлежало монастырю.

Так распрощалось Общество с Соловками, где в течении 17-ти лег не мало потрудились его члены и другие ученые над разработкой полных глубокаго научнаго интереса вопросов биологии Белаго моря.