|
Фокин С.И..В.М. Шимкевич.Жизнь университетского профессора.2005.
|
|
Владимир Михайлович Шимкевич (1858-1923). Жизнь университетского профессора 1 С. И. ФокинБиологический научно-исследовательский институт СПбГУ, 198504, Cт. Петергоф, Ст.-Петербург
“Кто такой Владимир Михайлович Шимкевич?” – боюсь, что этот вопрос останется без ответа, даже если будет задан в коридоре университета, все равно Московского или С.-Петербургского. Хотя в последнем все-таки больше было бы шансов надеяться на правильный ответ. Выпускник Московского университета 1881 года, ученик главы московской зоологической школы А. П. Богданова, В. М. Шимкевич после защиты магистерской диссертации в 1886 году стал сотрудником зоотомического кабинета столичного, С.-Петербургского университета. Преподаватель, ученый, ректор Петроградского университета, общественный деятель, воспитавший за 33 года своего профессорского служения немало поколений Петербургских биологов, Шимкевич заслуживает памяти. Среди его учеников профессора, члены-корреспонденты и академики: К. М. Дерюгин, В. А. Догель, Ю. А. Филипченко, Б. Е. Райков, В. Н. Беклемишев, Ю. А. Орлов, А. А. Заварзин, два поколения Полянских, два поколения Гердов и много других известных ученых, прежде всего зоологов. Почему Шимкевич? Во-первых, это профессор, кровно связанный с нашим университетом и двумя его кафедрами (бывшими кабинетами) – зоологическим и зоотомическим на протяжении 36 лет. Во-вторых, это крупный ученый-зоолог и общественный деятель, в течение 28 лет директор морской биологической станции на Русском Севере (Соловецкой, а потом и Мурманской), наконец, в-третьих, или может быть, прежде всего, это интересный человек, о котором стали забывать и, по этому, время напомнить о нем. Конец XIX века и первые два десятилетия века XX представляют собой время исключительного подъема в России интеллектуальной активности в самых разнообразных областях человеческой деятельности. Хотя обычно название “серебряный век” адресуется событиям, происходившим в отечественной литературе и искусстве, наука рубежа XIX-XX веков, как составная часть культуры, также подпадает под это изысканное определение. Самая характерная черта серебряного века русской культуры, по определению Д. С. Лихачева, – “удивительное созвездие человеческих личностей”2. Это утверждение полностью применимо и к русской зоологии того периода. Именно тогда в Петербурге закладывались основы существующих доныне научных зоологических школ. Нисколько не умаляя значимости научных идей, положенных в основу любой научной школы, я рискну утверждать, что, по крайней мере, при своем основании, научная школа – это школа в том числе и человеческих взаимоотношений, где многое (если не все) зависит от Учителя. И если масштаб его личности значителен не только в науке, он имеет шанс оставить после себя не просто научные труды, но и продолжателей своего дела – учеников, научную школу, принадлежностью к которой в России до сих пор принято гордиться. Среди зоологов одним из примеров такой яркой личности безусловно является Владимир Михайлович Шимкевич3. После статьи, написанной проф. Ю. И. Полянским к 40-летию смерти этого выдающегося морфолога-дарвиниста и его же воспоминаний о ректорстве Шимкевича в первые годы советской власти4, о Владимире Михайловиче никто не вспоминает. Между тем, это был человек огромной эрудиции и большого диапазона научных интересов. Он оставил после себя не только около 250 научных и популярных работ по самым разным разделам зоологии и несколько первоклассных учебников и монографий, но и многочисленных учеников. Это была яркая, своеобразная личность и человек большой души. Родился Шимкевич в Орле в 1858 году, а детство провел в деревне отца в Нижегородской губернии. Любимым занятием мальчика была охота, которой он увлекался с ранних лет. Отец Владимира Михайловича был отставным военным и отличался крутым характером. Это сочетание свободы вне дома и почти армейских порядков внутри его воспитало в будущем ученом стойкий характер: дух независимости и своеволия, а также любовь к природе. В 10 лет Шимкевич был отдан к казенную 4-ю московскую гимназию, где вынужден был жить вдали от родных и близких. Классическая гимназия не оставила у Владимира Михайловича о себе никаких отрадных воспоминаний. Как он писал позднее: ”…при выходе из гимназии я испытал захватывающие чувство облегчения”. Само учение давалось ему необычайно легко благодаря исключительной памяти и работоспособности. Владимир Михайлович вспоминал, что “…учился я ровно настолько, сколько требовалось для хорошей оценки”. Однако мальчику с неукротимым характером было трудно мириться с гимназическим формализмом, и Шимкевич взял себе за правило постоянно нарушать установленный порядок, где и как только мог. В результате, будучи первым учеником, он был лишен выпускной золотой медали и, получив 4 по поведению, едва не заслужил “волчий билет”. Перешагнув в 1878 году порог Московского университета, Шимкевич сразу почувствовал разницу между формализмом гимназии и духом высшей школы, где открывался простор для мысли и действия. Первая же лекция известного зоолога Анатолия Петровича Богданова, на которую попал студент-Шимкевич, на всю жизнь определила его научную судьбу. Он становится учеником Анатолия Петровича и работает у него в Зоологическом кабинете университета по анатомии и развитию членистоногих и моллюсков. У Богданова было правило отправлять своих учеников “магистрировать” – сдавать магистерские экзамены и защищать диссертации в другие университеты. Шимкевич в 1885 году поехал с этой целью в Петербург, где сдал магистерские экзамены университетским профессорам Н. П. Вагнеру, М. Н. Богданову и И. М. Сеченову. Через год там же Шимкевич защитил магистерскую диссертацию по эмбриональному развитию пауков и был приглашен занять место консерватора в зоотомическом кабинете у Вагнера. Н. П. Вагнер, которой был оппонентом на защите у Владимира Михайловича, начал свое выступление следующим образом: “вот уже третий москвич защищает в Петербурге диссертацию – сначала Ульянин, потом Коротнев, а теперь вот Шимкевич, и у всех них есть одна общая черта… это общая черта, исконная для Москвы, - халатность…”5. Тем не менее, Вагнер, к тому времени уже отошедший от активной научной деятельности, перепоручил многочисленные заботы о кабинете именно Владимиру Михайловичу, который в течение 3-х лет успешно исполнял должность хранителя кабинета. Шимкевичу мы обязаны и интересным воспоминаниям о проф. Вагнере – первооткрывателе педогенеза у насекомых, основателе Соловецкой биологической станции, спирите и небесталанном писателе, оставившем свыше 10 томов литературных произведений, среди которых 3 тома когда-то знаменитых сказок Кота-Мурлыки5. По материалам совместной с Вагнером поездки (1887) на Соловецкую биологическую станцию, принадлежавшую С.-Петербургскому Обществу Естествоиспытателей, он через 2 года защитил докторскую диссертацию “Наблюдения над фауной Белого моря” и возглавил зоологического кабинета, взамен умершего М. Н. Богданова. Началась его жизнь университетского профессора. Ему поручается вводный, самый ответственный курс – “Биологические основы зоологии”. По сути, это был первый университетский курс общей биологии и на его материале Шимкевич создает одноименное учебное пособие, выдержавшее 5 изданий. Параллельно он читает курс сравнительной анатомии позвоночных и пишет учебник по этому предмету, также выдержавший несколько изданий, в том числе и за границей. При этом большинство научных работ вышедших из под пера проф. Шимкевича касались анатомии, систематики и эмбриологии беспозвоночных. Исследования Шимкевича, особенно до начала XX века, прежде всего, касались морских организмов, поэтому работа на морских биологических станциях была их непременным условием. Владимир Михайлович помимо Соловков, где он был дважды (1887, 1893), посетил и Средиземное море. В 1889 и 1891 годах он работал на знаменитой Неаполитанской зоологической станции, а в последний раз, весною 1891 года, и на Русской зоологической станции в Виллафранке, близь Ницы. После 1894 года его интерес к Северным морям приобрел иную направленность. В связи с уходом на пенсию Н. П. Вагнера, основателя Соловецкой биологической станцией, Владимир Михайлович был избран ее заведующим (директором), и сохранял этот общественный пост до своей смерти (также и после перенесения станции с главного Соловецкого острова на Мурман)6. Существует мнение, что закрытие биологической станции на Соловках по настоянию монастырского начальства в 1899 году было косвенно связано с атеистическим мировоззрением ее директора. Действительно, проф. В. М. Шимкевич, был не только крупным ученым, но и воинствующим атеистом. Характер профессора был не таков, чтобы он считал нужным скрывать свои убеждения. Так известен случай, произошедший после выступления на XI всероссийском съезде естествоиспытателей и врачей (Петербург, 1901) товарища министра народного посвящения С. М. Лукьянова, провозгласившего, по сути, тесный союз науки и религии. “Когда Лукьянов кончил и затихли довольно жидкие аплодисменты, вызванные его речью, Шимкевич, сидевший в президиуме, на эстраде, встал, перекрестился и сказал во всеуслышанье: “Миром господу помолимся”… Эффект выходки был неописуемый” – вспоминал участник этого съезда Б. Е. Райков 7. Очевидно, однако, что какие-либо “идеологические разногласия“ не могли возникнуть непосредственно между Шимкевичем и монастырским начальством. Правила поведения на станции, утвержденные директором, прямо предписывали “избегать всего того, что может вызвать справедливое неудовольствие монастыря”8. Сам профессор последний раз работал на Соловках в 1893 г., когда никаких трений между С.-Петербургским Обществом Естествоиспытателей и Монастырем не было и в помине. Вероятно, соответствующим образом могли себя вести некоторые из приезжавших позднее (1896-1897), особенно студенты9, хотя вряд ли их поведение было следствием атеизма Шимкевича. В. М. Шимкевич был первым выборным деканом Физико-математического факультета после революции 1905 года. Он неоднократно исполнял эту должность, замещая иногда и ректора. В 1906 году Шимкевич был избран членом-корреспондентом Императорской Академии наук. Профессор был основателем и одним из руководителей Естественно-научных курсов Лоховицкой-Скалон, которые за 13 лет их существования (до 1917 года) внесли значительный вклад в дело женского высшего образования в России. Как уже упоминалось, был Владимир Михайлович председателем Ученого Совета и директором Мурманской биологической станции Петербургского общества естествоиспытателей. Хотя он не разу не работал на Мурмане, основание станции и ее успешная работа вплоть до революции 1917 года проходили при его постоянном административном участии. Этот огромный организаторский опыт позволил ему в течение 2-х неимоверно тяжелых послереволюционных лет (сентябрь 1919 – май 1922 года) руководить Петроградским университетом и сделать максимально много для сохранения его научного потенциала. Каков же он был – академик, профессор, общественный деятель, учитель нескольких поколений отечественных биологов – Владимир Михайлович Шимкевич? К счастью, его вторая жена, Людмила Эдмундовна Шимкевич, оставила воспоминания о муже10. На их основании, мне кажется, можно составить вполне рельефный портрет этого человека. Достаточно высокая плотная фигура почти бежит по университетскому коридору. Лысый, несколько асимметричный череп посверкивает на солнце. Движения торопливы – Шимкевич как всегда опаздывает на лекцию. Тем не менее, по несколько раз он вынужден останавливаться, выслушивать просьбы, обмениваться, почти на бегу, мнениями – лицо его оживлено, большие глаза на выкате веселы, и остроты постоянно слетают с уст…. Всегда веселый, оживленный, он говорил: “Нытьем да жалобами не поможешь. Прежде всего надо работать и бороться – тогда забудешь все невзгоды…” До начало лекции 10 минут – он бегом поднимается по лестнице на третий этаж, запыхавшись влетает в зоологический кабинет и начинается гонка: надо отобрать для лекции таблицы, препараты, чучела. Служители, лаборанты, ассистенты красные, все в поту, носятся по кафедре вслед за профессором…. При этом за всю свою профессорскую карьеру Шимкевич пропустил не более пяти лекций и всегда предупреждал об этом ассистентов заранее. Лишь один раз он не смог этого сделать в 1918 году, когда в назначенное для лекции время в его квартире шел обыск. Взойдя на кафедру, часто под аплодисменты студентов, Шимкевич совершенно преображался. Окинув студентов пытливым взглядом, он начинал говорить. Звучный баритон с чисто московскими оборотами держал аудиторию в постоянном напряжении: девиз Шимкевича – не опускаться до аудитории, а поднимать ее до уровня профессора. Этот уровень был очень высок, особенно для студентов первого семестра, которым излагались самые последние зоологические достижения и теории. Временами напряжение разряжалось смехом: тонкая ирония профессора по поводу антидарвинистов – “ученых в поповской рясе”, а иногда и правительства, имела успех у студентов. Некоторые шутки Шимкевича становились анекдотами и долго бытовали в научной среде. Студентов профессор любил и готов был для них на всякие жертвы. Глаза его буквально загорались, когда он видел способного, работающего студента и им делалось все, чтобы поощрить таких студентов и укрепить в них желание серьезно и упорно работать. Пренебрегая собственным отдыхом, Шимкевич руководил студенческими кружками, лабораторными занятиями, экскурсиями. Постоянно за кого-то просил и кого-то выручал, входя во все мелочи студенческого быта. Ясный ум, широта взглядов, независимость суждений снискали Владимиру Михайловичу всеобщее уважение. В жизни, впрочем, это был вспыльчивый, властный и даже капризный человек, но, будучи отходчивым, долго ни на кого не сердился. Он очень любил театр, как драматический так и музыкальный, и, обладая прекрасной памятью помнил почти все арии, но за отсутствием слуха передавал их комически фальшиво. Когда кто-либо досаждал ему неуместным разговором и унять собеседника не было никакой возможности, Шимкевич с угрозой говорил: “Перестаньте, а то я запою!” и назойливый собеседник в испуге замолкал. В тяжелые послереволюционные годы, когда жизнь в университете ели теплилась, он соглашается быть ректором – обязанность не сулившая тогда ничего заманчивого. Во многом это решение объясняется опасениями Шимкевича, что университет попадет в более слабые и неумелые руки. Уже будучи неизлечимо больным (рак желудка), он настойчиво добивается облегчения положения университетских ученых – участвует в создании и деятельности КУБУ – комитета улучшения быта ученых, возглавляемого Горьким; обращается с протестами в Совнарком по поводу арестов среди университетской профессуры и закрытия историко-филологического факультета, разрабатывает проекты обращений к правительству “О катастрофическом положении в России науки и ученых” и “О свободном выезде ученых за границу”. Последний раз публично В. М. Шимкевич выступил в декабре 1922 года на открытии I Всероссийского съезда зоологов, анатомов и гистологов, которое проходило в Большой аудитории физического института Петроградского университета. Через два месяца весь университет проводил Шимкевича в последний путь на Смоленское кладбище. Много лет спустя, за год до 100-летия Шимкевича, которое широко отмечалось Ленинградским Обществом Естествоиспытателей при Университете, к Ю. И. Полянскому, тогда заведующему кафедрой зоологии беспозвоночных, домой явился неизвестный, лет сорока с небольшим. Пришедший плохо говорил по-русски, так что очень скоро собеседники перешли на французский, который оба знали прекрасно. Незнакомец оказался внуком Владимира Михайловича – Андреем Михайловичем Шимкевичем. Он рассказал удивленному и даже несколько испуганному Юрию Ивановичу историю своей жизни11. Сын В. М. Шимкевича от первого брака, Михаил (от второго брака детей не было), жил какое-то время перед революцией во Франции, где и женился. Там у него в 1914 году родился сын Андрей. Михаил Владимирович Шимкевич вернулся в Россию после революции и, будучи крупным военспецом, занимал какую-то должность на Дальнем Востоке (впоследствии он был расстрелян). Семья с ним не поехала, но выросший сын захотел навестить отца в 1931 году. Время было выбрано неудачно – по всей стране уже начались репрессии и Андрей Шимкевич смог доехать лишь до Ленинграда. Здесь он был арестован как подозрительный иностранец и, фактически без суда и следствия, посажен в “Кресты”, где он провел 10 лет, после чего был отправлен в концлагерь. На свободу он вышел только в 1955 году, отсидев в Советском Союзе почти 25 лет. Как ему объяснили при освобождении – “произошла ошибка”. В Москве А. М. Шимкевичу выдали советский паспорт и после долгих мытарств ему удалось устроиться переводчиком – русскому языку он выучился в тюрьме и лагере, а французский знал с детства как родной. Решив все же навестить город своих предков, который он в течение 10 лет видел лишь из тюремного окна, он приехал в Ленинград и обратился в университет, чтобы найти кого-либо из знавших его деда. Ему дали адрес Ю. И. Полянского. Вместе они посетили могилу В. М. Шимкевича. Съездил Андрей Михайлович и к своей бабушке – Людмиле Эдмундовне, жившей тогда в доме ученых-ветеранов в Пушкине. Мать А. М. Шимкевича оказалась еще жива и через посредничество компартии Франции, где у нее были какие-то связи, она добилась его репатриации на родину. С момента отъезда больше о нем никто ничего не слышал. Запись этой истории была сделана известным историком отечественной науки проф. Б. Е. Райковым со слов Полянского. К ней Борис Евгеньевич приписал: ”…а в общем, могу сказать, что о таких историях только в романах пишут”. Таким удивительным образом закончилась в России история семьи Шимкевичей, давшей отечественной зоологии одного из ярчайших ученых начала ХХ века12. Прошли годы, исчезли последние люди, лично знавшие Владимира Михайловича. Его могила на Смоленском православном кладбище (как и некоторые другие могилы университетских профессоров) оказалась почти разрушена. Пришло, кажется, время собирать камни, восстанавливать могилы, а главное – восстанавливать ПАМЯТЬ.
ФОТОГРАФИИ
1 Статья представляет собой несколько расширенный вариант работы, опубликованной ранее (С.-Петербургский университет 2003. №28-29 (3653-54): 25-28.
2 Лихачев Д. С. 2001. О петербургской культуре начала XX века. В кн: Петербург. Художественная жизнь 1900-1916. Фотолетопись. СПб., Искусство-СПб.
3 В литературе личность В. М. Шимкевича до сих пор мало освещена. Помимо работ, приведенных ниже см. также: Римский-Корсаков М. Н. 1940. Памяти борца за дарвинизм. Природа, № 1: 96-98; Райков Б. Е. 1953. Из истории зоологии в Лениградском государственном университете. Вестник ЛГУ, №4: 73-86; Райков Б. Е. 1962. Письма В. М. Шимкевича к А. П. Богданову (1881-1890). Вестник ЛГУ, № 21: 122-134.
4 Полянский Ю. И. 1963. Выдающийся русский морфолог-дарвинист. Архив Анат. Гистол. Эмбриол., 65, №12: 59-68; 1997. Годы прожитые. С.-Пб.: Наука.
5 Шимкевич В. М. 1908. Современная летопись. Н. П. Вагнер и Н. Н. Полежаев. Из воспоминаний зоолога. Журн. Мин. нар. просв., нов. серия. СПб, 16, №7: 1-18.
5 Шимкевич В. М. 1908…
6 С 1895 г. заведование Соловецкой станцией осуществлялось комиссией С.-Петербургского Общества Естествоиспытателей, которому она принадлежала. В состав этой комиссии входило 7 человек, в том числе и избранным Зоологическим отделением общества заведующим. Они ежегодно избирали лаборанта станции (Устав Соловецкой биологической станции, 1895). Позднее на Мурмане должность заведующего (оплачиваемая) и директора (общественная) были разделены.
7 Райков Б. Е. 1953. Из истории зоологии в Лениградском государственном университете. Вестник ЛГУ, №4: 73-86
8 Устав Соловецкой биологической станции ИСПбОЕ, утвержденный Советом Общества. С.-Пб, 1895 (отдельный оттиск).
9 В неопубликованной части воспоминаний А. М. Никольского (1858-1942) есть на это прямое указание. См.: Ст.-Петербургский филиал Архива Российской Академии Наук (СПбФ АРАН) ф. 893, оп.5 д. 30. Большая часть этих воспоминаний была издана Райковым: Б. Е. Райков (ред.). Из истории биологических наук. М.-Л.: Наука. 1966. С. 79-104.
10 СПбФ АРАН, ф. 875, оп.1, д.11.
11 Запись этой истории, сделанная Б. Е. Райковым по “горячим следам”, хранилась в частном архиве проф. Ю. И. Полянского и была передана мне в числе прочих документов, касающихся В. М. Шимкевича дочерью Юрия Ивановича Г. Г. Полянской, за что я ей крайне признателен. Сам Полянский никогда не упоминал в своих рассказах об этой истории…
12 Насколько я знаю, из 5 детей проф. В. М. Шимкевича (Михаил, Наталья, Анатолий, Георгий и Александр) никто не связал свою жизнь с наукой. Помимо старшего сына (“военспеца”), печальная судьба которого упомянута в статье, остальные, еще до смерти отца, эмигрировали во Францию и США. Ни одного из прямых потомков проф. Шимкевича мне не известно.
|