Ширяев Борис. Люди с моря // «Новые Соловки» № 24 (76), 1926 г. Стр. 2


 

 

 

 

...«Персей»...

Нет, не древним, далеким, чуждым нам мифом древности пахнет теперь имя героя.

«Персей»... Экспедиция проф. Месяцева... «Полундра»... «Пильняк»...'

И вот этот «Персей», о котором мы читали в 1924 г. в подвалах «Известий» полные сумрака севера, такие близкие нам на этом севере, впитавшие его льдистые ветры, строки Пильняка, этот „Персей", изучающий жизнь наших прозрачных ледяных вод, стоит в двух верстах от Соловецкого берега невидимый за горбом «Песьих луд»...

Е. И.Голубев торопливо снаряжает экскурсию.

Нас немного — пять или шесть членов Соловецкого Отделения Архангельского Об-ва Краеведения, двое Голубевых от полка и я....

Торопливо и рьяно снаряжают моторку... Флаг укреплен на носу...

— На «Персей»!

Мы отчаливаем.

Уходит в голубую даль Кремль. Сизою лентой выходят из-за него стены соловецкого леса, мы так плавно скользим по стеклянному паркету бухты.

Прозрачна вода студеного моря, на мелких местах отчетливо видны, фантастические заросли донных водорослей, мелкают колыхающиеся колеблящиеся очертания медуз. Близко, близко подпускают пыхтящую моторку частые стайки уток и гаг. Нахалы нырки, так те совсем игнорируют нас, едущих на «Персей».

Весеннее море живет.

Мой сосед, страстный охотник, нервничает:

- Эх, смотрите, все селезни, хотя бы соли на хвост насыпать...

Отлив. Приходится огибать островки, закрывающие бухту. Там тоже жизнь. Сосед рассказывает мне о гнездах, укрытых между прибрежными валунами маленьких прибрежных островков, о зарослях черники и брусники, о гагах, гагачах, гагачатах...

Север улыбается.

Все прозрачнее вода. Светлым ясным аметистом блистает в вечернем солнце морская гладь. Мы в открытом море.

Слева дымит черным дымом ставший на якорь «Персей». Он не велик: две мачты, одна труба и черная смоленная, видавшая виды, туша кузова.

Мы следим, как на палубе, завидев нас, появляются люди и, спустя несколько минут, мы у борта судна.

Шаткие ступени веревочной лестницы заставляют нашу единственную даму пережить довольно неприятную секунду над не совсем желанной ванной холодной воды, и мы на палубе „Персея".

- С Соловков!

Нас окружают сотрудники «Плавморнина». Среди них мелькают лица «волков полярного моря, — экипаж «Персея».

Глава института проф. Россолимо тепло и любезно встречает нас — «случайных поморов».

- Вы заключенные? — Спрашивает неизвестный голос, дергая меня за рукав.

- Все заключенные, кроме двух в форме, — отвечаю я.

Проф. Россолимо ведет нас по ряду каюток, обращенных в корабельные лаборатории плавучего института, звучат „гидробионты", „планктоны" и прочая ученость от которой я, скромный невежда, спасаюсь в разговоре с «волками» об истекающем плавании «Персея».

Наша краеведы не хотят ударить в грязь лицом перед Главнаукой и рассказывают о коллекциях береговых гидро флоры и гидро-фауны, собранных ими.  «Люди с моря» демонстрируют свою донную добычу с глубоких вод...

Импровизируется целый научный доклад или, вернее, ряд коротких докладов. Времени мало. Мы зовем хозяев, осмотреть нашу соловецкую работу, наш музей, био сад. Глубокую губу со строящимся лисятником, и решить поездку надо сейчас же, так как завтра ,,Персей" уходит.

Это первое плавание „Плавморнина" в это лето и оно подходит к концу. Всего же ,,Персей» сделает три научных рейса в этом году, и последний из них. на Новую землю.

СССР зорко присматривается к своему северу и мы чувствуем, что наша соловецкая работа нужна и важна не только для нас, для узкого круга Беломорья. Мы видим это из интереса «людей с моря», людей из свободной творческой жизни к нашей скромной, тихой работе.

Но есть другой интерес:

- Вы заключенные? А в окнах есть решетки? А что вы делаете зимой? А как вы...

- Соловецкая пресса? Как, у вас даже есть пресса?

Из рук в руки переходят привезенные мною наши газеты и журналы. О. милая, родная кумушка Москва, ты все также еще живешь «жупелами", как при блаженной памяти A. Н. Островской.

Я узнаю свои самоварные переулочные шепоты, и теперь «жупел» — мы Соловки.

- Вы здесь уже два года?

Вопрошающий удивление смотрит на мои округленные (честное слово трудовым, а не усиленным) пайком щеки...

- Не так страшен черт, как его малюют!

Мы в кают-компании уже совсем «по московскому» в гостях. Москва, ведь, не может без чая с лимончиком.

Теперь словарь несколько меняется: вместо латыни я об'ясняю моим собеседникам значение некоторых мало понятных им „соловетизмов" в роде: блат, баланы, шпана и т. п.

Как быстро летит время в уютных, вращающихся креслах кают-комнании.

Мой сосед, обожженный парой десятков норд-остовских лет, давно уже сросшийся с «Персеем» моряк; повествует мне:

- Вот, вы литератор и место вам попало литературное. На нем в третьем году в плавании тоже из вашего брата некто Пильняк сидел. Слышали о таком?

Хорошо сидеть за московским чаем московскими, милыми людьми в северном море, да еще находясь в столь близком родстве с Борис Пильняком!

Хорошо!

Но начальство поднялось и пора перейти на моторку.

Мы тепло прощаемся с хозяевами, благодаря их за радушный прием.

- До свидания, «люди с моря», с моря широкой свободной жизни! Хорошо, светло и тепло было с вами эти два часа. До свидания!

На этот раз вместо веревочной лестницы — надежный трап (глубокий вздох облегчения у нашей единственной дамы).

Наш командир, он-же рулевой Евгений Иванович, еще паря в высоко научных сферах, берет курс прямо на Зайчики.

Собственно говоря, из мужчин никто не протестовал, но все-же пришлось описать широкую дугу и повернуться к блистающим белыми стенами Соловкам.

Вьются морские чайки черно-белые, непохожие на наших. Спокойно, ясно полированное море...

Солнечной ночью, светлой ночью, июньской ночью хорошо скользить по аметистовой глади!

 

Борис Ширяев.