Захваткин А. К восстановлению Соловецкой биологической станции. // «Карело-Мурманский край» №2, 1927 г. стр. 37-40.
 

Белое море издавна привлекало внимание русских ученых. Уже в 1837 году академиком Бером положено начало исследовательским работам по Белому морю сбором коллекций его беспозвоночных обитателей. Правда, сбор этот произведен был попутно, так как целью поездки академика Бера было исследование Новой земли. В 1869 году О-вом Естествоиспытателей при Петербургском университете организуется на Белое мере экспедиция в составе Иверсона, Яржинского, Соколова и Иностранцева. Иверсон и Яржинский занимались изучением фауны беспозвоночных. Для этой цели Яржинский совершил ряд поездок вдоль зимнего берега, вдоль Терского и по западному берегу Белого моря. Результатом работ явились отчеты и списки найденных животных. Количество видов, найденных Яржинским, достигает довольно высоких цифр, так им найдено до 50 видов моллюсков, до 40 видов кольчатых червей, до 40 видов кишечнополостных и до 14 видов губок. Необходимо отметить, попытку Яржинского установить зональность в распределении беспозвоночных Белого моря. Не входя в оценку установленных им зон, мы отмечаем лишь направление его работ, мало обычное, для зоолога того времени.

Работа Яржинского является первой основательной работой, послужившей отправной точкой для всех последующих исследователей-зоологов Белого моря.

Гидрологическими наблюдениями Яржинский занимался лишь попутно и в его работе мы находим небольшое количество данных по температурам поверхностного слоя воды.

В одновременно появившейся работе Петермана находим указание на присутствие в Белом море гольфштремных вод. В 1870 году организуется большая экспедиция на двух суднах: „Варяге" и „Жемчуге", для исследования Новой земли, а также и Белого моря, причем в состав экспедиции входит известный ученый В. Н. Ульянин. Результаты его работ опубликованы в трудах О-ва Любителей естествознания и антропологии.

Гидрологические наблюдения, произведенные с „Варяга", широко использованы Миддендорфом. Исправляя ряд ошибок Петермана, Диддендорф в отношении Белого моря остается при старом заблуждении, указывая в своей работе наличие Гольфштремных вод в Белом море, в виде рукава, отделяющегося от Канинского течения у Канина мыса и дальше следующего вдоль восточного берега Белого моря до устья Двины.

В 1876 году Петербургским О-вом Естествоиспытателей вновь организуется Беломорская экспедиция. В состав ее входят профессор Н. П. Вагнер. К. С. Мережковский, А. В. Григорьев и Андреев, К. С. Мережковский и А. В. Григорьев на шхуне „Самоед" сделали несколько рейсов к Мезенскому берегу, к Мурманскому и в устье Белого моря. Материал, собранный Мережковским по фауне, а Григорьевым — по гидрологии послужил предметом для ряда прекрасных работ.

Мережковский дал одно из первых описаний простейших Белого моря в этюдах над простейшими животными севера России, описание губок в „Исследование губок Белого моря", и ряд статей по другим группам беспозвоночных Белого моря.

Григорьев в работе своей, появившейся в 1870 году, кроме сводки данных за прежние годы, дает сводку всех наблюдений за рейс 1876 года. В резолютивной части своей работы Григорьев выдвигает уже вполне современный нам взгляд на полную изолированность Белого моря от Гольфштрема и допускает влияние его лишь на Мезенский залив.

В то время, как Мережковский и Григорьев занимались исследованием открытых вод Белого моря, профессор Н. Вагнер изучал фауну прибрежья Соловецких островов.

В 1877 году Н. Вагнер и Мережковский на средства Петербургского О-ва естествоиспытателей продолжили свои работы. В 1879 году на Белом море работал Гебель.

Интерес к Белому морю, в связи с опубликованием работ Мережковского, Григорьева и других, среди Ленинградских естествоиспытателей увеличился. Возникала мысль о более планомерном и исчерпывающем изучении его не только силами отдельных исследователей спорадически наезжающих туда, но и силами экспедиции, вооруженной всеми доступными по тому времени инструментами, для исследования морей. Вопрос этот, поднятый на шестом с'езде, русских естествоиспытателей и врачей в 1880 году не получил, однако, ожидаемого разрешения. Перед взорами русских ученых вставало другое, еще более далекое, но менее изученное Баренцово море и понятно, что главные суммы, находящиеся в распоряжении с'езда, отпущены были на организацию Мурманской экспедиции. На снаряжение проектируемой Беломорской экспедиции отпустили из остатков денежных фондов с'езда 1000 рублей на эту сумму и была совершена поездка на Соловецкие острова Н. Вагнером, Л. С. Ценковским и Пущиным. Н. Вагнер продолжал свою прежнюю работу по исследованию анатомического строения морских беспозвоночных, Ценковский изучал простейших, как морских, так и пресноводных, Пущин же занимался рыбами, обращая главное внимание на промысловых.

По мере развертывания работ по изучений Белого моря и углубления затронутых раньше тем, все настоятельнее возникала мысль о создании какого то постоянно-действующего исследовательского института в виде станции. Необходимо было иметь постоянную возможность изучения моря. Мысль эта впервые зародилась еще в 1876 году у Н. Вагнера.

Проф. Н. Вагнер, сознавая необходимость организации зоологической станции на Белом море, положил не мало труда и настойчивости для открытия ея на Соловецких островах. Так он первый начал вести переговоры с архимандритом Соловецкого монастыря Феодосием о предоставлении одного из приморских зданий для биологической станции. Архимандрит пошел «навстречу» просьбам Н. Вагнера, однако не в достаточной степени; он предложил  Н. Вагнеру небольшой домик в Ребольде. Н. Вагнер пишет про непригодность этого домика следующее: „В этом домике в распоряжение будущей станции могли поступить только три небольших комнаты. Кроме того самый домик не имеет постоянных жителей и находится в 15 верстах от монастыря и в 4 верстах от Анзерского скита, но эти 4 версты морского пути через пролив, по которому переезд не всегда бывает возможен и безопасен. Исследователь, поместившийся в этих трех комнатах, очутился бы в положении отшельника, совершенно предоставленного собственным силам и средствам. Понятно, что в такое помещение можно было бы рискнуть отправиться почти с таким же удобством, как на какой-нибудь необитаемый остров."

После неудавшейся попытки открыть станцию на Соловецком острове, Н. Вагнер перенес свои искания на Беломорские маяки. Еще в 1876 году он осмотрел маяк на Жежмуйском острове и на Орловском мысу, в обоих он нашел подходящее помещение для проектируемой станции, однако, отсутствие средств не позволило осуществить лелеемую Н. Вагнером мечту.

Только в 1880 году, при посещении Соловков Беломорской экспедицией, проф. Н. Вагнер снова обратился к архимандриту Соловецкого монастыря, Мелетию, с просьбой выстроить здание для биологической станции и получил согласие. В этом же году было получено разрешение Синода на устройство при Соловецком монастыре биологической станции.

В 1882 году Соловецкая биологическая станция открылась. Так как станция числилась в ведении Петербургского О-ва Естествоиспытателей, общества весьма малоденежного, дальнейшее снабжение станции носило крайне случайный характер, вместе с тем и самое существование станции было неустойчивым. Лишь с 1890 года с момента включения станции Петербургским университетом в число снабжаемых им учреждений, станция стала ежегодно получать по 500 руб. и существование ее приняло, более спокойный и устойчивый характер. В 1895 году денежное снабжение станции было увеличено до 1500 рублей. Сумма эта все же была ничтожна, так как к этому времени методика морских исследований сильно усложнилась.

Работа Соловецкий биологической станции протекала таким порядком: весной на станцию с'езжались все желающие работать, захватывая с собой собственные микроскопы и литературу. Осенью работы кончались и на зиму станция свертывалась. Обычно, главный контингент приезжающих составлялся из профессуры и студенчества Ленинграда. Отсутствие приличных плавучих средств, хотя бы в виде моторной лодки, привязывали всех работников станции к узкой полосе морского прибрежья. Самые большие глубины, на которых могли работать сотрудники станции, не превышали 20—25 сажень. Понятно, что большинство работ, проделанных Соловецкий станцией, относятся к Соловецкому прибрежью и лишь некоторые захватили другие мелководные районы: Кандалакшский и Ковденский заливы.

Не взирая на малооборудованность станции, не взирая почти на полное отсутствие пловучих средств, тяга к Соловецкий станции была большая и среди работников станции мы находим ряд крупных имен. Кроме упомянутых выше Н. Вагнера, Мережковского и Ценковского, на станции работали Н. Книпович, А. Бируля, А. Шидловский, К. Сент-Илер, П. Ю. Шмидт, Шимкевич и другие.

Пока жил Мелетий, станция встречала в лице его доброжелателя. С его смертью вскрылась сущность истинных взаимоотношений станции с монастырем и полностью выяснилась несовместимость такого прогрессивного учреждения как биологическая станция с косностью и консерватизмом монастыря.

В 1898 году новый настоятель Иоаникий подает уже в Синод заявление с просьбой убрать биологическую станцию из монастыря, мотивируя свою просьбу непристойным поведением сотрудников станции, непосещением ими церкви, а также и тем, что станция изучила уже „всю фауну" морского прибрежья и за последнее время „новых разновидностей" не открывает. Просьба настоятеля была, конечно, удовлетворена. Соловецкий станции предложено было свернуться и покинуть монастырскую обитель.

При энергичном содействии проф. Дерюгина станция была перенесена в Александровск, где и была реорганизована в Мурманскую. Проф. Дерюгин в своей статье: „К 25-тилетию Мурманской Биологической станции" пишет про перевоз Соловецкий станции так: «Я вспоминаю, как в 1899 году мне пришлось принять участие в перенесении Соловецкий станции на Мурман. Хотя она существовала на Соловках 18 лет, тем не менее все имущество ее поместилось легко в нескольких ящиках, которые были доставлены в строившийся тогда город Александровск".

      Так закончила свое 18-тилетнее существование Соловецкая биологическая станция. Возникшая вследствие настоятельного желания русских ученых и прихоти монаха, она по прихоти последнего и закрылась. Однако, 18 лет существования ея, вырванные настойчивостью ученых, не взирая на беспрестанную борьбу как за существование станции, так, главным образом, за получение кредитов, не прошли бесследно для изучения русских морей. Исключительно благодаря существованию этой небольшой станции с имуществом, умещавшимся в нескольких ящиках, мы имеем ряд прекрасных работ Мережковского, Бирули, Книповича и других.

      Умерла станция, но не умер интерес к Белому морю. В 20 столетии мы встречаемся с новым рядом исследований как отдельными лицами, так и целыми экспедициями. Северная Научно-промысловая экспедиция делает несколько разрезов на пароходе „Пахтусове". Адмирал С. О. Макаров производит ряд наблюдений по гидрологии Белого моря с ледокола „Ермак". В прибрежье Соловков частным порядком работает проф. Казанского университета Ливанов.

Война 1914—1917 года и революция прерывают волну исследований. Как только гражданская война кончилась и жизнь стала входить в колею, тяга к изучению Белого моря снова началась и началась она, конечно, в Ленинграде.

В 1920 году Северно-Научно-промысловая экспедиция совместно с Российским  Гидрологическим Институтом организует глубоководную Беломорскую экспедицию, работавшую под руководством проф. П. Ю. Шмидта.

В 1922 году организуется еще более солидная экспедиция, прекрасно снабженная как пловучими средствами, так и инструментарием. В организации ее принимают участие Убекосевер, Северная научно-промысловая экспедиция и гидрологический институт. Первый снабдил экспедицию судном „Мурман", вторые же предоставили в распоряжение экспедиции инструментарий, продовольствие и деньги. Руководил экспедицией проф. Дерюгин. Работа Экспедиции продолжалась два года. За это время сделано было 4 гидрологических разреза и ряд поездок в горло Белого моря и в Двинский залив. В результате работ собран был большой материал по температурному соленому и газовому режиму Белого моря, произведены наблюдения над прозрачностью, распределением планктонных организмов в вертикальном и горизонтальном направлении и сделаны сборы данной фауны и рыб.

Одновременно с работами экспедиции протекает работа ряда отдельных лиц (Рабинерсона, Михина, Петрова) по изучению промысловых рыб Белого моря. Студенты Казанского университета под руководством проф. Ливанова работают в 24 и 25 году в Прибрежьи Соловков по изучению бицеонозов зостеры, систематике полихет и другим вопросам. Научный институт рыбного хозяйства производит массовое исследование Беломорской сельди.

Интерес к Белому морю растет. Каждое новое исследование открывает новые перспективы для дальнейших работ, ставит на очередь новые вопросы, требующие немедленного разрешения. С ростом Беломорской рыбной промышленности появляется новая область работ, научно-промысловые исследования, неразрывно связанные с исследованиями общебиологическими и необходимые для рационализации рыбных промыслов. По режиму своему; Белое море должно быть причислено скорее к морям закрытым. Гидрологические особенности Беломорского горла делают возможным как выход Беломорской рыбы в ледовитый океан, так и обратно вход ледовитоокеанской в Белое море. В результате этого явления в Белом море образуется ряд оседлых форм, даже среди широко мигрирующих рыб, как треска и сельдь.

Замкнутость Белого моря делает его рыбные запасы ограниченными и заставляет относиться к ней крайне осторожно. Глубоководное исследование последних лет установившее большую бедность беспозвоночных на Белом море устанавливает тем  самым бедность Белого моря и в отношении рыбы. Между тем современные орудия рыболовства в виде трала, вставных неводов и проч. могут настолько интенсифицировать лов рыбы, что через 10—15 лет все запасы Белого моря будут исчерпаны. Восстановление же их дело многих десятков лет. Последним обстоятельством еще более подчеркивается необходимость самых широких научно-промысловых изысканий и самого скорого упорядочения Бело морских промыслов.

Общебиологическое исследование Белого моря не может быть произведено даже наилучше обставленными экспедициями при их спорадических наездах. Ряд вопросов: сезонные изменения фауны, работы по эмбриологии, физиологии, вся область экспериментальной биологии — могут быть разрешены только при стационарных исследованиях, при непрерывных наблюдениях и сборах в течение круглого года.

Несомненно, для более или менее полного исследования Белого моря необходима биологическая станция. Остров Соловки как бы самой природой предназначен для размещения этой станции на нем. Занимая почти центральное положение в Белом море, он дает неограниченные возможности изучения как тепловодной области Белого моря, в виде Онежской губы, так и холодноводной в виде Центральной котловины и Кандалакшской губы. Громадная по протяжению береговая линия острова с рядом мысков, заливчиков и полуостровков дает крайне разнообразную как по грунту, так и по строению литтораль. Кроме всего этого на Соловках имеется единственный в своем роде залив — „Глубокая губа" — этот исключительный по своему интересу морской водоем, описываемый русскими учеными и до сих пор далеко неполно обследованный. Наконец, нельзя не упомянуть про небольшие участки моря, отделяющиеся постепенно от него песчаными пересыпями, опресняющиеся и дающие начало реликтовым озерам.

18-ти летнее существование биологической станции на Соловках и посещение Соловков рядом ученых до и после периода существования станции является достаточным критерием правильности нашего взгляда. Наконец, ко всему этому надо добавить попытку самых последних лет восстановить Соловецкую биологическую станцию — это проект Ленинградского О-ва Естествоиспытателей 1922 года об открытии на Соловках филиального отделения Мурманской станции.

Если после всего сказанного не может быть никаких сомнений в выборе для станции более подходящего места чем Соловки, то о возможности организовать станцию здесь в настоящий момент, в соседстве с лагерями принудительных работ особого назначения, конечно, можно и должно призадуматься. Сам собой выплывает вопрос: каковы же могут быть взаимоотношения с администрацией лагерей? Лучшим ответом на все поднимающиеся такого рода вопросы и сомнения может служить деятельность Соловецкого отделения Архангельского О-ва Краеведения.

Возникшее по инициативе 3-4 заключенных в виде комиссии по исследованию природы, без копейки средств, без одной книги и инструмента, оно за два года своего существования, благодаря энергии заключенных и поддержке со стороны Центр.-Научн.-Учрежд. и Управления лагерей, выросло в определенную научную единицу, обратившую на себя внимание таких учреждений, как Всесоюзной Академии Наук, Центрального Бюро Краеведения и др. Опыт двухлетнего существования на Соловках может служить достаточной гарантией того, что Управление Соловецкими лагерями не только не будет чинить препятствий к восстановлению биологической станции, но и окажет помощь.

Впервые мысль о восстановлении Соловецкой станции в современных нам условиях возникла, конечно, не на материке, а среди работников местного краеведческого О-ва.

Работа зоолога на Соловках, каким бы узким специалистом он не был, невольно, хотя бы и по любительски, будет касаться Беломорской фауны. Насколько бедна и бесцветна наземная и пресноводная фауна Соловецких островов, настолько богата и красочна фауна Соловецкого морского прибрежья. Вполне понятно, что работа первых зоологов Соловецкого отделения протекала преимущественно в исследованиях морской фауны. Понятно, что в этом направлении шло собирание литературы и инструментария.

Учтя все прошлое Соловецкий станции, учтя все наличные возможности к, восстановлению ее и несомненный интерес к поднимаемой мысли со стороны центральных научных учреждений — Соловецкие краеведы еще осенью внесли в одно из заседаний Правления СОАОК вопрос о восстановлении станции. Однако, в 1925 году Соловецкое отделение было настолько малосильно и немощно, что поднятый вопрос после обсуждения решено было за отсутствием всяких средств отложить до более благоприятного момента.

С момента первой постановки вопроса о восстановлении станции прошел год.

Если мы сопоставим все имеющееся в распоряжении Соловецкого Общества краеведения с тем, чем располагала некогда существовавшая здесь биологическая станция, станет очевидным, что в масштабе бывшей станции Соловецкое Общество краеведения работать уже может.

Однако работать, так как работали в 90 годах прошлого столетия теперь нельзя. Время выдвинуло на передний план проблему распределения животных, разрешение которой связано с самым тщательным, самым точным изучением физико-химических особенностей среды. Но организация и этой работы на Соловках не является чем то недостижимым. На острове имеется химическая лаборатория. Правда, как и большинство островных учреждений, она находится в стадии организации. Все же основной инструментарий реактивы и помещения в лаборатории имеются. Вряд ли потребуются большие суммы для окончательного ея оборудования, применительно к требованиям гидрологических работ.

Если быв. Соловецкая станция при своем возникновении имела лишь голые стены и 1000 рублей деньгами, и если после 18 лет ея существования все имущество ея уложилось в 3 ящика, Соловецкие краеведы и правы поднимая снова мысль о восстановлении биологической станции.

Нынешний год принес как будто больше надежд на осуществление этой мечты. Если в прошлом году наши проэкты не пошли дальше местного общества и даже среди членов общества не нашли особенно дружного отклика, то в текущем году этими проэктами заинтересовались представители центральных научных учреждений. Вопрос восстановления станции, поднятый в совместном заседании Соловецкого отделения с представителями Академии Наук СССР, Центрального Бюро Краеведения и других, нашел среди всех присутствующих самый горячий отклик.

„Никаких задержек со стороны Управления любой научный работник, желающий вести работу на островах, не встретит. Командировки дельных научных работников для работы на островах чрезвычайно желательны. Помещение и пловучие средства для биостанции будут представлены Управлением Лагерей", — заявил нач. УСЛОН'а Эйхманс.

Если при всем этом Центральные Научные учреждения не смогут выделить небольшие суммы организации на первое время хотя бы 3 разрядной биологической станции, надо думать момент организации ее отодвинется в туманное будущее. Те небольшие силы, энергией которых двигалось вперед дело создания краеведческого отделения и дело организации станции необычайно текучи и случайны. Вчерашние работники могут сегодня уехать, и в отделении не найдется смены им, хотя бы технического выполнения ведомых ими работ. Необходимо создать полную преемственность в биологических работах СОАОК и создание этой преемственности может быть осуществлено только силами центральных научных учреждений.

Соловецкая станция по возникновении будет служить прекрасным местом для практики студентов-зоологов, желающих специализироваться по морской фауне. Существующие в СССР биологические морские станции, Мурманская и Севастопольская, Дально-восточную в расчет брать не приходится, конечно, не могут вместить и десятой доли желающих работать по морской фауне. Лица, начавшие работать по Беломорской фауне, серьезно не ограничатся одним приездом. Всякая работа в процессе ея осуществления, затягивает человека, научная же в особенности. Раз взявшись за какую нибудь тему, трудно перейти к другой. Стоит провести 2-3 групповых поездки на вновь организованную станцию, как из числа приехавших выделятся лица для постоянной работы на ней.

Климатические особенности Соловков, их островное положение под 65° широты, а также наличие уже развернутых исследований по ботанике, гидробиологии и зоологии заставят сделать проэктируемую станцию не исключительно морской, но и биологической в широком смысле этого слова. Опыт Мурманской станции показал, что размах работ окраинных станций невольно расширяется. Нельзя работать исключительно по исследованию моря, когда здесь же налицо почти совершенно нетронутые исследовательской рукой богатая и своеобразная авиафауна, насекомые, флора и. проч. Если не исследовательская, то коллекторская работа безусловно должна производиться и по другим отделам.

Заканчивая на этом наши соображения о возможности организовать на Соловках биологическую станцию, хочется пожелать, чтобы написанные строки не промелькнули бесследно перед глазами русских ученых, в особенности ученых г. Ленинграда, столь много потрудившихся в деле изучения Белого моря, и столь тепло и внимательно относящихся к краеведческой работе на Соловках.