Л.Н. Миронова. Дальние Зеленцы (1949-1962).
Скалы, пещеры…
Помимо таких «цивилизованных» занятий, какими были лыжи, коньки и, особенно, гимнастика, еще большее место в нашей жизни занимали развлечения, несанкционированные взрослыми. Например, мне мама установила границы в пределах поселка, за которые я не должна была заходить. Так она пыталась обеспечить мою безопасность. Увы, приходится признаться, что я постоянно нарушала эти границы. Весной, как только сходил снег, мы тайком начинали ходить в тундру. Летом в теплую погоду мы даже купались в озерах, поскольку вода в них иногда вполне прилично прогревалась. Но вообще-то и холодная вода нас не сильно смущала. Помню, как мы со Светкой рвали калужницы, разувшись и стоя по колено в ледяной воде небольшого озерка, с которого еще не полностью сошел лед.
Лет в двенадцать у нас началась настоящая болезнь под названием «пещеромания» – мы всюду искали пещеры, лезли в их поисках в самые опасные места. Попадали в камнепады, застревали на скалах «в мертвой точке», когда не хватало ловкости и навыков скалолазанья, но каким-то чудом так или иначе каждый раз выкарабкивались. Долго не могли найти ничего стоящего, но в конце концов наши поиски завершились успехом: в недрах Красной скалы была обнаружена настоящая пещера. Вход в нее находился в стене узкой расщелины, поэтому найти его было сложно. Вот, кстати, при подъеме по отвесной стенке этой расщелины я однажды и застряла, да так, что те, кто уже вылез, готовы были звать на подмогу взрослых. Все же я как-то ухитрилась вылезти сама, скорее всего потому, что хорошо представляла, что будет, если нас там засекут. А пещера была отличная: из первого зала налево вел коридорчик, по которому на карачках можно было пробраться в маленькую «комнатку» с круглыми сводами, а прямо была узкая щель, идущая куда-то в недра Красной скалы. По этой щели можно было проползти несколько метров на боку, дальше она становилась совсем узкой, но бросание перед собой камешка давало понять, что впереди большое пустое пространство, что-то вроде колодца: звук от упавшего камня доносился через несколько секунд откуда-то снизу. Конечно, мы мечтали пролезть и туда, но, к счастью, это было невозможно – щель была слишком узкая.
Нашли эту пещеру мы со Светкой, а потом посвятили в эту тайну под честное слово еще нескольких человек. Кончилось все тем, что один из мальчиков слова не сдержал и показал пещеру нашей молодой учительнице немецкого языка, Ларисе Ивановне. Мы к ней очень хорошо относились, но нарушения клятвы простить не могли, обвинили этого мальчика в предательстве и объявили ему бойкот. Месяца два маялись этой дурью…
Со смертельно опасным лазанием по скалам мы ухитрились связать и «дело государственной важности», которое нам однажды поручили в ММБИ. Не знаю, с какой целью, но однажды в институте завели штук двадцать кроликов. Возможно, это было как-то связано с организацией лаборатории иммунологии. Кормить этих кроликов и ухаживать за ними поручили школьной бригаде кролиководов, которая специально для этого была создана, благо дело было во время летних каникул. Почему-то взрослые быстро устранились от контроля за нами и пустили все на самотек. Тут-то мы и развернулись. Хотя проблем с кормом не было – кролики были обеспечены всем необходимым, но кому-то из нас пришла в голову шальная идея, что кролики должны питаться заячьей капустой. Все было бы ничего, если бы заячьей капустой мы считали обычную кислицу; которую действительно так иногда называют. Но нет же, для нас заячьей капустой была родиола розовая, или золотой корень, суккулент, растущий в самых труднодоступных местах на скалах над морем. Подозреваю, что именно это и было истинной причиной «капустного» энтузиазма. Действительно, у нас появился легальный и вроде как благородный повод рисковать жизнью, добывая это якобы необходимое для кроличьего рациона растение. Правда, взрослых мы в свои подвиги не посвящали, но нужно ведь было на всякий случай и в собственных глазах оправдаться!
Так что мы всей бригадой каждый день уходили туда, куда вообще не имели права ходить – в погранзону в районе Аварийного мыса. Помню, как мы, заприметив особо жирный кустик родиолы, растущий на уступе отвесной скалы над морем, не придумали ничего лучше, как спустить на этот уступ Кольку Демидова с помощью школьных ремней. Один ремень был застегнут на Кольке, за него зацепили с помощью скобы на пряжке второй ремень, и на этом ремне, выпущенном на всю длину, спустили Кольку на вожделенный уступ. Как эта конструкция выдержала, уму непостижимо. Правда, Колька был маленький и легкий.
В заключение кроличьей истории надо сказать, что на самом деле, эта псевдозаячья капуста кроликам была совершенно не нужна; более того, думаю, что она вообще была для них ядовита. Дело в том, что родиола по своему составу и действию похожа на женьшень, она содержит множество биологически активных веществ: алкалоидов, сердечных гликозидов, эфирных масел и т.д. Представьте теперь, что с вами будет, если вы будете питаться одним женьшенем. Вот и кролики наши не выдерживали, один за другим заболевали и отправлялись в мир иной. Мы их очень жалели, но сообразить, что это происходит по нашей вине, ума не хватало.
Была у меня еще одна идея, которая долго будоражила мою безумную голову. Я уже говорила, что береговые скалы в окрестностях Зеленцов изрезаны расщелинами. Обычно они идут от моря вглубь прибрежных скал. Но вот одна из них, все в том же районе Аварийного мыса, прошла так, что кусок скалы откололся и превратился в остров, отделенный от берега пропастью шириной в несколько метров и глубиной метров 15-20. Я страстно мечтала попасть на этот «остров», поскольку не без оснований полагала, что нога человека там не ступала. Мой энтузиазм подстегивало то обстоятельство, что там были просто заросли «заячьей капусты». Увы, попасть туда было практически невозможно без специального оборудования, которого у меня, понятное дело, не было.
Все же после долгих изысканий мы со Светкой нашли точку, где эта расщелина была немного уже, и мне казалось, что я смогу ее перепрыгнуть хорошо разбежавшись. На руку мне должно было сыграть и то обстоятельство, что противоположный край расщелины был немного ниже, чем тот, с которого я собиралась совершить свой прыжок. Короче, я решила прыгнуть, а у Светки хватило ума сразу отказаться. И вот я начала свой разбег, но в самый последний момент у меня в башке стукнуло, что обратно-то мне надо будет прыгать снизу вверх! Вот это было бы уж совсем немыслимо. К счастью, успела затормозить буквально на краю расщелины. Теперь рассматриваю это замечательное место на спутниковой Google-карте…
Конечно, в те места, где нам запрещалось появляться, мы ходили тайком и без всяких «благородных» поводов, вроде сбора пропитания для подопытных кроликов. Даже наоборот, поводы могли быть совсем неблагородными. Например, нам нравилось ходить на Аварийный мыс, чтобы позлить пограничника. Аварийный мыс тоже разделен продольной расщелиной на две части. На одной стороне расщелины тогда находился Дальнезеленецкий маяк, за которым присматривал «маячник» дядя Вася Короткий, на другой стороне была будка, в которой находился на своем посту пограничник, охраняющий морские рубежи нашей Родины от потенциального противника. Мы приходили к маяку и пользуясь тем, что маячник появлялся там лишь в определенное время, а пограничник ничего не мог с нами сделать, так как нас отделяла от него расщелина, орали всякие обидные глупости в его адрес. Как правило, мы даже знали этих пограничников по имени; во-первых, их было на заставе не так много, а во-вторых, школа «шефствовала» над заставой. Это выражалось в том, что иногда мы ходили туда с концертами, а иногда нас привлекали к хозяйственным делам, например, к уборке после ремонта.
Все это не мешало нам обзывать пограничника дураком, кривляться и показывать ему язык. Мы были уверены в своей безнаказанности, ведь не стал бы он стрелять по детям из своего автомата. Надавать нам по шее он тоже не мог; пока он обходил бы расщелину, мы давно бы удрали. Да и уйти с поста он, наверное, не имел права. Такие вот милые детские шалости были у нас популярны. Главное, ни разу нас за это не наказали, хотя стоило бы. А сейчас мне пришла в голову мысль, что пограничники никому об этом не докладывали, потому что наше появление было для них развлечением. Наверное, это была тоска зеленая сидеть там часами в полном одиночестве и пялиться на пустое Баренцево море, а тут хоть можно было поорать на малолетних идиотов и автоматом помахать.
Кстати, я никогда не видела с берега ни китов, ни дельфинов, хотя если бы они там были, не могла бы не увидеть. Только тюлени были в порядке вещей. А теперь люди довольно часто выкладывают снятые с берега фото и видео разных китообразных, даже косаток. Не знаю, почему их раньше не было видно. То ли в климате что-то изменилось, то ли судов в прибрежной зоне стало меньше, и они стали подходить ближе к берегу. То же касается и сухопутного зверья. В мое время лишь изредка можно было увидеть в тундре зайца или лису, а зимой – следы росомахи. Теперь же, как я понимаю, в окрестностях Зеленцов и бурый медведь – не редкий зверь. Обычным делом в моем детстве были только лемминги, их называют еще мышами-пеструшками. Это хорошенькие черно-рыжие зверьки, больше похожие на хомячков, чем на мышей. В некоторые годы их было так много, что они встречались буквально на каждом шагу. Неприятно было то, что кошки их ловили просто так, из любви к искусству, поскольку употребить такое количество мышей в пищу они были просто не в состоянии. В результате полузадушенных леммингов можно было найти повсюду, в том числе и дома, в собственных ботинках и сапогах. Мы даже устраивали для раненных леммингов больницы, где пытались их выхаживать.
Во всех наших легальных и нелегальных развлечениях принимала участие Дженни, только в пещерных авантюрах она не участвовала. Вообще она довольно ловко лазала по скалам, но, конечно, не все препятствия могла преодолеть. Понятно, что спуск или подъем по отвесной скале – не собачье дело. Иногда удавалось втащить ее за собой, ухватив за ошейник, правда, это было нелегко – она весила больше 50 кг. Если она понимала, что куда-то ей не влезть, она страшно волновалась – суетилась, лаяла. К счастью, собака она была очень умная, ей можно было просто указать, как она может обойти трудный участок. Она внимательно следила за рукой, а потом со всех лап, повизгивая от волнения, неслась в обход.
Вообще брать Дженни с собой на все прогулки было моей обязанностью, которая мне порой сильно досаждала. Как всякая колли, Дженька была очень эмоциональна, и переживала по любому поводу, тем более, когда я съезжала с горы на лыжах или разгонялась на коньках. Это переживание проявлялось в том, что она, пятясь задом, бежала передо мной с оглушительным лаем, пытаясь остановить. На коньках еще можно было куда-то свернуть или, в крайнем случае, сесть на попу, чтобы не врезаться в нее, а вот при спуске с крутой горы это было сделать намного сложнее – лыжи-то были не слаломные, маневрировать было трудно. Были случаи, когда она не успевала увернуться, и я на скорости врезалась в нее. Дальше летели вместе кувырком. Поэтому, собираясь гулять, я делала попытки улизнуть от нее, хотя мне это и запрещалось. Но Дженни всегда была начеку: стоило мне на цыпочках подкрасться к шкафу, где лежала моя уличная амуниция, она тут же появлялась с вопросительным выражением на морде. А уж если она засекала меня с лыжными штанами в руках, спасения не было…
вернуться к оглавлению
