Л.Н. Миронова. Дальние Зеленцы (1949-1962).
… и другие безумства
Увы, поисками пещер и нелегальными прогулками по тундре наши развлечения не ограничивались. Были и другие, не менее безумные. Например, нельзя обойти забвением наши взаимоотношения с быком-предводителем колхозного коровьего стада. В связи с особенностями климата большую часть года стадо проводило взаперти, и если у коров была возможность хоть как-то двигаться в своем стойле, несчастный бык был лишен и этой возможности, потому как его привязывали короткой веревкой за кольцо в носу. С травой, как я уже сказала, в Зеленцах было неважно, тем не менее, как только хоть немного сходил снег, стадо выпускали на волю. Наверное, это делали не для того, чтобы коровы сами искали себе пропитание, а для того, чтобы они подвигались и подышали свежим воздухом. И вот эта компания примерно из двадцати коров с быком во главе оказывалась на свободе! Пастуха, замечу, при них никогда не было, поэтому они ходили, где хотели: могли пойти в тундру, а могли и по поселку шляться. Понятно, что бык, накопивший за долгие зимние месяцы злобу на людей, лишивших его свободы, жаждал мести. Иногда ему это удавалось, тем более, что представители местного населения сами на это нарывались, изображая из себя участников корриды. Жертвами корриды становились, как правило, пьяные мужики, которые дразнить быка могли, а вот убежать от него у них не получалось. На моей памяти в Зеленцах сменилось несколько быков, поскольку для них такие инциденты тоже кончалось плохо.
Лучше всего я помню быка по имени Фонарь, огромного черного бычару с белой отметиной на морде. Помню потому, что во времена его царствования я тоже неоднократно участвовала в подобии испанского энсьерро, пролога к корриде, когда толпа идиотов несется перед быком, выбегающим на арену. Для начала Фонаря надо было разозлить, что было очень просто – он заводился мгновенно, стоило ему увидеть толпу прыгающих и визжащих подростков. Ну а потом нужно было удирать со всех ног в какое-нибудь укрытие. Однажды он загнал меня в какой-то сарай, где продержал с полчаса, злобно пыхтя под дверью и периодически шмякаясь об нее своим боком. При этом, когда он не прижимал дверь, она норовила открыться наружу, а я с перепугу не заметила, что с внутренней стороны на ней есть ручка, и все это время удерживала ее, вцепившись пальцами в узкую щель между досками. Когда осада кончилась, я не могла разогнуть свои скрюченные побелевшие пальцы.
Наивысшего «достижения» на этом поприще мы достигли однажды, когда стадо мирно проходило мимо школы во время перемены. Группе выскочивших из школы энтузиастов удалось довести несчастного Фонаря до такого состояния, что он поднялся на крыльцо школы по ступенькам и частично протиснулся в тамбур к нашему неописуемому восторгу. Это крыльцо можно увидеть на той фотографии в главе 13, где мы приколачиваем плакат с призывом к строителям. Дальше тамбура пройти у него не получилось, потому что выход из него в школьный коридор был сбоку, а развернуться на девяносто градусов не позволяли размеры тамбура. Так что ему удалось, скособочившись, лишь просунуть во вторую дверь свою башку, злобно фыркая и вращая глазами. В этот момент кто-то из учителей, услышав топот и визг, вышел из учительской и все испортил… Мы потом долго обсуждали, что было бы, если Фонарю все же удалось бы протиснуться через тамбур и он оказался бы внутри школы. К счастью, ответа на этот вопрос мы так и не получили.
Наверняка тот, кто читает сейчас про все эти безобразия и знает меня теперешнюю, усомнится в том, что я была их участником. Некоторые эпизоды, о которых я рассказала, вообще лежат за пределами здравого смысла. И не только участником, но во многих случаях и зачинщиком. Но что было, то было…
Что касается приключений, связанных с Фонарем, то не всегда их причиной было хулиганство. Иногда встречи с ним происходили случайно, и это было еще опаснее, поскольку путей для отступления могло не оказаться. Как раз такой случай произошел, когда летом 60-го года я повела на прогулку Наталью Викторовну Гессе, приехавшую в гости к Лине Зеликман. Хотя это и не относится к теме рассказа, отмечу все же, что Наталья Викторовна была очень интересным человеком: детской писательницей и переводчиком детской литературы, ее связывала дружба с такими людьми, как Лидия Чуковская и Тамара Габбе. А через много лет я узнала, что она дружила с А.Д. Сахаровым и Е. Г. Боннер; во время их ссылки в Горький в 80-е годы постоянно ездила к ним, несмотря на опасность таких поездок. Само собой, в зеленецкие времена я ничего этого не могла ни знать, ни предвидеть, но общаться с ней мне нравилось.
Почетная обязанность познакомить Наталью Викторовну с окрестностями Зеленцов была возложена на меня как аборигена (взрослые работали, а у меня как раз начались летние каникулы), и мы с ней каждый день ходили на большие прогулки. Во время одной из таких прогулок и произошел этот трагикомический эпизод. Мы отправились на Дальний пляж, так называется самая удаленная от поселка часть побережья Дальнезеленецкой губы. Местность там представляет собой что-то типа террасы длиной около километра, по одну сторону которой тянется довольно крутой склон сопки, а со стороны моря – тоже крутой песчаный обрыв и узкая полоска собственно пляжа.
Мы с Натальей Викторовной уже заканчивали прогулку и шли по тропе вдоль обрыва в сторону поселка, как вдруг увидели, что навстречу нам движется стадо во главе с Фонарем. Бежать нам было некуда, лезть на сопку было уже поздно, да и здоровье Натальи Викторовны не позволяло, поэтому мы решили залечь на песчаном обрыве в надежде, что стадо пройдет поверху и не заметит нас. Я успела взять Дженни на поводок и уговорила ее не гавкать от волнения. Это мне как-то удалось, но дальнейшие события от меня уже не зависели.
Вот земля загудела, стадо поравнялось с тем местом, где мы затаились, и мы уже решили, что вся компания протопает мимо. Но не тут-то было, неожиданно сверху свесилась коровья морда, на которой отчетливо был написан вопрос: “А чё это вы тут делаете?!”. Я никогда не думала, что коровье “лицо” может быть таким выразительным. С этого момента и до конца эпизода мы с Натальей Викторовной умирали от хохота, несмотря на то, что ситуация складывалась драматическая. Потому что дальше произошло следующее. Все коровы выстроились в ряд по краю обрыва как зрители, а Фонарь, не спеша и явно любуясь собой, съехал “на пятой точке” до половины песчаного склона. Нам, соответственно, пришлось сдать исходную позицию и тоже съехать вниз. После этого началась основная часть представления – безумные пляски Фонаря. Он выделывал совершенно невообразимые коленца – подпрыгивал, припадал то на одну ногу, то на другую, изгибался и закручивался в разные стороны, сопел, хрюкал, фыркал, мычал, в общем выдавал все, на что был способен, и совершенно явно чувствовал себя первым парнем на деревне. Коровы были в восторге от этого номера и только что не рукоплескали…
Теоретически мы тоже могли бы быть в восторге, но беда была в том, что Фонарь в ходе своих плясок продолжал потихоньку сползать по обрыву все ниже и ниже, а нам ничего не оставалось, кроме как все дальше пятиться назад, уже стоя по колено в воде. Хотя на нас были резиновые сапоги, в какой-то момент ледяная вода начала в них заливаться. Замечу, что нам еще повезло, так как эта встреча произошла на Дальнем пляже, где дно песчаное и отлогое. А если бы это было там, где камни или сразу глубоко? Фонарю-то было до фонаря, как мы себя чувствуем…
В общем, мы стояли, обнявшись, и тряслись одновременно от смеха, ужаса и холодной воды в сапогах. Продолжался этот концерт минут двадцать, а закончился только потому, что Фонарю в конце концов надоело выделываться перед своим гаремом, да и в воду лезть, скорее всего, он не собирался. Свою порцию восхищения он и так заработал. В какой-то момент он прекратил свои пляски, с презрением взглянул на нас в последний раз, кряхтя влез по обрыву наверх, и вся шайка с топотом удалилась. Мы вылезли из воды, совершенно обессилевшие от хохота и мокрые почти до пояса, а Дженни – охрипшая от лая и мокрая целиком. Удивительно, что никто из нас после этого не заболел, видно адреналин защитил.
Вообще же за свою зеленецкую жизнь я не один раз побывала в воде, что вполне естественно при таком ее количестве вокруг. Самый серьезный случай произошел, когда я была совсем маленькая, трехлетняя. Меня ненадолго оставили одну на крыльце дома, а я тут же отправилась к озеру и попыталась с мостков поймать бокоплава. Наверное, это было либо весной, либо осенью, потому что льда на озере уже или еще не было, но я еще или уже была в кроличьей шубке. Разумеется, стоило мне наклониться с мостков к воде, как я тут же потеряла равновесие и оказалась в озере. Каким-то образом я сразу перевернулась лицом вверх и какое-то время спокойно дрейфовала рядом с мостками. Шуба намокала медленно, а пока она не намокла, я держалась на поверхности. При этом я не помню, чтобы я барахталась и вообще как-то боролась за свою жизнь. Мне просто понравилось смотреть на небо из этого положения. Это я помню очень хорошо. Но неожиданно в поле моего зрения появилась тетя Настя Карельская с коромыслом на плече. С помощью этого коромысла она и выловила меня из озера. Дальше помню уже только как мама, рыдая, поливает меня теплой водой в тети Нюшиной штампе для стирки.
Были и смешные случаи. Об одном из них расскажу здесь, а о втором чуть позже, когда пойдет речь о рыбалке. Как я уже упоминала, рядом с нашим домом было так называемое Маленькое озеро, впоследствии засыпанное. В первые годы оно было очень чистое, там даже белье полоскали, но постепенно его загрязнили так, что на дне образовался слой мерзкого черного ила и мусора. Вот туда я однажды и нырнула с головой, запуская кораблик с берега, но поскольку тетя Нюша была крута на расправу, домой идти в таком виде я побоялась и не придумала ничего лучше, чем отправиться с повинной к маме на работу. А в институте как раз в это время работала академическая комиссия из Москвы. Так что, когда я вломилась в директорский кабинет, где мама вела какое-то заседание, присутствующие онемели. Мало того, что с меня лило ручьем, так я еще с головы до ног была в грязной тине. Мама прервала заседание, схватила меня за шкирку, выволокла в коридор и устроила там взбучку. Тут я поняла, что лучше было сразу домой пойти.
вернуться к оглавлению
