Л.Н. Миронова. Дальние Зеленцы (1949-1962).
Вместо эпилога
Последний раз я приезжала в Зеленцы летом 1962 года. После 62-го года ни я, ни мама не были там, поскольку просто так приехать туда было невозможно – нужно было получать вызов, оформлять пропуск. Мама все время и силы тратила на освоение нового для нее объекта – мозамбикской тиляпии – и создание в Зоологическом институте лаборатории и аквариальной для работы с этой удивительной рыбой. Изменилось и направление ее исследований. Если в Зеленцах ее работа имела, скорее, экологическую направленность, то в ЗИНе она занялась изучением физиологии рыб, в первую очередь, энергетического обмена. Для этого ей пришлось осваивать совершенно новые для нее методы исследования, да и поддержание аквариальной в рабочем состоянии требовало больших усилий.
Все первые годы работы в ЗИНе у мамы не было ни отпусков, ни выходных. То есть официально они, конечно, были, но фактически – нет. Все оборудование аквариальной было, как и в Зеленцах, самопальное и, соответственно, очень ненадежное, а любой сбой в системе обогрева или в работе компрессоров, подающих воздух в аквариумы, мог привести к гибели рыб. Поэтому мама не могла расслабиться даже в воскресенье, единственный в те годы выходной день. Обычно в воскресенье утром я ходила в ЗИН вместе с ней и помогала кормить рыб и чистить аквариумы; с лаборантами в первые годы было как-то не очень…
В 62-63 годах ситуацию упрощало то, что мы жили недалеко от ЗИНа, в нашей старой квартире на углу ул. Герцена и Невского, буквально в 15 минутах ходьбы от института. Это было особенно важно потому, что поломки в аквариальной случались и ночью; в этих случаях дежурный по институту звонил маме, и она неслась туда спасать своих тиляпий. С конца 63-го года это стало делать сложнее, поскольку мы переехали в кооперативную квартиру на Торжковской улице. Добраться оттуда до института в ночное время можно было только на такси, что и происходило неоднократно.
Кстати говоря, получению этой квартиры в немалой степени поспособствовали тиляпии. Дело в том, что тогда была популярна идея использовать их в качестве одного из звеньев замкнутых экологических систем во время длительных полетов в космос. Это идея базировалась на особенностях физиологии тиляпий – низком потреблении кислорода, неприхотливости в еде, быстром росте, интенсивном размножении. По этой причине и лаборатория, которую создавала с нуля мама, называлась лабораторией космической биологии. Через какое-то время маминой работой заинтересовались в институте Медико-биологических проблем, где, собственно, и разрабатывались эти замкнутые экологические системы. Наличие хоздоговора с этим институтом сыграло решающую роль в самый критический момент эпопеи, связанной с получением (покупкой!) квартиры. В последнюю минуту, когда дом сдали и начали раздавать ордера, оказалось, что нас по какой-то неведомой причине из списков вычеркнули, хотя жеребьевка уже состоялась, и мы даже ходили смотреть «свою» квартиру. Мама, вооружившись письмом от института, отстояла ночь в очереди к начальнику Ленжилуправления, и тот со словами: «Да, космос, это великое дело!» подписал нужные бумаги.
Усилия по созданию и поддержанию лаборатории не пропали напрасно; несмотря на все сложности, мама в эти годы вела интенсивную экспериментальную работу, опубликовала много статей с результатами своих исследований. Уже после маминой смерти в 2005 году и почти через 30 лет после того как она вышла на пенсию, ко мне приходили люди с кафедры ихтиологии и гидробиологии и просили оттиски ее статей…
Я, ради интереса, набрала в Гугле «Миронова, тиляпии» и по первой же ссылке вышла на статью неизвестного мне А.А. Ивойлова, озаглавленную «Тиляпии в России. Цитирую отрывок из нее:
«…..В Зоологическом институте АН СССР в Ленинграде, под руководством Н.В. Мироновой изучались закономерности роста, темп нарастания численности популяции и суммарной биомассы, спектр питания, в том числе возможность кормления хлореллой, т.к. планировалось использовать тиляпию в качестве объекта питания космонавтов при длительных полётах. Большое внимание уделялось также наблюдениям за особенностями размножения этой рыбы (Миронова, 1965; 1966; 1967а; 1967б; 1969; 1974; 1975а; 1975б; 1977; 1978. Миронова, Скворцова, 1967). Многие статьи Натальи Владимировны публиковались в журнале «Вопросы ихтиологии», переводившемся на английский язык. Поэтому они цитировались зарубежными учёными, изучавшими разные аспекты биологии тиляпий. Так, например, ведущий специалист в области систематики этих цихлид, доктор Э.Тревавас (Dr.E. Trewavas) в своей монографии посвященной этим рыбам, ссылается на 5 работ Н.В. Мироновой (1983).»
Что касается меня, то в 1965-м году я закончила школу, поступила в университет и уже на втором курсе начала работать в лаборатории, с которой была связана вся моя дальнейшая жизнь. Это я к тому, что новый этап, начавшийся в те годы в маминой и моей жизни, целиком поглотил наше время и силы. Однако Зеленцы мы никогда не забывали и связь с зеленчанами держали всегда. Я уж молчу про то, что до сих пор в половине моих снов действие происходит в Зеленцах…
После нашего отъезда ММБИ просуществовал там еще около тридцати лет, до начала 90-х. В 60-70-е годы и сам институт, и поселок продолжали развиваться. Создавались новые лаборатории, строилось жилье. Даже появилась улица с названием. До этого в Зеленцах вообще не было никаких улиц, а эта новая улица, по обеим сторонам которой были построены дома для сотрудников, была названа в честь М.М. Камшилова.
Изменения не в лучшую сторону начались после того как директором ММБИ стал И.Б. Токин, а затем Г.Г. Матишов. Эти люди не имели никакого отношения к морским биологическим исследованиям (а Матишов вообще не был биологом) и, по-видимому, рассматривали эту должность просто как этап своей карьеры. Потихоньку начал меняться состав сотрудников: те, кто проработал там много лет, уходили, на их место приходили новые, часто случайные люди. Если раньше костяк института составляли выпускники МГУ и ЛГУ, то теперь среди сотрудников было много людей, закончивших провинциальные университеты и имевших более слабую научную подготовку. Не буду здесь пересказывать неприятные истории, которые происходили тогда в институте, скажу только, что доносы и подставы стали в то время обычным явлением.
Закончился зеленецкий период в истории ММБИ внезапно. В 1989 году по инициативе Г.Г. Матишова институт был переведен в Мурманск. По каким-то причинам переезд произошел очень быстро, по сути в Зеленцах все было просто брошено, и здания, и лабораторное оборудование. Вслед за институтом умер и поселок. То, что создавалось десятилетиями, начало разрушаться. Понятно, что 90-е годы, особенно их начало, были не лучшим временем для российской науки. Трудности были у всех, не обошли они и ММБИ. Конечно, выживать в это время в Мурманске было проще. Но все же погубить такую уникальную научную базу было преступлением. Организационных талантов не хватило даже на то, чтобы законсервировать институт до лучших времен. А может, и цели такой не было. Даже на фотографиях жутко выглядят некогда красивые здания с пустыми глазницами окон и провалившимися крышами, лаборатории, где на полу валяются груды банок с химическими реактивами. Восстановлению там ничто уже не подлежит. Страшно представить, как все это выглядит вживую, особенно бесконечными полярными ночами. Наверное, как декорация к психологическому триллеру.
Конечно, все на свете имеет свое начало и свой конец, только мне кажется, что история Дальних Зеленцов закончилась не только печально, но и как-то неправильно.
Дальние Зеленцы, 2016 г. Фото А. Горяшко. Больше фотографий здесь.
вернуться к оглавлению
