|
|
|
Л.Н. Миронова. Дальние Зеленцы (1949-1962).
Еще немного географии и истории
Практически во всех теперешних упоминаниях о Зеленцах присутствует такое избитое понятие как «край земли». Только когда я там жила, мне и в голову не приходило, что это край чего бы то ни было. Никакой «крайности» я не ощущала. Но справедливости ради, надо признать, что, если посмотреть на карту, спорить с этим трудно. Действительно, если двигаться от Северного полюса к Кольскому полуострову по прямой, то никакой земли по пути не встретишь. Шпицберген останется справа, Новая Земля и Земля Франца-Иосифа – слева. Так что в данном случае это не штамп, а констатация факта.
Конечно, удаленность от цивилизации накладывала отпечаток на весь уклад зеленецкой жизни. Ближайшим более или менее полноценным населенным пунктом была Териберка. У Териберки были все, или почти все, атрибуты советского райцентра: райком партии, райсовет, депутатом которого в один из созывов «повезло» быть маме, больница, средняя школа с интернатом для детей с побережья, где потом доучивались некоторые мои одноклассники, издавалась газета «Териберский колхозник». Пожалуй, только памятника Ленину не хватало для полного счастья. В Зеленцах из всего этого была только школа, да и то только начальная в первые годы нашей жизни там. Хотя по прямой от Зеленцов до Териберки всего около 40 км, но эти 40 км – величина совершенно условная. Во-первых, потому что реальное расстояние намного больше: побережье изрезано заливами, или губами, как их там называют, берега скалистые, в скалах много глубоких расщелин, идущих от моря вглубь суши. Обойти все эти препятствия можно, если удалиться на некоторое расстояние от моря и идти тундрой, но и это непросто из-за множества озер и соединяющих их бурных ручьев, не говоря о Вороньей, довольно большой реке, которая впадает в море примерно на середине расстояния между Зеленцами и Териберкой. Во-вторых и в-главных, никакой сухопутной дороги вдоль побережья в мое время не было, она появилась много позже, в начале 70-х. Эту грунтовую дорогу от Североморска до Порчнихи, что примерно в десяти километрах восточнее Зеленцов, проложили военные. В Порчнихе собирались построить новую базу для подводных лодок, но не успели – СССР рухнул. Так что добираться до териберских и, что важнее, мурманских благ цивилизации в те годы можно было только рейсовым пароходом, который курсировал вдоль побережья и заходил в Ярнышную губу на пути из Мурманска и обратно. В норме это происходило с частотой один рейс в неделю. О пароходах я еще напишу, здесь же замечу, что каботажное пароходство вдоль побережья восточного Мурмана существовало, хотя и с перерывами, начиная с 70-х годов XIX века, а через 120 лет, в 90-е годы ХХ века, прекратилось, так как людей на мурманском побережье к этому времени почти не осталось. Вообще же места эти русскими людьми были обжиты давно. Я не имею в виду коренное население Кольского полуострова – саами, или лопарей, которые уже тысячи лет пасли здесь оленей. Но с начала XVII века Териберка и Дальние Зеленцы упоминаются в разных источниках как рыбацкие становища. Правда, в отличие от Териберки, которая к началу ХХ века стала большим поселком, там даже две церкви были построены, Зеленцы долго оставались крошечным поселением из нескольких домов.
Все изменилось в 30-е годы. Об одном из событий, круто изменивших судьбу поселка – начале строительства МБС в 1936г., я, конечно, знала и раньше. А вот о другом не подозревала до недавнего времени, пока случайно не наткнулась на эти сведения в интернете. Я имею в виду период с 1932 по 1940 год, когда в Зеленцах базировался трудпоселок №6, входящий в систему ГУЛАГа. Оказывается, во время коллективизации сюда под предлогом раскулачивания переселили людей из Астраханской области, по разным сведениям, от пятисот до полутора тысяч человек. Именно для них был построены щитовые бараки числом около десяти. Из этих бараков в мое время состояла та часть Дальних Зеленцов, которая называлась Старым поселком. Старым он стал называться после того как был построен Новый поселок. Думаю, что цифра 500 все же ближе к истине, полторы тысячи человек в эти бараки было бы не впихнуть, даже при большом желании. На самом деле в рассказах тети Нюши о довоенных временах довольно часто мелькали неведомые мне «астраханцы». «Неведомые», потому что при нас их уже не было, перед войной их опять переселили, на этот раз вглубь Кольского полуострова, в Кировск. Остались только бараки, в которых потом жили многие из моих одноклассников, а в одном из этих бараков была школа, где я училась в первом и втором классе. Судьба этих спецпереселенцев типична, то есть ужасна: сначала этих людей перегнали с юга страны на крайний север, а стоило им приспособиться к новым условиям существования, согнали и с этого места. После второго переселения их жизнь еще раз в корне изменилась, и не в лучшую сторону. Хотя расстояние от Зеленцов до центра Кольского полуострова, где находится Кировск (тогда он назывался Хибиногорском) не очень большое, около 400 км по прямой, различия в климате принципиальны. В Зеленцах он сравнительно мягкий, морской, сказывается влияние Гольфстрима. Главная проблема – сильные ветра, морозы ниже -15 бывают редко. А вот в Хибинах зимой часто бывает и -40. Кроме того, после второго переселения насильственно был изменен и род занятий астраханцев. В Зеленцах они в основном занимались рыболовством, что было для них привычно – большинство из них были рыбаками и в своей прежней жизни. Понятно, что способы и условия рыбного промысла в Баренцевом море очень отличались от тех, которые были знакомы этим людям, когда они жили в низовьях Волги. Тем не менее, они с этими трудностями справились, наладили новые для мурманского побережья способа лова, планы выполняли и перевыполняли. Вроде власти были ими довольны, судя по тогдашним газетам. Однако это не спасло их от переселения в Хибины, где всех оставшихся в живых к этому времени мужчин отправили на апатитовые рудники. Почувствуйте разницу. Я не случайно написала про «оставшихся в живых». Несмотря на то, что изначально эти люди были наказаны неизвестно за что, репрессий 37-38-го годов они тоже не избежали. В это время в Зеленцах были арестованы десятки людей из их числа. Одна из спецпереселенок, Мария Марковна Афанасьева, воспоминания которой я нашла в Сети, рассказывает, как в марте 38-го года в один день НКВДшники забрали в Зеленцах пятьдесят человек, в том числе и ее мужа. Сделали они это так, как у них было принято, то есть подлейшим образом. Чтобы у людей не возникло подозрений раньше времени, они появились в Зеленцах вместе с агитбригадой, мигрировавшей на специальном судне вдоль побережья с концертами. Концерт был грандиозным событием в тогдашней жизни и, конечно, отвлек внимание большинства людей. Тем временем мужчин, подлежащих аресту, обманом заманили на суда, на которых они рыбачили, якобы для пробного выхода в море. После того как суденышки отошли от берега, их перегрузили с этих суденышек, угрожая оружием, на большое судно, на котором прибыла агитбригада. К этому моменту люди уже поняли, что произошло. На берегу собралась толпа плачущих женщин и детей, арестованные мужчины кричали и махали с борта судна. Дав прощальный гудок, оно ушло в Мурманск. Дальше все шло по типовому сценарию: сначала об увезенных мужчинах ничего не было известно, потом о некоторых удалось узнать, что они осуждены на десять лет без права переписки. Истинное значение этой формулировки тогда мало, кто понимал. Мария Афанасьева в начале 40-х получила свидетельство о смерти мужа от воспаления легких и только в 90-е узнала, что на самом деле он был тогда же, в 38-м, расстрелян в Левашово.
Зачем я об этом пишу? Ведь ко мне эта история не имеет прямого отношения, если не считать того факта, что моя первая школа находилась в одном из бараков бывшего трудпоселка. Хотя, как я уже сказала, тетя Нюша иногда упоминала каких-то мифических астраханцев, я была уверена, что они приехали на Север добровольно, по вербовке – была тогда такая форма привлечения рабочей силы в места, где ее не хватало. А оказывается, они там оказались совсем не добровольно. Возможно, взрослые и говорили об этом между собой, но до нас, детей, эти разговоры не доходили. Поэтому «трудпоселок №6», о котором я узнала спустя целую жизнь, оказался для меня скелетом, обнаруженным в собственном шкафу. Еще об одном скелете в шкафу, правда из более поздних времен, я тоже узнала не так давно. Последний раз я была в Зеленцах летом 1962-го года, уже отучившись год в Ленинграде. Мама в это время получила место старшего научного сотрудника в Зоологическом институте и готовилась к переезду. Мне она разрешила в последний раз приехать и попрощаться с Зеленцами. Я была счастлива. Но, думаю, вряд ли мама согласилась бы на мой приезд, если бы знала о том, что происходило в это время на Новой Земле. Оказывается, 61-62-й годы были временем самых интенсивных ядерных и термоядерных испытаний на этом полигоне. Суммарная мощность того, что было взорвано именно там и именно в это время, составляет 94% от того, что было взорвано в СССР за все время испытаний. Достаточно упомянуть «Кузькину мать», водородную бомбу, самую мощную из всех ядерных бомб в истории, взорванную в октябре 61-го. Причем и этот взрыв, и другие, проводились в атмосфере, на высоте нескольких километров. Новую Землю отделяет от Зеленцов менее чем 1000 км открытого моря, при этом не надо забывать об ураганных ветрах и огромном количестве осадков, типичных для тамошнего климата. Никаких оповещений и предостережений населения не было, как не было и радиационного контроля. Не знаю, проводилась ли впоследствии какая-то статистика по онкологическим заболеваниям, но мне кажется, что случаев таких заболеваний было много.
В 1936-м году, как я уже сказала, в Зеленцах началось строительство МБС. Вообще-то морская биостанция на Баренцевом море существовала с конца XIX века, только размещалась она на берегу Кольского залива, совсем недалеко от Мурманска, в Александровске, позже переименованном в Полярное.
Морская биологическая станция в Полярном, 1925 г. Из архива Н.В. Мироновой.
В 1933 году станция была закрыта, многие сотрудники арестованы. О событиях, которые предшествовали закрытию станции, мама, еще в Зеленцах, рассказывала мне (шепотом) со слов Германа Августовича Клюге, который с 1909 года был ее директором. Теперь я знаю об этой истории из воспоминаний и других ее участников. Так вот, однажды ночью дежурный по станции, только не помню, был ли это сам Клюге, или кто-то из сотрудников был разбужен настойчивым стуком в дверь. На вопрос: «Кто там?», последовал ответ: - Сталин. Таки да, это был сам отец народов. Понятно, не один, а в сопровождении свиты. Целью этого ночного визита было отнюдь не знакомство с научной тематикой станции. Дело в том, что в это время выбиралось место для строительства базы Северного флота, и выбор пал на Александровск. Станцию нужно было срочно ликвидировать, и проще всего это было сделать путем физического устранения тех, кто там, непонятно зачем, по мнению кремлевских товарищей, копошился. Сценарий стандартный: «разоблачительные» статьи в газетах и последовавшие за ними аресты, но поскольку самые людоедские времена еще не наступили, приговоры были не такие страшные, как в конце 30-х. Из двадцати двух арестованных «всего лишь» одиннадцать человек отправились в лагерь, остальные, в том числе и сам Клюге, получили условные сроки и запрет на жизнь в Ленинграде. Клюге удалось устроиться зимовщиком на полярную станцию на Новой Земле, где он пробыл полтора года. Таким образом, задача ликвидации станции в Александровске была успешно решена. Я помню Германа Августовича уже очень пожилым человеком. Когда мы приезжали в Ленинград, он иногда заходил к нам домой на ул. Герцена расспросить маму о зеленецких делах и всегда приносил мне что-нибудь интересное. Однажды, к моему восторгу, он принес огромную коробку конфет «Сказки Пушкина», которую мы с мамой по дороге из моей детской поликлиники на Фонтанке всегда разглядывали в витрине бывшей филипповской булочной на углу Невского и Караванной (тогда это была улица Толмачева).
В 1935-м году Академия Наук добилась согласия правительства на организацию новой морской биостанции на Крайнем Севере. Начались выборы места для нее, и таким местом стала Дальнезеленецкая губа. Надо признать, что этот выбор был исключительно удачен с нескольких точек зрения. Во-первых, акватория губы надежно защищена от морских штормов пятью островами, находящимися у входа в нее. Во-вторых, основной пролив и сама губа достаточно глубоководны даже для больших судов, Правда, пассажирские пароходы из соображений безопасности потом начали заходить в более глубокую соседнюю губу, Ярнышную. В-третьих, рядом с местом, где предполагалось развернуть строительство, расположен источник пресной воды – озеро Промерное. Наконец, место все же обжитое, а на момент начала строительства даже многонаселенное за счет астраханцев. Вероятно, их тоже привлекали к строительству, хотя точно я этого не знаю.
План будущей биостанции, реализованный лишь частично
Наиболее пригодным местом для строительства МБС была та часть Дальнезеленецкой губы, которая называется бухтой Оскара по имени норвежского священника, который в начале ХХ века жил на этом месте. Бухта Оскара, как это хорошо видно на карте, еще лучше защищена от морских штормов, чем остальная часть Дальнезеленецкой губы, да и озеро находится совсем рядом. На ее берегу и были построены все основные здания: само лабораторное здание, жилой дом, и несколько вспомогательных зданий: электростанция, мастерские, склад, банно-прачечный дом, на моей памяти никогда не использовавшийся по назначению. Работа была проделана титаническая, особенно если учесть, что строилось все не только на голых камнях, но и голыми руками. Никакой техники – ни экскаваторов, ни бульдозеров, ни подъемных кранов, ни грузовиков – не было и в помине. Да что там грузовики, если первая лошадь в Зеленцах появилась в начале 50-х! Об этой лошади я еще напишу. А тогда единственной рабочей силой были люди.
Вид на бухту Оскара летом 1936-го, еще до начала строительства МБС. На переднем плане барак, где я училась в 1-м и 2-м классе.
Сейчас я даже представить не могу, как в этих условиях можно было построить дороги, два моста, плотину и не просто большие, но и интересные по архитектуре дома. Как, например, можно было вручную закладывать фундаменты домов, если под ними находится голая скала? И ведь эти дома все еще не рухнули, хотя были брошены на произвол судьбы почти 30 лет назад… Некоторое представление о том, как проходило строительство, дают архивные рисунки и фотографии. Кстати, на плане будущей биостанции видно, что озеро Промерное изначально было меньше по площади, чем потом. Увеличение его размера произошло благодаря строительству плотины на ручье, ведущем из озера в море. В результате уровень воды поднялся, и оно слилось с небольшим озерком, расположенным чуть севернее.
[АРХИВНЫЕ ФОТОГРАФИИ СТРОИТЕЛЬСТВА МБС СМ. В ФОТОАРХИВЕ]
Что касается интересной архитектуры, то я уже говорила это про «мой» дом. Но в такой же мере это относится и к другим зданиям МБС, даже к вспомогательным – электростанции и мастерским. У всех были фундаменты из камней, все были крыты красной черепицей, но при этом совершено не похожи друг на друга. Самым интересным было главное, то есть лабораторное, здание МБС. Оно состояло как бы из нескольких частей, и с разных ракурсов смотрелось совершенно по-разному. В моем детстве говорили, что биостанция была построена по норвежскому проекту, но теперь я выяснила, что проектировал МБС художник и архитектор А.Ф. Рюмин. Примерно в то же время он вместе с Н.Е. Лансере участововал в строительстве знаменитого «Дома медиков» в Ленинграде, на Кировском (Каменноостровском) проспекте, д. 69/71. Думаю все-таки, что скандинавские мотивы при выполнении зеленецкого проекта в его голове бродили.
Вид на здание МБС из окна нашей комнаты
Некрасивым был только Шельпинский дом. Он назывался так потому, что в самом начале строительства был перевезен из соседнего становища Шельпино и использовался как жилье для тех, кто строил МБС. Понятно, что никаких архитектурных достоинств у него не было. Это был обычный щитовой двухэтажный дом. Потом в нем жил персонал МБС: Широколобовы, Арефьяновы, Байгузины, Туляковы, Ермаковы, Полещуки. Моя одноклассница и подружка Таня Смирнова с мамой и бабушкой тоже жили в Шельпинском доме, пока не переехали в отдельный домик в Новом поселке. Шельпинский дом прославился тем, что когда-то, в конце 40-х, во время урагана с него целиком сорвало ветром крышу. При этом с ней ничего не случилось, она перелетела через Дальнезеленецкую губу и в целости и сохранности приземлилась на Немецком острове. Потом ее вернули на место. Скорость ветра, зафиксированная тогда Зеленецкой гидрометстанцией, составила 65 м/сек.
В общих чертах строительство МБС было закончено перед войной. Во время войны станция не функционировала, но все построенное сохранилось. Очевидно потому, что населения в годы войны в Зеленцах почти не было. Тетя Нюша, кстати, была среди этих немногих. По ее словам, несколько раз в Зеленцы прилетали немецкие самолеты и сбрасывали бомбы. Но не на дома, а в воду Дальнезеленецкой губы. Поначалу, услышав гул самолетов, все бегали прятаться в скалы. Потом привыкли и прятаться перестали. Не знаю, почему немецкие летчики так делали. Может, они понимали бессмысленость таких бомбежек? Ни военных объектов, ни гарнизона в Зеленцах тогда не было. В то же время на глазах у зеленецких жителей немецкий военный корабль однажды расстрелял и утопил наше рыболовецкое суденышко. Напоследок запоздалая мысль, которая посетила меня совсем недавно. Когда я жила в Зеленцах, тамошний мир мне казался вечным и незыблемым. Только теперь я осознала, что на самом-то деле мы приехали туда всего через тринадцать лет после начала строительства МБС, причем в эти тринадцать лет вошли и четыре военных года, когда все работы были прекращены. Получается, что в 49-м году станция была только-только построена. Наверное поэтому в моих ранних воспоминаниях все вокруг такое новое и чистое. Помню, к примеру, что тетя Нюша полоскала белье в Маленьком озере возле нашего дома, а потом раскладывала выполосканные простыни на травке. В последующие годы это было уже невозможно. А что касается незыблемости, то будущее показало, что порушить все это можно легко…
|