Л.Н. Миронова. Дальние Зеленцы (1949-1962).

Как на МБС проводили свободное время

         В начале 50-х, когда я была совсем маленькая и народу на биостанции было мало, по воскресеньям часто все вместе ходить гулять куда-нибудь в тундру или вдоль берега. Конечно, не зимой, а в бесснежное время года.  Меня обычно брали с собой, и, судя по маминым письмам, уже осенью 50-го, в три с половиной года, я бодро проходила километров по пять. Правда, обратный путь я совершала на шее Михалыча (М.М. Камшилова) или Иваныча (Ю.И. Полянского). При этом сладко спала, положив голову на кепку своего «носильщика».

       Как-то раз во время такой прогулки я захотела пить. С собой воды не было, но поскольку мы были рядом с морем, я стала требовать, чтобы мне дали попить прямо из моря. Попытки убедить меня, что это не вариант, были безуспешны – я продолжала канючить. Чтобы закрыть вопрос, кто-то из взрослых зачерпнул морской водички игрушечным ведерком, которое у меня было при себе, и дал мне. Я сделала глоток, от неожиданности перекосилась (в Баренцевом море океаническая соленость), но тем не менее скроила на своей физиономии счастливую улыбку и фальшивым голосом сказала: «Вкусно!». Правда, второй глоток делать не стала.

На Красной скале. Слева направо: Р.И. Цееб, В.В. Герасимов, мама, Э.А. Зеликман, Н.М. Милославская, Е.Н. Черновская.
При желании можно заметить и меня.

Та же компания с другого ракурса.

      Помню еще один трагикомический эпизод, связанный с этими прогулками. Во время одной из них вся компания, человек пять-шесть взрослых и я, была задержана пограничниками в районе Аварийного мыса и под дулами автоматов отконвоирована на заставу. Когда «арестантов» проводили мимо нашего дома, меня отпустили на свободу, поскольку мне было не больше четырех и на государственного преступника я не тянула. Тем не менее я ревела белугой, поскольку мама осталась под арестом.

       Оказалось, что примерно в то время, когда мы гуляли, в наши территориальные воды в этом районе, то есть в так называемую трехмильную зону, заходило ненадолго какое-то иностранное судно. Скорее всего, это были норвежские рыбаки, которые постоянно залезали в наши воды. Соответственно, наши вечно паслись в норвежской акватории. Иногда это кончалось задержанием чужого судна, но в общем, это было обычное дело, и никто на это не реагировал. Нашим, правда, в случае задержания приходилось по-быстрому избавляться от сетей, поскольку размер ячеи обычно не соответствовал международным правилам, запрещающим вылов молоди. Но в тот раз в чьем-то воспаленном мозгу возникла гипотеза, что судно шпионское, а наша группа – это высаженный с него десант. И хотя пограничники прекрасно знали всех зеленецких жителей не только в лицо, но и поименно, «десантников» во главе с М.М. Камшиловым отконвоировали на заставу и только после проверки отпустили.

        Другая традиция наших первых зеленецких лет – это посиделки воскресными вечерами, которые называли ассамблеями. Для этих ассамблей женщины готовили что-то вкусное в соответствии с принципом «голь на выдумки хитра».  Действительно, трудно представить, что можно, например, испечь, если нет ни муки, ни яиц, ни масла. Однако даже торты ухитрялись делать. Для этого использовали сухари, печенье, детскую муку (был такой продукт), сухое молоко, яичный порошок, запасы варенья и так далее. Мама тоже принимала участие в этих ассамблеях, отвертеться было невозможно, хотя очень их не любила. Во-первых, потому, что на них все-таки пили, а мама терпеть не могла алкогольные возлияния; а во-вторых, потому, что плохо себя чувствовала «в обществе». Остальные члены «общества» были в той или иной мере состоявшимися людьми – кандидатами или даже докторами наук, у большинства были семьи и не было таких, как у нее, финансовых проблем. Ну и самое главное, она была в постоянном напряжении из-за того, что надо было скрывать, кто настоящий отец ее ребенка (то есть меня), и что тот, кто им считается, сидит в лагере. По своей природе мама была человеком прямым, и необходимость держать все это в тайне сильно ее угнетала. Она была еще молода, и довольно скоро рядом с ней появился человек, который решил бы все ее проблемы, если бы она согласилась связать с ним свою жизнь, но она не могла предать Николая в ситуации, в которой он оказался.

       Через несколько лет традиция ассамблей и обязательных общих прогулок заглохла, но все равно летом, в выходные дни, могли спонтанно вместе отправиться в тундру на озера или на лодке на острова в Дальнезеленецкой губе. А иногда и просто после работы ходили куда-нибудь поблизости, как на фотографиях, где наша компания сидит на Красной скале. Оттуда открывался замечательный вид на всю округу: на Дальнезеленецкую и Ярнышную губы, на Зеленецкие острова и Гусинцы. Чтобы было понятно, какой высоты Красная скала, я специально привожу фотографию с какой-то неизвестной мне парой на ее уступе.   

Красная скала

      Один из коллективных выездов на Гусинцы состоялся летом 57-го года. Гусинцы – это два острова рядом с входом в Ярнышную губу. Погода была замечательная – тихо, тепло, даже жарко. Бывало и такое, правда, не очень часто. Там я впервые увидела вблизи тупиков, необычных птиц с огромными красными носами, немного похожих на попугаев. Про чаек и кайр и говорить нечего, их там были тысячи.

       В то лето в Зеленцы приехала по своим научным делам мамина однокурсница и подруга Ирина Викторовна Ивлева. С собой она взяла дочку Лену, мою ровесницу. Так что на фотографиях, которые я привожу ниже, есть и они. 

Лето 1957-го года. На Большом Гусинце. М.М. Камшилов, Лена Ивлева, я; в середине птенец чайки.

       Что касается птичьих базаров, то, наверное, самый интересный из тех, что находятся поблизости от Зеленцов, это птичий базар в пещере.  Пещера эта находится в отвесной скале рядом с Чеврами – бухтой, следующей к востоку за Дальнезеленецкой, и попасть в нее можно только на лодке и только в идеальную погоду. При этом чайки и кайры, гнездящиеся на уступах внутри пещеры, защищают свои владения самым простым способом – как только лодка появляется в пещере, на нее обрушивается град птичьего помета.

Пещера с птичьим базаром в Чеврах.

      Помню один из вечерних походов в то же жаркое лето 57-го года на Зеленецкое озеро – ближайшее к поселку довольно большое озеро в тундре. По тому, как все одеты, понятно, что очень тепло. Мы даже купались, отбиваясь от полчищ комаров, которым тоже нравилась такая погода. На фотографии – ритуальный хоровод вокруг догорающего костра. По-моему, всем было очень весело.

На Зеленецком озере. По часовой стрелке: М.М. Камшилов, Э.А. Зеликман, Ю. Поздняков, И.В. Ивлева, О.Ф. Кондрацова, я, Н.М. Милославская, Н.С. Никитина. Лена Ивлева заливает костер.

         Лена Ивлева, с которой мы провели лето 57-го года, была «биологическим ребенком» и с энтузиазмом разбирала вместе со мной так называемое бентосное корыто. Бентосное корыто – это «улов», который получают после того как судно протащит по морскому дну особую сетку, или драгу. Всю живность, что попадает в эту драгу, вываливают в какую-нибудь ванну или корыто, а потом сортируют, чтобы охарактеризовать тот или иной участок дна по тому, кто его населяет. Иногда меня просили помочь в первичной сортировке, то есть разложить отдельно звезд, ежей, офиур, голотурий, раков-отшельников, моллюсков и т.д. Занятие очень увлекательное. После такой грубой сортировки к делу подключались специалисты, которые могли заняться детальным описанием видового разнообразия собранных проб. 

Лена Ивлева и я за разборкой бентосного корыта.

       Иногда жара могла простоять довольно долго, и тогда в тундре начинались пожары – горел торф. Следы этих пожаров потом долго сохранялись в виде «жареных» валунов и скал. Из-за высокой температуры их поверхность покрывалась сетью трещин. Постепенно, под воздействием осадков, этот обгоревший слой отшелушивался, и камни восстанавливали свой исходный вид.  Надо сказать, что помимо всех прочих негативных последствий таких пожаров, они опасны тем, что торф может гореть под поверхностью почвы, без выхода открытого огня. В результате образуются пустоты с очень высокой температурой внутри, куда может провалиться не только человек, но и машина. В Зеленцах таких происшествий при мне не было, но в Мурманской области такое случалось не раз.

        Чаще, конечно, на смену теплым дням быстро приходили холодные. Стоило поменяться направлению ветра. В одном из писем лета 50-го года мама рассказывает, как мы ездили на лодке на Немецкий остров и как я бегала там в трусиках и майке, а на следующий день гуляла уже в шубе.

1958г. Время ромашек. Слева направо: Нина Юдина, Саида Байгузина, О.Ф. Кондрацова, М.М. Камшилов, А. Жабрева, Л. Позднякова.

         Капризы погоды иногда приводили к трагическим последствиям. Например, страшная история случилась летом 51-го года. Я, конечно, помню из нее только какие-то стоп-кадры, все в целом – по более поздним рассказам взрослых. История такова. Несколько сотрудников в хороший июньский день отправились на морскую проулку на большой шлюпке. Их было человек пять-шесть, среди них две девушки и, кроме того, местный мальчик лет десяти, Валя Басовский.  За старшего был начальник гидрометстанции, у которого была беременная жена. Слава богу, в этой прогулке она не участвовала. В какой-то момент решили поставить парус, но как только сделали это, налетел шквал и перевернул шлюпку. Все оказались в ледяной воде. Девушкам мужчины помогли взобраться на киль, а мальчика посадили в маленькую резиновую лодочку, которая была у них с собой. Кажется, ее даже пришлось надувать. В результате сами они слишком долго пробыли в воде и погибли. Никого из них даже не нашли. 

      Дрейфующую в море перевернутую лодку через какое-то время заметили с берега пограничники; девушек удалось снять и доставить на МБС. Как раз связанные с этим моменты я и помню: сначала, как прибежавшая с работы мама срывает с вешалки в прихожей теплые вещи, в том числе висящий там всегда овчинный тулуп. Потом все это мама с тетей Нюшей бегом потащили на станцию. Меня пришлось взять с собой, оставить было не с кем, поэтому я видела, как девушек несли на руках, а они, будучи явно без сознания, цеплялись мертвой хваткой за все, что оказывалось рядом. Все же, несмотря на переохлаждение, они остались живы, и подробности того, что случилось, от них потом узнали. Из Зеленцов они, правда, уехали навсегда, как только смогли это сделать. 

Резиновую лодку, в которую посадили Валю Басовского, пограничники тоже видели; ее принесло приливом в Дальнезеленецкую губу. Только они решили, что она пустая, потому что он лежал в ней, и с берега его не заметили. В итоге лодку прибило к Дальнему пляжу, где на следующий день и нашли Валю, умершего от переохлаждения. 

       Это я к тому, что расслабляться в тамошнем климате нельзя ни на минуту. Да и вообще для жизни на севере нужны навыки. Люди, у которых этих навыков нет, часто попадают в неприятные истории. Помню, как в Зеленцы приехала группа новых молодых сотрудников, только что окончивших Ленинградский университет девочек и мальчиков. В первые же выходные они отправились гулять в тундру. В итоге с этой прогулки они возвращались «частями», по одному-по двое, чуть ли не всю следующую неделю. Кто-то пришел сам, кого-то долго искали. Каким-то образом все разбрелись в разные стороны, ориентацию потеряли, хотя нам, туземцам, было трудно себе представить, как можно не понимать, в какой стороне находится море. Слава богу, все нашлись и серьезных травм не было, только оголодали, да и комары заели.

вернуться к оглавлению