Ушаков П.В. Из воспоминаний о прошлом // «Отечественные зоологи». Труды Зоологического института РАН. Том 292. С.-Петербург, 2002. Стр. 98-139. /фрагменты/.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О ПРОШЛОМ

П.В.Ушаков

Меня просили написать о прежних морских гидробиологических исследованиях, в которых мне довелось участвовать в далеком прошлом, в довоенный период. Конечно, есть что вспомнить. В основном я остановлюсь на людях, с которыми непосредственно работал или имел тесный контакт, причем постараюсь дать некоторые характеристики и сведения, не упоминавшиеся ранее официально. Научные же результаты большей частью опубликованы в соответствующих отчетах и статьях. Сейчас, в таком преклонном возрасте, находясь в некоторой изоляции, в Доме-пансионате ветеранов науки АН СССР, в городе Пушкине, трудно вспомнить многие детали. Последнее усугубляется еще тем, что в период блокады Ленинграда все мои записи, дневники, книги и прочие документы были безвозвратно утрачены, да и нет в живых почти никого из тех, с кем я совместно работал в довоенный период, кто мог бы мне что-либо подсказать, напомнить. Приходится уповать на слабеющую память. В соответствии с этим мои воспоминания весьма отрывочны, не всегда последовательны. Было много хорошего, счастливого, но были и тяжелые обстоятельства, которые не забывались.

Сначала несколько слов о себе, об основных этапах моей жизни и научной деятельности. Я — коренной петербуржец, переживший все трудности первых революционных лет. В 1920 г. на основании лишь одной справки управдома, что мне исполнилось 17 лет, я поступил в Петроградский университет на биологическое отделение физико-математического факультета (в том году еще не было никаких вступительных экзаменов). Законченного полного среднего образования у меня фактически не было, ибо школы в голодном и холодном Петрограде работали частично — оставалось очень мало учителей. Это вносило в жизнь некоторые дополнительные затруднения.

Первую студенческую практику я прошел в Старом Петергофе, в только что созданном Петергофском естественно-научном институте (первоначально — станции) Петроградского университета. Там в этот период господствовали весьма демократические условия. Свои первые научные шаги я начал под руководством профессора К.М.Дерюгина. Особое для меня значение имела поездка в 1921 г. на Мурманскую биологическую станцию Петроградского общества естествоиспытателей (Кольский залив). Здесь я впервые познакомился с морской фауной, с прибрежными подводными ландшафтами, жизнью литоральной зоны, осушаемой во время отлива. Все это не могло не произвести на меня, еще ничего не знающего молодого человека, огромное впечатление, и в конечном счете уже эта первая поездка определила всю мою дальнейшую деятельность.

Окончив университет в конце 1924 г., я поступил на работу в Гидрологический институт (ГТИ), где К.М.Дерюгиным создавалась гидробиологическая лаборатория. Вначале работал по изучению прибрежных биоценозов Новой Земли, затем занялся исследованиями дальневосточных морей. В 1935 г. произошла реорганизация ГГИ, и все гидробиологи, в том числе и я, были переведены в Зоологический институт АН СССР (ЗИН). Мне была поручена организация новой биологической станции на Восточном Мурмане, в губе Дальнезеленецкой. Этим делом занялся с большим интересом, хотя потребовалось немало усилий. Все шло весьма успешно, но ситуация в отношении меня искусственно осложнялась, о чем скажу дальше, и мне пришлось в 1939 г. вернуться обратно в ГГИ, где на меня были возложены работы, далекие от изучения фауны (в основном гидрометеорологические справочники). Вновь вернулся в ЗИН лишь по окончании войны, в конце 1945 г., и оставался его сотрудником до ухода на пенсию в 1982 г.

…………………………………………………………………………………………………

Согласно записям в трудовой книжке, с 1 января 1936 г. по постановлению Президиума Академии наук я был назначен на должность заместителя директора ЗИН на вновь организуемой Мурманской биологической станции, на Восточном Мурмане, в Дальних Зеленцах. На меня были возложены все заботы по проектированию нового поселка, организации строительных работ и налаживанию научных исследований. Обязанности были ответственные, нелегкие, но все это я воспринял с большой охотой и отдался новому делу, можно сказать, целиком. Мне была хорошо понятна необходимость для нашей науки морской биологической станции на берегу Баренцева моря. Еще в студенческие годы мне приходилось работать на Мурманской биологической станции Петроградского общества естествоиспытателей в Кольском заливе. Большой опыт работы той станции, естественно, хотелось использовать и перенести на новую.

История станции в Кольском заливе, которая была закрыта в 1933 г. в связи со строительством военно-морской базы в Екатерининской гавани, отчасти изложена в моей статье «К столетию организации первой морской биологической станции на Кольском севере» (сб. «Биологические исследования северных морей», Апатиты, 1983). Этой старой станцией был осуществлен большой комплекс научных работ, а, главное, она выполнила важную роль «кузницы кадров» морских исследователей. Не могу не вспомнить заведующего станцией в Кольском заливе Германа Августовича Клюге (1871-1956), который с 1908 г. бессменно руководил станцией в течение 25 лет, а закончил свой жизненный путь, будучи сотрудником новой станции в Дальних Зеленцах. Ему посвящена отдельная (наша совместная с Е.И.Андросовой) статья в этом же сборнике.

Первыми научными сотрудниками новой МБС стали только что окончившие ЛГУ по кафедре гидробиологии В.В.Кузнецов и его супруга, Т.А.Матвеева, до этого проходившие стажировку на Беломорской методической станции ГГИ в Умбе. Они были зачислены в штат МБС в 1936 г., когда строительство станции еще только начинало разворачиваться. Несмотря на трудные бытовые и нелегкие для научной работы условия (для сотрудников арендовали комнаты в бараках поселка), они сразу включились в изучение бентических организмов в окрестностях станции. Результаты этих первых исследований опубликованы в первом томе трудов МБС, вышедшем из-за начавшейся войны лишь в 1947 г. Уже с первого момента особенно бурную деятельность проявил В.В.Кузнецов, который был незаменимым моим помощником во всех делах МБС. Все заботы по организации новой станции он принимал близко к сердцу.

Владимир Васильевич Кузнецов был большим энтузиастом и обладал неиссякаемой энергией. Больше всего его увлекали вопросы общей биологии моря — жизненные циклы массовых видов беспозвоночных и водорослей, динамика биоэкологических процессов, причем он обращал сугубое внимание на географическую изменчивость биологических процессов. Он всегда живо, с темпераментом докладывал результаты своих научных исследований. За относительно короткую жизнь (он умер в 1961 г., не достигнув 50-летнего возраста) им было сделано немало.

Начатые с широким размахом работы на МБС были прерваны войной. В.В.Кузнецов ушел на фронт добровольцем и, защищая родной Ленинград, был дважды тяжело ранен. По окончании войны, когда встал вопрос, кому поручить восстановление станции, сильно пострадавшей во время войны, выбор пал на В.В. Он был назначен ее директором и со всей присущей ему пылкостью выполнял свои обязанности. На посту директора МБС он оставался до 1954 г., когда, не сработавшись с администрацией Кольского филиала Академии наук, которая явно недооценивала значение стационарных биологических наблюдений, перешел на заведование Беломорской биологической станцией в губе Чупа (мыс Картеш), принадлежавшей Карельскому филиалу Академии наук. В дальнейшем, в 1968 г. станция была передана ЗИН АН СССР.

Период работ на Беломорской станции был для В.В. наиболее успешным. Можно было удивляться, как успевал он совмещать большую организаторскую деятельность и осуществлять глубокие научные изыскания, обрабатывая огромные, лично им собранные материалы. Все исследования В.В. носили целеустремленный характер и представляли определенный шаг вперед в познании биопродуктивных процессов, совершающихся в море. Его концепция биологических процессов, которая не во всех случаях принималась однозначно, изложена во многих статьях и в двух книгах: «Белое море и биологические особенности его флоры и фауны», 1960, 322 с. и «Биология массовых и наиболее обычных видов ракообразных Баренцева и Белого морей», 1964, 242 с. Путем сравнительного изучения биологических процессов у одних и тех же видов беспозвоночных различных районов их обитания и биологического анализа отдельных популяций В.В.Кузнецову удалось показать, что в Белом море в основном процветают виды с коротким жизненным циклом и с пелагическими яйцами, т.е. виды, размножение которых непосредственно не связано с прибрежными илистыми грунтами. Это — одно из его представлений об особенностях биологии Белого моря.

Полученные материалы по Белому морю послужили основой для присуждения В.В.Кузнецову ученой степени доктора биологических наук. Защита диссертации была непомерно затяжной (продолжалась около 4 часов) из-за неоправданного резко отрицательного коллективного (от целой лаборатории) отзыва ряда московских ученых. Последнее, в свою очередь, был обусловлено тем, что в публичных выступлениях В.В. был иногда непозволительно резок. Он допустил жесткую критику московских ученых, оценивающих биологическую продуктивность по биомассе, полученной с помощью дночерпательных проб (парадокс: в Каспии — наиболее низкая бентическая биомасса, и в то же время оно наиболее продуктивно в рыбохозяйственном отношении). Увы, и такие ситуации возможны в ученой среде. Другой такой сложной защиты с пылкой дискуссией не помню.

В.В.Кузнецов обладал исключительной волей, большой страстностью и трудолюбием. Уже совершенно больной, отчетливо сознавая всю безысходность своего положения (заболевание раком), он в то же время долго и упорно боролся за жизнь, за каждую малейшую возможность быть на море,— так ему хотелось работать и закончить свои исследования. В память о своем директоре и руководителе сотрудники Беломорской станции воздвигли обелиск из серых прибрежных камней на острове Феттах, у входа в Кривоозерскую бухту. Умер В.В.Кузнецов 6 июля 1961 г., похоронен на Казанском кладбище в г. Пушкине.

Следовало бы отметить и многих других научных сотрудников, принимавших непосредственное участие в организации и работах новой МБС, но у меня нет достаточного материала и возможностей. Хорошие отношения сложились у меня с начальником строительства В.А.Рубининым, совсем молодым коммунистом, глубоко заинтересовавшимся задачами станции, а также с главным инженером П.А.Клюссом. Весь этот начальный период организации станции вспоминается с большим удовлетворением. Все дела шли удачно, живо и гладко. По-видимому, еще не было той бюрократии, которая так развилась в последующие годы. Для характеристики того времени скажу о тех контактах, которые у меня были с Президентом АН СССР академиком В.Л.Комаровым.

Защита проекта строительства проходила с многочисленными строительно-архитектурными планшетами на Президиуме Академии наук под председательством В.Л.Комарова, который как ботаник живо интересовался альгологическими исследованиями, и в дальнейшем он всегда вникал в нужды МБС. По своему положению мне часто приходилось ездить в Москву для согласования тех или иных вопросов. Помню, как однажды я долго сидел в приемной президента в ожидании, когда он освободится для разговора со мной. Наконец, секретарша мне объявила: «Вы сейчас пойдете вместе с президентом обедать и решите все вопросы за обедом». И действительно, в столовой отдельный столик был заранее накрыт на двоих. Разве мыслимо такое ныне, когда обеденный зал для академиков и членов-корреспондентов обособлен от остальных?

Передо мной на столе лежит довольно объемистый первый том «Трудов Мурманской биологической станции» (изд. АН СССР, 1948) с результатами научных исследований, выполненных в самом начальном периоде организации МБС, когда еще только начиналось строительство основных зданий самой станции. Этот том в основном был подготовлен мной к печати еще до начала Великой Отечественной войны. Мне, откровенно говоря, сейчас не верится, как все это можно было выполнить за столь короткий период? Конечно, все мы были очень молоды, а, главное, был очень дружный коллектив как научных сотрудников, так и строителей, объединенный общими интересами и большим энтузиазмом. В этом томе даны как общая характеристика особенностей состава и распределения морской флоры и фауны (с картой основных биоценозов), так и очень солидная характеристика особенностей гидрологического и гидрохимического режима вод в окрестностях станции.

Помимо стиля и характера научных работ, в общий облик новой станции мне хотелось внести и некоторые архитектурные черты очень дорогой для меня старой станции в Кольском заливе. Строительство начиналось в сложных условиях. В Дальних Зеленцах был лишь небольшой поселок барачного типа с переселенными сюда астраханскими рыбаками, при которых был комендант-смотритель Николаев, выполнявший все функции советской власти. Было очень жаль несчастных астраханских рыбаков: в не свойственных для них условиях они были не в состоянии вести непривычный им прибрежный лов трески «на поддев» с поморских «иол». Они занимались вязанием сетей и постепенно вымирали. При строительстве зданий станции мы были вынуждены перенести могилы умерших астраханцев, находившиеся вблизи оз. Промерного, в сторону Дальнезеленецкого озера. При перезахоронении постарались соблюсти все возможное, чтобы не оскорбить и так униженных людей. Не знаю, остался ли в Дальних Зеленцах кто-либо из потомков астраханских рыбаков, да и сохранились ли могилы первых переселенцев?

Строительство шло в бухте Оскара, на перешейке, представляющем собою огромное нагромождение серых валунов различных размеров. Еще сохранялся чудесный северный ландшафт с карликовой березой и т.д., но все это, несмотря на принятые меры, было довольно быстро уничтожено. Первые два дома срублены в Архангельске и в разобранном состоянии, в виде огромного количества нумерованных бревен, были доставлены на лесовозах в бухту Оскара. Эти дома за один летний сезон удалось собрать, что позволило в какой-то степени сохранить строительный коллектив для дальнейших работ, а также расширить научные исследования. К последним подключились гидролог Н.С.Уралов, планктонолог Г.В.Кречмар, альголог З.П.Тиховская, микробиолог Е.Л.Лимберг. Успешность научных исследований обеспечивалась моторно-парусным ботом «Академик Бэр», специально переоборудованным для научных целей. Из этих немногих слов, думается, видно, что все шло без каких-либо помех, весьма успешно. Ежегодно приезжали различные комиссии по проверке хозяйства, в том числе и из Москвы (бюджет для тех времен был большой), но ни разу каких-либо злоупотреблений и нарушений финансовой дисциплины констатировано не было.

Однажды, в самом конце 1938 г., для меня была создана совершенно нетерпимая обстановка со стороны начальника АХЧ ЗИН Агафонова. Поводом к этому, видимо, послужило то, что я позволил себе высказать в его адрес обвинения о присвоении части линолеума, принадлежащего станции (некоторое оборудование и снаряжение шло через ЗИН): другие причины трудно представить. Пришлось уйти с заведования станцией и передать все дела докторанту М.С.Зернову (сыну академика), работавшему под моим руководством на станции; к сожалению, я нередко жаловался академику на его неудовлетворительную работу, а этого делать, по-видимому, было нельзя. Пишу такие подробности лишь потому, что в этот ужасный период конца 30-х годов многие «дела» создавались искусственно, по чисто личным мотивам. В имеющемся у меня письме М.С.Зернова пестрят слова «враг народа», «вредительство» и т.д., и это в самый ужасный год — 1939. Все кончилось тем, что мне пришлось написать заявление об уходе из ЗИН по собственному желанию. Конечно, все происходило под сильным давлением самого Зернова, вспомнившего вдруг, что родители мои высланы и т.д.

Такой оборот дела был для меня катастрофическим: тогда на работу устроиться было нельзя. Случайно я встретился с заместителем директора ГГИ Ивановым, и все рассказал ему. Он связался с «Большим домом», и через 10 дней я был принят на работу в засекреченном институте. О своей довольно плодотворной работе в ГГИ в период с 1939 по 1945 годы включительно я расскажу отдельно: она была весьма далекой от первоначальных фаунистических изысканий.